Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 45 из 57

Сначала он подумал, что проклятие ухудшалось. Что ее присутствие, то, что он сохранил ей жизнь, единственной из Болотца, означало, что он заплатит цену.

Теперь он задумался, была ли она его спасением.

Дверь его комнаты распахнулась, Жуть даже не постучала и не попросила разрешения войти. Только у одной Жути была такая уверенность.

Он смотрел в зеркало, как она подходила. Одна из нескольких женщин-Жутей, хотя он не помнил, почему в поместье не было женщин. Он многое не помнил. Может, у Вивьен были ответы. Она точно помнила больше него.

— Мой король, — она покачивала заманчиво бедрами. — Ты от меня прятался.

Точно. Когда-то она казалась ему привлекательной. Они находили наслаждение друг в друге по ночам. Царапались когтями, кусались, сцеплялись рогами в схватке, пока один не превосходил другого.

Воспоминания теперь казались неприятными. Ее прикосновение было не нежным, а оскорбительным. Ее слова все время звучали с горечью, словно она пыталась унизить его. И он все равно не мог ее прогнать.

Она была обещана ему. У них было много общих воспоминаний. Она была такой же частью него, как и проклятие. Как бы он ни хотел от них освободиться.

Вивьен погладила грубой ладонью его щеку.

— Ты сам не свой в эти дни.

Он прикрывал губами зубы, пока говорил:

— Похоже, многие из нас меняются.

— Проклятие?

— Я ощущаю, что оно почти снято. Я не могу этого объяснить, как и не хочу беспокоить этот дар. Наш народ давно должен перестать страдать.

Он уловил перемену в выражении ее лица, как ее маска соскользнула. Она нахмурилась, стиснула зубы, гнев вспыхнул в глазах на миг, а потом пропал.

— Наш народ не страдает ни капли. Нам дали силу, мой король. Ты уже забыл?

— Я забыл многое за годы сражений.

И он устал. Так устал сражаться и планировать. Александр хотел несколько дней покоя. Эти месяцы с Амичией были лучшим временем, что он помнил.

— Александр, — сказала Вивьен, сев на его колено. Она провела ладонями по его рогам, спустилась руками и потянула легонько его за уши. — Алхимики снова позвали нас. Они скоро прибудут, и нас попросили провести бал. Что-нибудь роскошное в их честь. Я ответила, раз тебя не получилось найти.

Его желудок сжался от чего-то зловещего, похожего на страх.

— Ты сказала, что мы не должны проводить нечто роскошное, вроде бала.

— Я так не говорила. Алхимики звали. Мы — Жути. Мы им отвечаем, — она нахмурилась. — Бальный зал уже убирают. Я думала, ты будешь рад.

— Мы не проводили бал с… — он пытался вспомнить, но сидел не с Амичией. С Вивьен разум становился туманным, и поиск воспоминаний был как путь по зыбучим пескам.

— Очень давно, — она закончила за него. Вивьен склонилась, ее дыхание задело его губы. — Идем, мой король. Развлечемся, пока слуги работают?

Он чуть не склонился. Он чуть не подчинился ее чарам, как делал миллион раз. Но одно слово выделялось, и его спина напряглась.

— Слуги?

— У нас есть слуги, — ответила она со смехом. Она притянула его голову ближе к ее. — Александр, я скучала.

Он покачал головой, убирая ее ладони со своих рогов.

— Одной из тех слуг будет и человеческая женщина?

— Конечно, — Вивьен отклонилась от него, гнев сделал ее лицо уродливым и жестоким. — Она — слуга. Она даже говорила это сама за ужином.

— С Амичией нельзя обращаться как со слугой, какие бы глупости она ни говорила, — он резко встал, сбросив Вивьен с колен на пол. — Она была ранена, она не должна работать.





— Как по мне, она в порядке, — прорычала Вивьен с пола. — Ты забыл свое место короля, Александр. Тревоги за слуг не подходят для твоего положения.

Он пошел прочь.

— Как раз король так и делает, Вивьен. И я король не ради привилегий. Я — король для всех. Стоит это помнить.

Александр ушел из комнаты, не дав себе ничего добавить. Что-то агрессивное, о чем он пожалеет. Если кто и мог бросить ему вызов, то это Вивьен. Ее сдерживали лишь ее глупость и фанатическое доверие.

Как только она потеряет доверие, она попробует занять трон. И он не сомневался, что она сможет.

Он раздраженно пошел по коридорам к бальному залу, который оставался закрытым при его правлении. Он даже не помнил, как тот зал выглядел, только что там был балкон, на котором он мог видеть, как идут приготовления у слуг.

Будто Амичия была слугой. Как Вивьен посмела такое предложить? Хоть Амичия хотела, чтобы ее так видели, потому что чувствовала себя не на своем месте. Жути не были ее народом. Точнее, когда-то были, но теперь уже нет. И она ощущала себя ниже их. Она была меньше размером. И кто-то мог посчитать, что от этого она не была равно им, как бы он ни пытался доказать, что она была важной.

Он открыл дверь на балкон бального зала, и его мысли застыли. Бальный зал всегда был таким огромным?

На стенах когда-то были милые голубые обои, окна обрамляли золотые узоры, а между ними стены были в позолоченной резьбе. Потолок был огромной картиной с танцами ангелов и людей. Голубое небо, которое как-то выжило за годы без уборки, смогло остаться таким же ярким, как небо снаружи.

Жути не трогали эту комнату. Она была чистой, как когда-то давно. Он хотел вспомнить, как выглядело это место, когда оно процветало.

Один из Жутей взлетел к высокому окну и почистил его — он склонился над краем балкона — да, Жуть использовал кисточку из перьев для уборки. Он знал, кто дал его армии это оружие.

Но посмотрел. Александр искал среди слуг Амичию. Она шла по толпе, серое платье было поднято до колен, трость помогала ей двигаться. Она хромала, метла была в другой руке, пока она с улыбкой управляла Жутями.

Он хоть раз видел ее такой счастливой? Он не хотел портить момент, крича ей вернуться в комнату за книги. Хоть он не хотел, чтобы она была в крыле слуг или ощущала, что должна работать за комнату и еду… но ей нравилось.

Один из Жутей рядом с ней что-то сказал, Александр не уловил, но ее смех был громким, и он ощутил его костями. Она повернулась с метлой, словно танцевала с партнером.

И все. Простое движение, и воспоминание вспыхнуло за его глазами. Он стоял на этом балконе перед сотнями людей, и один был наряднее другого. Шелк и бархат кружились оттенками бежевого и золотого. Маски прикрывали лица, но он знал каждое так же хорошо, как себя.

Он стоял над ними, дышал дымом горящих свечей и духами женщин, от этого голова болела. Они все были ему дороги. И он гордился тем, что они создали вместе.

Для него? Бал был в его честь? Почему люди праздновали из-за монстра?

Воспоминание растаяло, и он увидел, чем стали люди. Платья с кристаллами стали серой кожей и крыльями как у летучих мышей. Жути балансировали крыльями, пока убирали. Он уничтожил всех людей, что были о нем высокого мнения.

Каждого.

Александр чуть не обернулся и ушел. Печаль в груди грозила проглотить его целиком, а ему не хватало сил страдать в тишине. Но он посмотрел на человеческую девушку, которая сняла покрывало с фортепиано и провела пальцами по клавишам.

Все Жути в комнате застыли и повернулись к музыке, звенящей как колокольчики. Один из них крикнул:

— Вы играете, мадемуазель?

Амичия улыбнулась и покачала головой.

— Нет. Я никогда не училась. Мой отец интересовался наукой, а не искусством.

Александр внимательно смотрел, как маленькая Жуть, которого Александр не пускал в атаку с остальными, подошел к Амичии. Он протянул ладонь с когтями и коснулся пальцем клавиш.

Что происходило? Жути не должны были помнить, кем были.

Но этот, хоть он был рядом с Амичией только во время уборки, выдвинул скамейку, сел за фортепиано. Он опустил пальцы на клавиши и заиграл.

Песня была и знакомой, и нет, хоть и кружилась в его голове, будто записанная. Чарующая мелодия, под которую он мог танцевать много зим назад.

Он посмотрел на Жутей в комнате, увидел, что все замерли. Некоторые закрыли глаза, другие покачивались. Они словно тоже вспомнили эту мелодию.