Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 28 из 57

Он все еще не объяснил, что делало ее другой. Даже Бернард не знал ответа. И ей нравилось думать, что ее слуга был хоть немного счастлив рядом с ней.

Она не была уверена насчет остальных.

Они миновали одного из Жутей, нового. Черты были знакомыми, изящнее, чем у других Жутей. Женщина? Ее грудь была плоской, как у остальных, тело — мускулистым, а ноги изогнуты не в ту сторону. Но было что-то женственное в ее походе.

Пока они шли мимо, Амичия поймала взгляд существа, надеясь, что получит реакцию. Если это была одна из женщин, которых она пыталась спасти, она должна была злиться на нее. Амичия заставила их бежать. Может, у них был другой план для спасения. Может…

Она ничего не увидела в глазах этой Жути. Она не тряхнула крыльями, не скрипнула зубами, было только странное любопытство.

Она не помнила Амичию. Она помнила лишь несколько дней со своего рождения. И все.

Ее сердце болело от печали. Даже если это не была одна из тех женщин, эта Жуть не знала, кем была раньше.

Никто из них не знал.

Бернард остановился у двери, что раньше могла быть красивой. Кусочки золотой краски облетели с поверхности. Остатки краски мерцали на полу. Голубые обои раньше украшали коридор, но осталось лишь несколько полосок, трепещущих от ветра. Другие свисали как увядшие цветы к полу, потрепанные без ухода.

Он смахнул кусочек краски с деревянной двери.

— Это будет твоя комната, мадемуазель.

— Моя комната? — повторила она, в смятении хмурясь. — У меня нет комнаты. Я с тобой на кухне.

— Господин больше не хочет, чтобы ты жила в крыле слуг. Он сказал, что тебе давно пора получить свою комнату.

Она не хотела свою комнату. Хозяин поместья подумал о таком? Амичии нравилось общество Бернарда, травы, запах готовящейся еды. Это напоминало о доме, который она оставила, и от мысли о котором все еще болело в груди.

Ее сердце пропустило удар от возможности остаться… одной. Она сжала крепче костыли, уставилась на Бернарда, словно он мог помочь ей или изменить ее судьбу.

— Моя комната? — повторила она.

Может, в его взгляде в этот раз было сожаление, хотя она не была уверена. Было все еще сложно читать эмоции на этих каменных лицах.

— Мадемуазель, прошу.

Возражений не было. Существовал приказ, и она останется в этой комнате, хотела она того или нет.

Часть нее хотела пойти к залу, вызывая хозяина поместья. Короля Жути. Он не заслужил этого титула, она его не уважала. Ему нужно было знать, что она злилась, и она не собиралась слушаться его приказов.

Логическая сторона ее мозга напоминала ей, что она все еще была сломана. Все еще ждала, пока все заживет, искала тут свое место, потому что уйти было некуда.

Жути кормили ее. Одевали ее. А теперь давали ей безопасное место, а она все еще неблагодарно боялась их. И почему? Потому что они были чудищами из книг сказок, убивающими людей?

Но они не убили ее.

Она выдохнула, кивнула и открыла дверь. Она могла спорить в коридоре до посинения, но это было бы пустой тратой времени. У Бернарда была работа, это освободит его время.

Дверь открылась на ржавых петлях, скрипя, как калитка кладбища. Но комната за ней была… красивой. Когда-то.

Пол был из белого мрамора, как и всюду в поместье. Обои когда-то были лавандовыми, но выцвели до бледно-серого. Крохотные цветочки поднимались по стенам, одни были нарисованными, другие тянулись от половиц и цвели на лозах.

Диван был укрыт белой простыней, рядом стояли шкаф и трюмо. Большая кровать со столбиками стояла в центре, тонкая ткань полога трепетала от ветра, проникающего в разбитое окно с позолоченной рамой.

Она посмотрела на потолок и попыталась сдержать рот закрытым, поражаясь милым картинам женщин и ангелов, отдыхающих в саду. Нарисованные руками, картины были единственным, что осталось чистым, со дня создания комнаты.

Это была комната аристократки. Не простолюдинке, вошедшей в поместье без разрешения.

— Зачем он дал мне эту комнату? — спросила она. — Это слишком красиво для такой, как я.





Бернард фыркнул.

— Это слишком красиво для нас. Мы такое уничтожим за миг.

— Уничтожите? — она напоминала попугая, но Амичия не могла перестать повторять его слова.

— Жутям удобнее в гнездах, — ответил Бернард. — Это… слишком аккуратно. Мы предпочитаем обломки мебели на полу, чтобы уложить их лучше.

Это объясняло, почему почти все поместье было разгромленным. Жути предпочитали гнезда? Как птицы? Она ни разу не видела, как они спят, так что и вообразить не могла.

Она мало знала об этих существах. Они пугали ее, да, но их загадочность и непознанные уровни интриговали ее. Жаль, у нее не было времени изучить их повадки без их ведома. Тогда она смогла бы описать свои открытия и оставить их в библиотеке.

Бернард указал на шкаф под большой простыней.

— Там еще должны быть вещи. Господин сказал, что что-нибудь может тебе подойти, и это будет приличнее твоей нынешней одежды.

Амичия посмотрела на штаны и полоски бинтов на груди. Господин был прав, но тут не было людей. С каких пор Жутей волновала одежда? Почти все они были лишь в набедренных повязках.

— Я… эм… — лепетала она, подбирая слова, но язык не слушался. Амичия кашлянула. — Я в смятении.

Бернард хмыкнул под нос нечто, похожее на «Как и все мы», но она не успела уточнить, он ушел и закрыл за собой дверь со стуком.

Она осталась одна. Впервые с тех пор, как перестала убегать от Жутей.

Амичия не знала, что делать с неожиданной тишиной. Она окружила ее будто физически, улыбаясь призраком из теней, ожидая, когда она расслабится, чтобы кошмары выбрались из-под кровати.

Ее отцу понравилось бы это приключение. Все тут было для такого изобретателя, как он. Он стал бы искать в этой комнате и других скрытые тайны. А если бы их не было, он создал бы их чтобы Жути не посчитали его ненужным.

Слезы жалили ее глаза, мешая видеть, и все формы расплывались. Она скучала по нему. Так сильно, что порой было сложно сосредоточиться, когда его призрак появлялся в ее голове и шептал правду ей на ухо.

— Я пытаюсь быть храброй, отец, — прошептала она. — Какой ты и хотел, чтобы я была.

Но это было сложно. Даже сложнее, когда было не на что отвлечься. Только она, ее мысли и иглы воспоминаний.

Она шмыгнула носом и прошла по комнате к шкафу. Она сорвала белую ткань и смотрела на бело-золотой шедевр под ней. Даже шкаф в поместье был покрыт золотыми листьями на идеальных лозах, вырезанных на каждой полке.

Она потянула за выдвижной ящик. Он разбух давным-давно от влажности, не поддавался, и она надавила всем весом.

Король Жути был прав. Шелковые платья наполняли шкаф, хотя она не была уверена, что их носили в последние пару сотен лет. Она не видела такой стиль в Болотце.

Амичия вытащила одно, тряхнула, и длинная юбка развернулась до пола. Настоящий шелк. Ткань мерцала в тусклом свете, как луна на воде.

— Это слишком для такой, как я, — прошептала она. Но платье было милым…

Одна из дам, мисс Абернати, жившая по соседству, имела такую ночную сорочку. Или похожую. Амичия видела ее наряд лишь раз, когда она приходила одолжить немного молока. Мисс Абернати еще не переоделась, и Амичии она показалась прекрасной в этом наряде. Как ангел или фейри, парящая по саду.

Она задумалась, что случилось с ее соседями. Она не думала обо всех, только о Болотце в общем, словно люди были одним существом. Но обратили ли прекрасную мисс Абернати в Жуть? Или она сгорела в пожаре, устроенном Амичией?

Дыхание в легких стало холодным, воздух прилипал к горлу, посылал осколки льда по венам. Ей нужно было отвлечься, или вина снова всплывет на поверхность.

Она сделала, как велел отец, хотя он мог знать, что ее душа будет запятнана навеки. Не важно. Город все равно разбили бы. Их превратили бы в монстров, которые уже не знали, кем были. Вместо этого они сгорели.

Какая ужасная смерть.

Амичия тряхнула шелковым платьем, возвращаясь мыслями в настоящее и заставляя себя отогнать такие мысли. Она могла примерить платье. Хуже не будет. Она ощутит шелк на исцеляющемся теле, притворится хозяйкой поместья на пару мгновений.