Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 11

К тому времени, когда Петрозино приехал в Буффало, жена Мадониа уже знала о том, что случилось с ее мужем.

Малопристойное издание New York Journal, связей у которого было побольше, а кошелек – потолще, чем у любой другой газеты в Нью-Йорке, получило рассказ о поездке Петрозино в Синг-Синг от источника в полицейском управлении сразу, как только итальянец позвонил с отчетом. Срочная телеграмма внештатному корреспонденту – и вот тем же вечером репортер в компании местного районного полицейского прибыл к месту проживания Мадониа в двухэтажном деревянном доме. Они обнаружили старшего из детей убитого – 21-летнего Сальваторе. Он сидел во дворе и наслаждался весенним воздухом.

Чувство такта Гарри Эванса, полицейского из Буффало, было весьма ограниченным. Представившись, он прямолинейно заявил:

– Полиция Нью-Йорка полагает, что итальянец, которого нашли с перерезанным горлом, – ваш отец.

– Я ничего не знаю об этом, – осторожно ответил Сальваторе.

– Ваш отец дома?

– Мой отец в Нью-Йорке, мы ждем его домой через несколько дней.

Эванс гнул свое:

– Знаете ли вы, жив ваш отец или нет?

– Думаю, жив.

Только когда репортер передал молодому Мадониа фотографию его отца в нью-йоркском морге, опубликованную в New York Journal, тот наконец осознал, что́ произошло. Потрясенный, сын убитого разрыдался и в слезах убежал в дом в поисках семейного портрета. Когда он поднес одну фотографию к другой, сомнений не осталось: на обеих был изображен один и тот же человек.

– Вам лучше войти, – сказал юноша.

Петрозино прибыл в дом Мадониа на следующее утро. Вся семья была в трауре, а жена погибшего лежала в постели. Люси Мадониа чувствовала себя нездоровой еще до того, как до нее дошла новость о жестоком убийстве ее мужа. Сейчас она выглядела больной и значительно старше своих сорока двух лет.

Прошло много времени, прежде чем Люси признала, что ей было известно, чем занимался ее муж. Он был простым каменщиком, продолжала она утверждать в ответ на расспросы Петрозино, и никогда в жизни не попадал в беду. Да, Бенедетто делал все, что мог, для того чтобы помочь ее брату, когда они узнали о том, что его посадили в тюрьму. Он срочно поехал в Нью-Йорк на встречу с адвокатом, затем в Синг-Синг – навестить ди Приемо. Но его целью было просто сделать запрос на перевод шурина[23] в тюрьму в Эри, штат Пенсильвания, где членам семьи было бы значительно удобнее навещать узника.





Петрозино стоял на своем. У него имелся опыт ведения допросов, и он знал, когда сто́ит придержать информацию, а когда пустить ее в ход. К тому времени, когда он выложил все, что было известно о Бенедетто полиции и Секретной службе, Люси Мадониа ничего не оставалось, как признать, что ее муж был знаком с группой сицилийцев в Нью-Йорке. Ради них он «пустился в путь», добравшись на поезде от Питтсбурга до Чикаго, а оттуда – до Буффало. Что́ именно Мадониа делал во время этих визитов, Люси, по ее словам, не знала, но сотрудники Секретной службы, которым Петрозино представил ее показания по возвращении на Манхэттен, узнали один из излюбленных маршрутов фальшивомонетчиков. Это вполне согласовывалось с информацией неизвестного автора письма о том, что у себя на родине, на Сицилии, Мадониа был осужден за подделку бумаг.

Миссис Мадониа сообщила Петрозино еще кое-что. Ее брат, ди Приемо, писал ей более месяца назад о том, что он в беде. Вскоре после этого он телеграфировал о том, что ему срочно нужны деньги. Ее муж достал откуда-то тысячу долларов – большую сумму, которую он не рискнул отправить напрямую. Пока ди Приемо ожидал приговора в кутузке, Бенедетто отправил конверт знакомым в Нью-Йорк. К деньгам была приложена записка с инструкцией получателю: взять наличные и передать их человеку в салуне на Принс-стрит.

То, что последовало за этим, как полагала Люси, и привело ее мужа к гибели. Его дружки успешно получили деньги, но не сделали ничего, чтобы помочь ди Приемо, – ни наняв адвоката, ни использовав наличные для оказания влияния на ход дела. Не вернули Мадониа и неизрасходованные деньги. Запросы, а впоследствии и письма с мольбами не возымели никакого действия. В конце концов каменщик из Буффало решил, что единственная возможность вернуть деньги – приехать в Нью-Йорк лично.

То, что миссис Мадониа добавила затем, заставило Петрозино вздрогнуть. Был один человек, сказала вдова, который должен знать, почему убили Бенедетто. Ее муж упоминал его имя лишь однажды, когда они обсуждали, как помочь ди Приемо. Некий Джузеппе Морелло, прошептала Мадониа, был главой «большого общества, тайного общества, членом которого являлся и он сам, но Морелло был против него и не сделал бы ничего, чтобы помочь ее брату».

Петрозино знал, что это означало. Это означало, что калека Морелло не был простым фальшивомонетчиком с безжалостным нравом.

Он был кем-то гораздо более опасным. Он был главарем нью-йоркской Мафии.

2. Уважаемые люди

Мафия, как и сам Джузеппе Морелло, родилась на западе Сицилии в 1860-е годы. Она укоренилась и оформилась на земле совершенной красоты, мучительной нищеты и частого насилия, внедрившись в самые основы бытия острова, пока не стала оказывать пагубное влияние практически на все области жизни сицилийцев. Она сделалась – почти на целый век – наиболее богатой и наиболее успешной преступной организацией в мире. Тем не менее в ее основе таились огромные противоречия.

Мафия была тайным обществом, о существовании которого было известно каждому мужчине и каждой женщине на острове. Название общества знали десятки тысяч человек, но его члены никогда не произносили это слово вслух. Общество выступало за справедливость – во всяком случае, так было обещано посвященным – в тех местах, где справедливость было трудно отыскать, но в реальности оно действовало рука об руку со знатными землевладельцами, угнетая обездоленных крестьян Сицилии. Оно почитало честь, но жаждало наживы. В Нью-Йорке общество утверждало, что предлагает поддержку простым иммигрантам. Правда же заключалась в том, что еще в 1920 году его жертвами становились исключительно представители итальянской общины.

Мафия расцвела на почве насилия. Ее наводящая ужас репутация как на Сицилии, так и в Соединенных Штатах основывалась на извечной готовности убивать: мужчин, женщин, детей – всякого, кто встанет у нее на пути. Ее невинные жертвы – предприятия, у которых вымогали деньги, родители детей, похищенных с целью получения выкупа, неудобные свидетели, которые видели или слышали больше, чем положено, – все знали, что мафиози неизменно претворяли свои угрозы в жизнь и неосторожное отношение к ним имело катастрофические последствия. Было и еще одно обстоятельство, придававшее всему этому дьявольский оттенок. С первых дней Мафия заботилась о развитии хитроумной сети деловых отношений с людьми, ответственными за борьбу с ней. Полиция была подкуплена. Землевладельцам оказывали необходимые услуги. Политикам показывали, насколько полезной может оказаться в период избирательной кампании группа беспощадных преступников. Таким образом братство, основой существования которого было навязывание услуг по защите, обеспечивало защиту самому себе. Настоящая причина, по которой Мафии боялись – и поэтому выполняли ее требования, подчинялись ее приказаниям, – была не просто в том, что она убивала. Причина была в том, что она оставалась безнаказанной. Она убивала, и это сходило ей с рук.

Для того чтобы понять, как и почему возникло это смертоносное общество, нужно понять историю Сицилии, поскольку она была единственным местом, где могла зародиться Мафия. Остров, расположенный у носка итальянского «сапога», всегда был уникален. На протяжении тысяч лет он являлся жизненно важным пересечением торговых путей, которые шли через Средиземное море на север, юг, запад и восток, и его стратегическое значение оказывалось причиной многочисленных войн за обладание им, начиная со времен Древнего Рима. В разное время Сицилией правили греки, арабы, норманны, властители Священной Римской империи, французы и арагонцы, и все они безжалостно эксплуатировали ее народ. Относительно недавно, в середине восемнадцатого века, остров сделался владением неаполитанских Бурбонов, младшей ветви испанской королевской семьи, которые правили хрупким Королевством обеих Сицилий, доставшимся в наследство от старшего поколения королей. Это государство Бурбонов состояло из южной половины материковой Италии и собственно острова. То, какая из этих областей имела бо́льшую важность, никогда не вызывало сомнений. Короли жили и правили в Неаполе, крупнейшем городе во всей Италии, и посещали островную часть королевства не чаще чем раз в десять лет. Проще говоря, даже в Королевстве обеих Сицилий сама Сицилия считалась местом далеким, неспокойным и варварским – пусть ценным своими доходами, но слишком суровым и слишком «деревенским», чтобы приличествовать королю.

23

Чтобы читатель не запутался, поясняем: Мадониа – зять (муж сестры) ди Приемо, а ди Приемо, в свою очередь, – шурин (брат жены) Мадониа. По-английски и тот, и другой обозначаются просто: brother-in-law. – Примеч. ред.