Уникум

Вот такие были в классе дела! А на следующий год их попытались разделить на две части, одну перевести в другую школу.

И ещё – редкостный случай. Председателя комитета ВЛКСМ школы утверждали в комитете района. Был в школе выбран Аптерман – русский. Его там отклонили. Вторым был Славутин – еврей. Но его – то и утвердили. Так Славутин и был председателем в школе весь год.

Все годы Владимир учился на одни пятёрки, получал похвальные грамоты. А по окончании пятого класса сделали снимок отличников класса. Он сохранился. На нём Владимир – среди пяти девочек (См. Фото 4. Отличники класса. 5-й класс.).

Фото 4. Отличники класса. 5-й класс, перед войной

Этот снимок Владимир повесил дома на стене. Он пригласил к себе Изю и попросил его сделать отдельный снимок одной из этих девочек, в которую он был очень влюблён. Изя пообещал ему выполнить эту просьбу.

Но грянула война, и Владимир и Изя больше не виделись. Изя погиб на фронте.

Позже Владимир нашёл его имя в интернете, среди имён погибщих на войне.

А имя сына дяди Пети он нашёл в числе имён на памятнике на братской могиле в Овидиополе.

Получив похвальную грамоту в 1941 году, Владимир с детским садом мамы выехал за город. Это было Тюресово, место севернее Ленинграда, до того принадлежавшее Финляндии и отвоёванное у неё, чтобы граница была подальше от Ленинграда.

На выходной к ним приехал отец Владимира, и 20 июня они вдвоём отправились на прогулку. Они долго осматривали оборонительную линию Манергейма, построенную финнами и теперь ставшую советской. По ходу дела они сфотографировали друг друга.

А когда их встретила мама Владимира, она сообщила, что сообщили, что началась война.

Они сразу вернулись в Ленинград.

Не зная толком, что делать, их с тем же детским садом отправили в Валдай, место посредине между Москвой и Ленинградом, на том же уровне, что и Бологое, но на восток от него, на берегу Волги.

Там они были меньше месяца. Когда стало ясно, что надо возвращаться в Ленинград, за ними приехал отец Владимира, и они сразу поехали в Ленингад.

В Бологом их погрузили в товарный вагон. А пока состав ещё стоял, рано утром, на него напали немецкие самолёты и обстреляли состав. Было очень страшно, но обошлось без жертв. Владимир с папой спрятались в ваеоне, а мама с испугу выскочила из него и побежала.

После этого они вернулись в Ленинград. после чего, спустя немногим больше месяца, началась блокада.

За это время Владимир сделал снимки свой и отца, которые потом сохранились.

За это время были два пожара, о которых стоило рассказать.

Первый был в Госнардоме. Это было хорошее место отдыха, рядом с зоопарком. Самыми замечательными в нём были "Американские горки". Это было большое сооружение, состоявшее из искусственных гор, по которым были проложены рельсы. Были и туннели. По этим рельсам двигались открытые вагонетки с дюжиной пассажиров.

Нечто похожее, но поменьше, было ещё и в ЦПКО им. Кирова, в парке.

А в Госнардоме, вскоре после начала войны, были выставлены два самолёта, советский истребитель и трофейный немецкий бомбардировщик. И так выглядело, что война будет недолгой и успешной для Советского Союза. Посетителей было много.

А вскоре после этого ночью жильцы дома, в котором жил Владимир, увидели тень одного флигеля на другом от яркого света от большого пламени и другого района города. Это был свет от пламени пылавших "Американских горок". Очевидно, они воспламенились от зажигательных бомб и сгорели.

Другой пожар был – Бадаевских складов. Это были большие продуктовые склады. От этоо пожара было облако дыма на всё небо. Были они на северной окраине города. А дым от них был виден в городе отовсюду.

Понятно, что сгорел большой запас продуктов, которые очень пригодились бы в блокаду.

Владимир пережил всю блокаду. О ней он написал воспоминания. Книга была издана и получила много положительных отзывов. Она даже вошла в Публичную библиотеку Ленинграда и библиотеку Конгресса Вашингтона, и не только.

А здесь ограничимся перечислением самого-самого яркого.

Когда началась блокада, случалось самое невероятное.

Радиоприёмник, доставлявший им много удовольствия до войны, теперь пришлось сдать. По радио передавали из-за границы передачи на русском языке. А кроме того, могли ещё и держать связь различного рода деятели. Вот и запретили иметь их у себя дома.

А ружья были у отца до войны и после неё, до его ареста, одно лучше другого, двустволки, начиная с тульской и кончая немецким "Зауэр три кольца". Но в его арест ружьё не конфисковали. Оно было уже совсем уникальное, – бельгийское, одноствольное, пятизарядное, – автомат, да ещё и с красивой инкрустацией на прикладе. И когда Владимир и мама принесли его в комиссионный магазин, встретивший их продавец с нескрываемым удовольствием воскликнул: "Наконец – то! Долго мы его ждали!" Взяли они его всего за 120 рублей! И продавец тут же спрятал его под прилавок. Совершенно ясно, что его потом продали по спецзаказу и за большие деньги. Но я отвлёкся.

Когда начался голод, Владимиру так повезло, что один из мальчиков во дворе, уже испытывавший голод, отдал ему за еду полный набор больших листов карты Европейской части России. Эти листы Владимир прикрепил на стену в их комнате, так. что они заняли всю свободную стену над оттоманкой, ту самую, которая зимой покрывалась инеем..

На этой карте Владимир в течение всей войны отмечал линией с флажками на иголках линию фронта. Это было тоже уникально и очень важно для них.

А теперь – тяжёлые факты из той жизни.

Одна женщина на улице наступила неудачно на крышку люка и провалилась в него. Люк был без воды. И она стояла в нём во весь рост, но выбраться никак не могла, ибо не доставала руками до его верха. Столпились прохожие, но помочь ей тоже не могли. Продолжалось это долго, пока её всё-таки не спасли.

В другом случае одна из живших в доме Владимира, в его комнатном флигеле, – а в его пятиэтажном доме их было четыре разных, – замёрзла и решила согреться горячим утюгом. Произошло воспламенение, и она сильно обгорела. Жильцы, в том числе и Владимир, приходили смотреть.

Когда на улице перед их домом взорвалась бомба, Владимир успел переьежать через эту улицу с вёдрами воды в руках, поставил вёдра под аркой дома, влетел в квартиру и бухнулся на пол. Так он спасся. А другие трое, тоже бывшие на улице, погибли. А с ними погибла ещё и лошадь, и была разбита грузовая машина.

Этот взрыв сильно подействовал на жильцов дома. А одна из них, жившая в большой отдельной квартире на третьеи этаже, после этого взрыва долго выбрасывала в окно во двор все вещи, а потом и выбросилась сама, и разбилась насмерть. Это наблюдали тоже жильцы дома, но спасти её не смогли.

После прорыва блокады был торжественный салют, 24 залпа из 30 орудий. Владимир узнал об этом поздно, но успел подняться на чердае дома, и из окна чердака под крышей видел весь салют.

А весной, когда всё уже так выглядело, что победа близка, но блокада ещё не была снята, именно 1 мая, утром, отец Владимира брился, в крышу дома попал снаряд и снёс всю крышу, так что она веером слетела на мостовую улицы и накрыла её большой участок. А стёкла в квартире опять вылетели, и их опять пришлось вставлять.

Третий случай, когда им опять пришлось вставлять стёкла, был уже после войны, когда отец Владимира вернулся из лагеря строгого режима и им, вместо их трёхкомнатной квартиры, дали двухкомнатную, и тоже в ужасном состоянии, – с выбитыми стёклами, – и их собака прошла по этим стёклам и рассекла сухожилие на лапе.

Закончу о блокаде. Когда она была снята, почти полгода до окончания войны, тоже был торжественный салют с Петропавловской крепости. И на этот раз Владимир его наблюдал в толпе на Стрелке Васильевского Острова.