Страница 1 из 14

Александр Кравцов. Жизнь театрального патриарха

Соколов Александр Алексеевич

Александр Георгиевич Соколов

Предисловие

Эти стихи написал Гавриил Романович Державин, тот самый, что «в гроб сходя, благословил» гений Пушкина на лицейском экзамене. Написал за два дня до смерти. Верно, чувствовал приближение вечности.

А вспомнились они в связи с лежащей перед вами книгой. Книгой про человека, о котором говорили, что это «Леонардо да Винчи». Сам он писал о многомерности своего творчества:

Некоторые даже называли его гением. Другие парадоксально заявляли, что его личность крупнее его произведений. Но все признавали его неординарность.

Автору повести его жизни неведомо, как отзовётся имя Александра Михайловича Кравцова в будущих поколениях. Возьмут ли его в своё будущее актёры, писатели, поэты, вообще жители нашей громадной державы. И оно останется в культурном пласте России.

А.М. Кравцов в роли Леонида Павлова в спектакле «В поисках радости» по пьесе В. Розова. Театр «Современник». Начало 1960-х годов

Или незаметно, за быстротекучестью жизни тихо забудут о нём и его творениях. И оно растворится в забытом прошлом.

В любом случае автора сей книги двигали душевный порыв и человеческое стремление собрать и обобщить сведения о его жизни, его творчестве, его судьбе. И желание не оставить это имя в небытии.

Автор знал Александра Кравцова более сорока лет и ни разу, ни один день, ни одну минуту не скучал от общения с этой духовно богатейшей фигурой. Как ни парадоксально, но и помолчать рядом с ним было интересно. Сама его личность сильно воздействовала на тебя. Один незаурядный дипломат, ныне покойный, после знакомства с ним в скромной квартирке на Сущёвке, сказал: «Кажется, эта комната тесна для него». Имея в виду масштаб личности.

В молодости Александра Кравцова, увидев в спектакле «Современника», пригласил сняться у него в кино классик итальянского неореализма Джузеппе де Сантис. А тот с огорчением отказался, не желая подводить товарищей по театру, ибо нужно было уехать на съёмки на несколько месяцев. Порядочность была для него важнее собственной выгоды и славы.

Он никогда не занимался строительством своей карьеры. Это для него было не столь интересно. Он всю жизнь работал на карьеры других.

Даже когда его приглашали на телевидение, он был очень избирателен. Несколько раз выступил у Андрея Малахова, у Михаила Швыдкого. Но в основном отказывался, считая большинство этих передач низкого уровня, «на потребу толпы». Со временем его приглашать перестали. О чём он не жалел.

Больше времени он старался тратить на творчество – писал, репетировал, организовывал неповторимые творческие вечера в Центральном доме работников искусств.

Бо́льшая часть его прозы автобиографична, даже документальна. Автор этой книги и многие его ученики, друзья, знакомые не раз слышали за долгие годы общения рассказы о его детстве, войне, юности, ГУЛАГе, встречах с великими мира сего. И видели, читая его книги, как эти рассказы преобразовываются в художественные произведения. Они тоже почти документальны. Хотя Алёша Чебрецов в его повестях, казалось бы, лирический герой, но на самом деле по фактам и мыслям, изложенным на бумаге, он документален. Это сам Александр Кравцов. Укрывшись за образ, легче исповедоваться в прозе.

Поэтому автор этой биографии обильно приводит большие отрывки из его прозы. Но только в том случае, если наверняка знает, что эти факты и события документальны. Причина лежит на поверхности – талантливый писатель о себе напишет лучше и точнее, чем о нём же кто-либо другой. Иногда даются ссылки на конкретные рассказы и повести, иногда таких ссылок нет. Текст Александра Кравцова просто идёт в едином повествовании его жизни. Где автор точно знает, кто скрыт за тем или иным персонажем, он позволяет себе, за давностью лет, поставить истинное действующее лицо. Это надо иметь в виду читателю.

В заключение хотелось бы повториться ещё раз. Нам, современникам, неведомо, кого будут помнить и ценить будущие потомки. Неведомо, будет ли человечество существовать, к примеру, через миллион лет, будут ли там имена Шекспира, Толстого, Данте. Цель автора скромнее. Поведать о необыкновенной личности и дать ей жизнь хотя бы на несколько будущих десятилетий.

И небольшое техническое примечание. Поскольку многоточие (…) часто бывает авторским, при обозначении сокращения текста писателя в книге иногда использовался другой знак – (..) две точки.

Истоки

Город Берн – столица Швейцарской Конфедерации, расположен на реке Ааре. Жители Берна считают его самым красивым городом Швейцарии. Он – объект всемирного наследия. Его часто называют городом фонтанов, их здесь более ста, и большинство относятся ещё к XYI веку. Славится он старинными церквами, аркадами, башнями и, конечно, знаменитым Бернским университетом.

В начале 20-го века тут бурлила международная жизнь: эмигранты из многих стран Европы – политики разных мастей – оседали в этой вечно нейтральной стране. Немало было их из Российской империи.

Но не только эмигранты. Многие молодые юноши и девушки мечтали получить здесь блистательное европейское образование…

И, представьте себе, в начале XX века, тайно сбежав от родителей и устроив фиктивный брак с одним молодым человеком, обрусевшая гречанка Таня Кравцова приехала в Берн с намерением получить диплом юриста, так как в России женщинам путь в юриспруденцию был закрыт. Но эта девочка (ей не было и четырнадцати) с рождения была упряма и целеустремлённа. Она, если ставила себе цель в жизни, непременно её добивалась.

Вот как описывает этот период жизни матери в своей книге «Перепады. Война, война – судьбы истоки» Александр Кравцов (надо заметить, что прообразами лирических героев явились: Алёша Чебрецов – это Саша Кравцов, а Татьяна Чебрецова – это Татьяна Константиновна Кравцова, его мать, родилась 16 января 1891 года; хотя повести художественные, однако события в повестях книги документальны; в квадратных скобках даны пояснения автора):

«Смазливая девчушка-подросток была редкостно упряма в независимых поисках будущего… Женщиной-ребёнком она выглядела долго, лет до тридцати пяти… Даже с высоты зрелого опыта ей не удавалось объяснить, откуда в гимназистке последнего класса поселилась маниакальная целеустремлённость к юриспруденции. В России тех лет даже сумасшедшие не представляли себе женщину в роли присяжного поверенного или, чего доброго, – судьи и прокурора!

В благонравной семье крупного промышленника [Кравцова], с бородой митрополита, не только родители, но обе сестры [Тани Кравцовой] и три брата из четырёх решительно не разделяли её бредовых мечтаний. А тот, кто одобрял, сам был возмутителем семейного спокойствия – его влекло в бездну революции…

На её взгляд, мессы стоил не только Париж, но любой город Европы с солидным университетом. Выучиться сначала там, затем подать прошение на высочайшее имя, то есть самому государю, экстерном блеснуть на юридических факультетах Санкт-Петербурга или Москвы и тем доказать свои права на помощника присяжного поверенного… Нет-нет, её голова никогда не кружилась от воображаемых аплодисментов толпы!