Страница 4 из 20
Я не смогу так. Не смогу его ни с кем делить. Мне уже физически больно от одной мысли, что у какой-то женщины есть все права на моего мужчину.
Да, именно так – МОЕГО! Пусть самонадеянно, эгоистично, глупо, нагло… Пусть! Я устала бороться с собой и своим сумасшедшим, истосковавшимся, никому не нужным сердцем.
Сердцем – тираном, сердцем –собственником, впервые почувствовавшим что-то своё, и готовым это «своё» выгрызать зубами, превратиться в чёртова Голлума, укравшего у всего мира свою «Прелесть», и потерявшего в ней самого себя.
Я уже теряю, переступая через дружбу, порядочность и гордость. Меня ломает, бросает из стороны в сторону. С одной: я не хочу предавать единственную подругу, не хочу быть той, кто разрушит её семью, так же, как не хочу использовать парня, который в меня влюблен. Я до ужаса боюсь последствий, когда правда вскроется. Но с другой – есть просто он – мой мужчина, без которого мне пусто в огромном, бескрайнем мире среди семи миллиардов людей. Задыхаюсь я без него, с ума схожу, на стены лезу.
Когда я шла к нему сегодня, мне казалось, что я смогу быть с ним на любых условиях, лишь бы только быть, становиться ненадолго частью него самого. Я правда думала, что мне хватит этого модного «без обязательств». Я ведь привыкла довольствоваться тем, что есть и думала, что с ним тоже смогу. Но увы. Не могу. Мало мне. Отчаянно мало.
Внутри меня, под ребрами, уродливой кляксой расползается бездонная, ненасытная потребность быть единственной. И я знаю, что с каждой встречей она будет отвоевывать все больше пространства: орган за органом, принцип за принципом, опуская меня на самое дно, лишая рассудка. Превращая меня в гнойную язву, в нарыв, отравляющий все вокруг.
Я уже отравляю и мне страшно. У меня такой сумбур внутри, что я готова «прикалываться», «вы*бываться», манипулировать, истерить – да пусть называет, как хочет, лишь бы он хоть на чуть – чуть, на самую малость прочувствовал, как невыносимо больно мне любить его, и слышать, как само собой разумеющееся, «Не разведусь». Пусть поймет, попробует на вкус, каково это делить того, кто должен быть только твоим…
Поэтому вместо того, чтобы поддаться эмоциям и послать Сереженьку с его наездами, куда подальше, неимоверным усилием воли подавляю клокочущую в каждой клетке ярость и, закинув ногу на ногу, сажусь напротив, любезно поясняя в той же форме, в какой он просвещал меня на кухне той, кошмарной ночью:
– Нет, Серёжа, это называется «закономерность»: когда хочешь усидеть на двух стульях, будь готов к тому, что кто-то займет пустующие половинки.
У него взлетает бровь, а на губах расплывается кривая усмешка.
– Да ты что? – тянет он издевательски и, помедлив, жестко добавляет. – А ты, случаем, не ох*ела ли?
От тона его голоса и похолодевшего взгляда у меня внутри все обмирает, но я стараюсь не подавать виду.
– Ровно настолько же, насколько и ты. Так что играть мускулами и рычать альфачом несколько неуместно, тебе не кажется?
– Рычать альфачом? – вырывается у него смешок, а потом он и вовсе начинает ржать, отчего мои щеки обжигает смущением.
– Ну, а как это назвать? – деланно пожимаю плечами.
– Ну, уж точно не так, – отрезает он, в миг посерьезнев. – Ты, кажется, не догоняешь, Насть. Дело не в ревности и всякой собственнической херне. Если ты собиралась сыграть на этом, то спешу тебя разочаровать – я на это не поведусь. Я не собираюсь прогибаться ради твоих вы*бонов. И не потому что я альфач или как ты там это зовешь. А потому что я не твой цепной пес, которого ты будешь дергать за ошейник всякий раз, когда тебе что-то не по душе! Не готова мириться с ситуацией? Дверь там, – кивает он в сторону прихожей, отчего к горлу подступает колючий ком, а глаза начинает предательски щипать.
– Вот так просто, да? – усмехаюсь сквозь слезы.
– Нет, не просто, но танцевать на моих нервах ты не будешь! Моя жена и твой додик – это не одно и то же! – чеканит он, повышая голос. А у меня окончательно срывает планки.
– А в чем разница? Тебе с ней удобно, мне – с ним.
– Дуру не включай! – рявкает он, белея от гнева, но мне уже все равно. Слишком больно.
– О, не волнуйся, не буду! Просто иди в жопу со своей женой и условиями! – выплевываю зло и подскочив, спешу на выход. Однако не успеваю сделать и нескольких шагов, как Долгов резко хватает меня за капюшон толстовки, и со всей дури дергает на себя, отчего ткань врезается в горло, вызывая удушье. Закашливаюсь, теряясь на мгновение. Он же разворачивает меня вокруг своей оси, и чуть ли не пинком толкает обратно на диван. Охренев от такого обращения, моментально, словно ужаленная, подскакиваю.
– Ну-ка, села на место! – рычит Долгов, нависнув надо мной, давя своей физической мощью и бешеным взглядом. Сердце проваливается куда-то в живот, и меня начинает трясти, мне по-настоящему страшно и обидно, но в то же время в крови кипит адреналин. Меня захлестывает фонтаном диких эмоций, поэтому, уже ни черта не соображая, дрожащим голосом цежу:
– С дороги уйди! Собаке с женой будешь команды раздавать!
– Лучше заткнись, не выводи меня!
– А то что? Что ты сделаешь? – бросаю ему в лицо на голом упрямстве, хоть разумом понимаю, что лучше не доводить его до бешенства.
– Еще раз голос повысишь и увидишь. До утра прижала свою жопу и не дергаешься! Потом можешь валить на все четыре стороны. Заеб*ла! – выплевывает он с такой злостью и пренебрежением, что у меня внутри все переворачивается.
– Да пошел ты! – толкаю его в грудь, задыхаясь от слез. Он хватает меня за воротник и, надавив, «усаживает» обратно на диван. Я заваливаюсь назад, и это становиться последней каплей. Пинаю его со всей дури в бедро и тут же едва не взвываю от боли в ступне.
– Ты совсем идиотка?! – сцепив зубы, цедит Долгов, схватившись за ушибленное место, а после начинает надвигаться. Меня же накрывает паникой от его совершенно дикого взгляда и побледневшего от бешенства лица.
– Не смей меня трогать! – кричу истерично, и бью со всей дури ногами, куда придется, но Долгову хоть бы хны. Он, словно специально позволяет мне раздраконить себя еще больше, даже не закрывается. И когда его ярость достигает апогея, перехватывает мои ноги и с силой дергает на себя, отчего я проезжаюсь по дивану, точно зная, чем это все закончится.
Можно ли после того, как мужчина ясно дал понять, что ты в его жизни пятое колесо, хотеть его?
Оказывается, можно.
Как ни парадоксально, после всего сказанного, моя потребность в нем, вопреки гордости и здравому смыслу, стала ещё сильнее. Мне нужна была хотя бы иллюзия того, что он мой. Всего лишь на одну ночь.
Забыться, отогреться, выдохнуть.
Утром я обязательно найду в себе силы быть гордой, но сейчас у меня их просто нет.
Знаю, глупо это, жалко и совершенно нелогично, учитывая моё желание уйти. Ещё пару недель назад я бы, как и многие, презирала такую дуру. Но сейчас с горечью признаю довольно банальную истину: человек – это не то, что он думает и считает правильным. Человек – это то, как он реализует свои мысли и «правильное» на деле, когда жизнь, будто смеясь, проверяет его принципы на прочность.
Мои, увы, проверку не прошли. И я это отнюдь не оправдываю. Но себя прошлую, презрительно кривящуюся, если бы встретила, просто послала, ибо все мы умницы только лишь потому, что нам посчастливилось не быть в чьей –то шкуре.
Свою я ненавижу. Так ненавижу, что чуть ли не рыча, продолжаю выплескивать отчаяние и безысходность, нанося лихорадочные удары по причине моей агонии.
Я хочу, чтобы ему тоже было хоть немножечко больно.
Правда, когда вхожу в раж, и неожиданно для самой себя влепляю Долгову хлесткую пощёчину, сердце ухает с огромной высоты, и время, будто останавливается.
С ужасом смотрю на выступившую на нижней губе кровь и красный отпечаток ладони на впалой щеке. Но пугает меня вовсе не исказившееся от гнева лицо и возможные последствия. Мне страшно от того, что я сама только что стёрла границу, за которой теряется уважение друг к другу, и начинается вседозволенность. К горлу подступает острый ком и хочется плакать.