Страница 5 из 8
В БСЭ не говорится о том, что ясли-сады в СССР были двух типов: привилегированные и обычные. В первые ходили дети советской знати, во вторые – дети рядовых граждан. Естественно, элитных ясель-садов было значительно меньше, поскольку знать в СССР все-таки знала свое место – особо не выпячивалась и не шиковала. Может быть, именно это и злит сегодня детей этой самой знати, которые презрительно именуют СССР «совком». Упомянутый выше Андрей Макаревич из этих – «знатных». Родившийся в привилегированной московской семье (его папа был видным архитектором – одним из авторов памятника К. Маркса в Москве), он в наши дни превратился в яростного антисовка, который в своих мемуарах описывает собственное пребывание в детском саду в середине 50-х без какого-либо пиетета, а то и вовсе с отвращением. Хотя жилось малышне в этом детсадике очень даже неплохо, а то и вовсе зажиточно, учитывая, что каких-нибудь десять лет назад страна пережила самую страшную из войн. Читаем у Макаревича:
«Мой детсад находился неподалеку от дома – прямо у Александровского сада, в доме, где в свое время проживала Инесса Арманд. Внутри были высокие сводчатые потолки, воспитательница Жанна Андреевна и неправильный запах. Пахло чем-то медицинским и очень недомашним. Этот запах и отчаяние оттого, что я должен слушаться весь день не маму и папу, а какую-то Жанну Андреевну, преследовали меня все полгода, пока меня туда водили…
Мама со своим сливочным маслом, няня с творогом в одной руке и будильником в другой – все это было ужасно. Но это все-таки был дом – с индивидуальным подходом (ко мне) и с человеческим началом. А тут я попал в советское учреждение, где все должны были быть как все. Прием пищи превратился во что-то вообще невообразимое.
Во-первых, пища была нехороша. Не в смысле, скажем, несвежести – она была приготовлена с большой нелюбовью к тем, кто ее должен был есть. Обязательной дозой рыбьего жира поливали второе (не давать же каждому с ложечки, в самом деле). От запаха рыбьего жира меня рвет до сих пор (согласимся с тем, что рыбий жир – это не самая приятная субстанция, но зато очень полезная, о чем антисовок Макаревич, естественно, не вспоминает. – Ф. Р.).
Со сливочным маслом поступали еще лучше – его клали каждому в стакан кофе с молоком или какао (странно, что не в чай), оно там таяло и плавало сверху прозрачной белой блямбой. Добраться до кофе, не хлебнув при этом масла, было невозможно. Вы хорошо представляете себе вкус этого продукта? Скоро я насобачился быстро, пока Жанна Андреевна отвернулась, вычерпывать масло ложкой и сливать под стол (ложку надо было незаметно оставить, когда убирали тарелки от супа).
С котлетами было сложнее. Сброс их под стол не проходил – за этим делом меня поймали, я был наказан, и после этого следили за мной пристально (насколько это было возможно в условиях одна воспитательница на двадцать детей). И тогда я придумал и отработал другую тактику. Я поддевал ненавистную котлету на вилку и резким движением отправлял ее в полет через голову – на шкаф, который стоял за моей спиной. Шкаф был очень высоким, и даже Жанна Андреевна не могла заглянуть на его крышу. Операция по метанию котлеты занимала доли секунды, и не промахнулся я ни разу.
Где-то через месяц в столовой запахло покойником, но долго еще работницы детсада не могли понять, в чем дело…
Все это не могло не закончиться. На шкафу обнаружили склад позеленевших котлет, меня вычислили, я был с позором изгнан из детского сада, и мучениям моим пришел конец…».
В отличие от Макаревича, автор этих строк ходил не в привилегированный, а в обыкновенный детский сад (мое месячное пребывание обходилось родителям в 15–20 рублей, в 70-е сумма выросла до 22 рублей 50 копеек) чуть позже – в брежневские годы (1965–1967). Садик располагался в ста метрах от нашего дома – в том же Гороховском переулке, дом № 19. Нянечки у меня отродясь не было (как и у большинства советских детишек, родившихся в обычных семьях), поэтому будила меня по утрам мама, она же отводила в садик, после чего шла на работу, которая была по соседству. Садик, кстати, располагался в старинном особняке, построенном в 1885 году архитектором В. А. Гамбурцевым для местного богатея В. А. Лемана (в 1898 году особняк перестроил архитектор А. Э. Эрихсон). После Великого Октября 1917 года особняк перешел в руки советского государства и вскоре был приспособлен под детский сад. То есть, если раньше это здание было в частных руках и принадлежало всего лишь нескольким людям (Леману и его семье), то теперь оно стало достоянием государства и было отдано под нужды юных граждан первого в мире государства рабочих и крестьян. Увы, но после уничтожения СССР этот особняк снова был возвращен буржуинам – в 90-е он принадлежал демону ельцинской контрреволюции Борису Березовскому, а в наши дни в нем располагается некий бизнес-центр. Впрочем, вернуть его под детские нужды вряд ли удастся, даже если захотеть – детей в этом районе фактически не осталось. А в брежневские годы их был избыток – все окрестные дворы были ими переполнены. И за оградой бывшего лемановского особняка всегда был слышен детский смех, а не кладбищенская тишина, как теперь.
Но вернемся в брежневские годы и послушаем воспоминания очевидцев. Вот, к примеру, что пишет В. Мальцева на сайте «Ваш год рождения 1922–1991»:
«Основные расходы по организации детских садов в Советском Союзе и воспитанию в них детей покрывались государством. Социальные детские службы в СССР курировали руководство дошкольных детских учреждений – коими были местные органы народного образования и здравоохранения. Родители лишь частично (в размерах, устанавливаемых в зависимости от их заработной платы) оплачивали стоимость питания детей. Увы, в нашей стране, и теперь – пособия женщинам по уходу за ребенком крайне маленькие. Тогда же декретный отпуск после родов длился пару месяцев (56 дней. – Ф. Р.), а потом как хотите. Не все же отдавали своих новорожденных в 2 месяца в ясли. Видно, на мужей тогда ложилась основная ответственность. Не у всех мужья способны обеспечить достойную жизнь своим отпрыскам и женам. Но ясли – детские сады в Советском Союзе не только давали возможность «женщине-матери активно участвовать в производительном труде и общественной жизни». Это первое знакомство с социумом маленького советского человека.
Детские сады в СССР не были переполнены. Место в ближайшем к месту жительства детском саду всегда было. Так было в 1971 году, в Москве. Я не знаю, как сейчас выглядит внутри новый детский сад, но тогда мне казалось, что за кирпичными стенами, где линолеумные полы с коврами в коридорах и в зале для музыкальных занятий, остается все самое интересное. Это была то ли ссылка, то ли работа. Но я с нетерпением дожидалась лета, чтобы уехать на все лето в Крым к бабушке. Может, мне просто не нравился цвет стен и линолеума – выцветшей морской волны.
Ясли – детские сады советского времени были разные. Наш, в целом неплохой садик, содержал ясельных младенцев всего лишь в стерильном отдельном блоке, кормил, поил и менял пеленки. Кому постарше сопли подтирал. «Ведомственный» садик одной из небезызвестных вездесущих организаций времен СССР заказывал для малышей грудное молоко у кормилиц (тогда такие еще имелись), мясо на рынке. Утренники для детишек от данного подразделения госслужбы проходили в Кремле или Колонном Доме союзов, это по воспоминаниям одного «мальчика» из 1977 года. Да и внешне садик был похож на Hotel Marcel Dassault, арт-галерею в Париже. Особняк в центре Москвы, где по соседству еще была известная спецшкола по изучению иностранных языков. В «Основах законодательства Союза ССР и союзных республик о народном образовании» (1973 год) говорилось: «Важнейшие задачи детских дошкольных учреждений: обеспечение всестороннего, гармонического развития и коммунистического воспитания детей, охрана и укрепление их здоровья, подготовка к обучению в школе».
В 1971 году трехлетних детей, которые только недавно начали складно говорить, учили заучивать стихи про дедушку Ленина, рисовать космические ракеты и танки, лепить Чебурашку из пластилина, петь «Катюшу» и танцевать на детских праздниках польку в сшитых мамами костюмах. В школу ребенок шел с 7 лет и был хорошо подготовлен. Многие даже умели читать…»