Она моя…

– Послушай, Айман, –  девушка перешла на арабский, –  между нами ничего нет, если ты не в курсе. Мы пошли своими дорогами. Каждый из нас. Я и он. Зачем весь этот цирк сейчас? Я с коллегами, пытаюсь делать свою работу, иначе мне в этой стране делать нечего. Это ваша война, ваши разборки, ваши амбиции. Мое дело –  просто протоколировать и иногда анализировать происходящее. Писать об этом. Я никого не трогаю, ни с кем прилюдно не сношаюсь, если это могло оскорбить твои чувства. Поверь мне, Васелю плевать. А даже если не плевать ему, плевать мне. Этого достаточно, чтобы закрыть эту тему с тобой или с кем- бы то ни было?!

Айман покачал головой, словно она только что не выплеснула на него ушат своего гнева.

– Ему это не понравится. Я знаю, о чем я говорю…

Не понравится ему… Девушка была в ярости, если мягко выразиться. Это что за террор? Это что за хамство? Он что, османский султан, который запрещал после проведенной со своей наложницей ночи к ней прикасаться кому – бы то ни было до конца жизни? Захотелось назло пойти и прилюдно соблазнить Егора. Вот только она не сможет так… Она все еще маленькая неопытная девушка, влюбленная, разбитая.... Слова Аймана полностью выбили из колеи. С одной стороны, эти двусмысленные намеки о том, что ему не все равно… Зачем эта глупая надежда…. С другой, тотальное равнодушие Васеля. Ведь он пропал, ведь его больше нет в ее жизни… Что мешало ему позвонить ей, хотя бы сказать пару слов о ее интервью… Но нет, он жил своей привычной разгульной жизнью, она же сошла с его корабля на берег. В прямом и переносном смыслах… Влада ехала домой вся в слезах, и теперь ей действительно мерещились в каждой машине на соседних полосах его охранники. И она сама не знала –  хотела бы она, чтобы это было правдой, или это ее бесило…

Глава 16

Сказать, что ее настроение было паршивым, не сказать ничего… Вдруг пришла осень. Как только Его не стало в ее жизни, наступило похолодание… Внезапно, за один день… Словно это был не сентябрь в арабской стране, привычно обласканный теплом уходящего лета. На улице дождливо и ветрено, так же было и на душе. Впервые за долгое время Влада не была рада выходным. Прошло всего четыре дня без него, а она уже так скучала, так остро ощущала его нехватку… И когда же он стал так жизненно ей необходим? Когда она успела так прирасти к нему душой? Для любви достаточно и мгновения. Все остальное, что приходит со временем –  что угодно, только не любовь –  привычка, покой, благодарность… Но не любовь в ее самом ярком, страстном понимании.

Снова оставаться один на один со своими мыслями, снова уходить в воспоминания, от которых было так больно. Какой наивной она была, полагая, что сможет сохранить себя, влезая в авантюру с ним. Что он не поглотит ее, что, возможно, заберет тело, но оставит душу… Сердце ныло, а от завывания ветра в окнах становилось еще более пронзительно неприятно.

Она так и не придумала сюжет для нового материала, хотя понимала, что действовать надо оперативно, популярность журналистов –  товар скоропортящийся. Вся надежда была на предстоящую поездку, разрешение на которую их группа во главе с Егором ждала от властей со дня на день. Зазвонил телефон, но она не хотела подходить. Надо было вставать, но ей было лень. Ей все теперь было лень… Телефон трезвонил снова и снова, и Влада все- таки заставила себя вылезти из- под одеяла, чертыхаясь. В конце концов, она находится тут по работе.

На экране высветился номер человека, с которым она хотела разговаривать сейчас меньше всего на свете. Амани. Ну зачем звонит? Опять выведать сплетни? То ли из- за полного отсутствия тактичности, то ли в шоково – воспитательных целях, она уже успела накануне сообщить ей, что они с мужем, якобы, встретили Васеля в прекраснейшем настроении в одном из кафе в сопровождении размалеванной длинноволосой девки… Что, мол, «аиб» (араб. – стыдно) должно быть всем тем, кто пишет, что Влада –  любовница Увейдата… Она произносила это так, что сомнений в том, что она в первых рядах среди тех, кто верит в эти сплетни, не оставалось. Теперь, видимо, пришло время сообщить девушке очередную гадость, хоть и правдивую…Нехотя она ответила на вызов.

– Наам (араб. – да) –  отстранённо небрежным голосом проговорила Влада.

– Привет, как дела? – на другом конце послышался бодренький голос Амани.

– Пойдет.

– А что так пессимистично?

– Нет настроения.

– Из- за него?

– Амани, я не хочу это обсуждать. Я уже говорила тебе, что между нами ничего нет, если ты звонишь по этому…

– Нет, Влада, честно. Звоню позвать тебя, чтобы ты хоть немного развеялась. Кадри приехал. Собирает компанию…

– Извинись за меня, я не приду, хотя и очень рада, что он вернулся.

– Да нет, он не вернулся, приехал погостить всего на две недели, а потом опять в Канаду.

– Ясно…

– Но ты не можешь не прийти, хватит сидеть затворницей, – начала было упрашивать Амани, –  сколько вы не виделись? Со времени твой учебы в Дамаске! И неизвестно, когда потом увидитесь…

– Не знаю.. День, –  откровенно призналась Влада.

– Приходи… Обещаю, Васеля не будет…

Влада молчала.

– Алло, слышишь?

– Слышу…

– Давай, на квартире Кадри, помнишь, у Анания в Старом Городе, в 8 вечера сегодня.

– Но уже шесть, а я с немытой головой, без маникюра, не знаю, что надеть…

– Хватит, приходи тогда голой, – уже веселым тоном затараторила Амани, явно понимая, что подруга таки согласилась. – Ну и?

– Ладно, – небрежно ответила Влада. Она положила трубку и с секунду была в замешательстве –  куда бежать, с чего начинать, как можно столь быстро привести себя в божеское состояние…

***

Верь она на сто процентов Амани, что Его там действительно не будет, она бы особо не парилась, но внутреннее предчувствие сосало под ложечкой. И самое ужасное, что понимала Влада –  она в душе надеялась, что они встретятся…От этой мысли ей было горько еще больше, еще более сильное отчаяние находило на нее волнами горячих приливов…Она слишком слаба, чтобы ему противостоять…Слишком зависима от него…

Влада глубоко вздохнула и посмотрела на себя в зеркало. Бледная и изможденная своей депрессией. Синяки под глазами до подбородка, а так хотелось выглядеть ярко и сексуально…Ему назло… Ведь он уже нашел ей замену, время даром не терял… Она открыла косметичку –  слой консилера, пудра, подчеркивающая ее бледность, в арабской стране ее цвет кожи – редкость. Сделаем достоинство из мнимого недостатка. Черный карандаш для глаз, тушь в несколько слоев – она попытается спрятать свои страдания за агрессивным макияжем. Получилось красиво, по- хищному, но в то же время как- то утонченно. Переживания даже придали ей какую- то аристократичность… С таким макияжем она выглядела, как снежная королева…Влада открыла гардероб и вытащила серебристое обтягивающее миниплатье – трубу. Оно открывало ее плечи и ноги… Серые туфли на огромной шпильке, ее любимые Лабутаны.... Слишком вызывающе для Сирии, но так нужно, чтобы позлить его… В довершение девушка надела длинные сережки – цепочки, а чтобы на улице с ней не расправились какие- нибудь радикально настроенные пуритане, накинула поверх черное легкое платье – плащ длины миди. Застегнулась на все пуговицы. Его можно будет не снимать в помещении – оно выглядит совсем как платье, – поймала себя на мысли Влада и решила, что еще подумает, выкладывать ли ей этот козырь в виде серебристого секси – платья под ним…Оно было нужно лишь, чтобы позлить его…Если Васеля не будет, ничто не заставит ее так открывать себя посторонним. Девушка тяжело вздохнула. Готова ли она идти туда? Готова ли встретить его? А вдруг его там не будет? Вдруг она ошибается… От этой мысли почему- то стало еще хуже на душе…

В отдалении послышались звуки тяжелой артиллерии…Как все это абсурдно выглядело – она наряжалась в Лабутаны, а всего в нескольких километрах от нее гибли люди под огнем… Глаза Влады увлажнились, она поймала свое отражение в зеркале и не могла не заметить, что это придало им особое свечение, очень ее украсившее. О целебном свойстве слез в свое время ей рассказала одна приятельница, частенько любившая всплакнуть по поводу и без. Когда Влада как – то сочувственно сказала ей, что, наверняка, трудно быть такой сентиментальной, та ответила с саркастическим смехом, что она любит прослезиться не из – за чувств, а потому, что это придает взгляду блеск… А ведь действительно, есть в ее словах смысл. От самой мысли о том, что она сама может быть настолько циничной, девушка поежилась… В этот момент ей стало так гадко на душе… За время этого конфликта, который пока еще не коснулся их напрямую, все они стали циниками…