Страница 5 из 99
С улицы донесся резкий автомобильный гудок и затем приглушенная ругань. Отчего-то я подумала о Тихом Томе, который, кажется, поставил себе целью угодить под колеса и окончить свое бессмысленное существование именно так.
— Значит, тебе всегда нравились женщины старше тебя? — помолчав, уточнила я.
— Я не особо задумывался об этом, честно говоря, — пожал плечами альфа, ставя свою тарелку на столик и начиная переодеваться в рабочую одежду — видимо, Ория о чем-то его попросила за то время, пока мы не виделись. — Но ведь в конце концов дело в тебе, не так ли? Ты старше, а значит меня не могло тянуть на малолеток или вроде того. Мое сердце всегда знало, в какую сторону смотреть. — Он добродушно фыркнул.
— Наверное, так, — согласилась я, предчувствуя, однако, что позже еще буду много думать обо всем этом. Я слишком привыкла воспринимать мир отношений навязанно однобоко — мужчина может быть старше, а женщина нет. И если парня тянет к более взрослой партнерше, это ненормально и противоестественно. Откуда вообще взялись эти установки в моей голове? Кто разлиновал мою жизнь однозначными полосами верного и неверного, кто внушил мне, что чувствовать и думать иначе — значит быть каким-то ненормальным? Я хотела бы найти и стереть подчистую эти установки внутри себя, но вместо этого просто загоняла себя бессмысленными размышлениями и начинала сомневаться все больше.
— Я люблю тебя, — с чувством произнесла я, обняв его на прощание. — Это единственное, что я знаю наверняка. А больше я не знаю вообще ничего.
— Я тоже тебя люблю, маленькая омега, — тепло улыбнулся он и, наклонившись, от души крепко меня поцеловал. — И я безмерно рад, что отстал от тебя всего на семь лет, а не больше, потому что иначе доказывать тебе, что я не ребенок и что мои чувства стоит воспринимать всерьез, было бы совсем проблематично.
Я тихо рассмеялась, качая головой. Йон всегда умел сказать что-то такое, от чего мне становилось лучше, иногда сам того не подозревая. Может быть, это была одна из десятков и сотен причин, почему мне было так хорошо с ним — даже несмотря на все общественные предубеждения и моих собственных тараканов в голове.
Занявшись своими делами, я так увлеклась, что не услышала стук в дверь, и очнулась, только когда мой гость сам ее открыл, неуверенно замявшись на пороге.
— Сестренка?
— Иди сюда. — Я поманила Медвежонка к себе, а когда он подошел, с удовольствием обняла его, вдыхая запах одуванчиков. — Нет, серьезно, ты когда-нибудь перестанешь расти?
Он приглушенно рассмеялся, качая головой. Может быть, мне только так казалось, но за прошедшие полгода парнишка заметно вытянулся и уже возвышался надо мной — пусть всего на три-четыре сантиметра. Пару месяцев назад он сел на довольно жесткую диету, чтобы сохранить миловидные впалые щеки, что так шли к его большим голубым глазам и пухлым губам, и я каждый раз вынуждена была бороться с обуревающим меня желанием накормить его. Медвежонок со смехом называл это «синдромом бабушки», а я ворчала в ответ, что если я не позабочусь о своем младшем брате, то кто вообще это сделает. Вместо голодания я предложила ему вместе тренироваться, и по утрам, наобнимавшись вволю в том случае, если Йон вставал и уходил раньше, мы занимались йогой или растяжкой, благо что я помнила кое-какие упражнения и стойки и могла воспроизвести их по памяти.
У Медвежонка было тело танцора — сухощавое и худенькое, но сильное. Он хорошо умел притворяться изнеженным, мягким и беспомощным, что так нравилось его клиентам, особенно альфам постарше. Но, когда нужно было таскать тяжести или помогать с ремонтом, он мог работать наравне с Йоном. Между ними были совершенно особенные отношения, которые чужакам со стороны могли бы даже показаться двусмысленными или неоднозначными, но лично я слишком хорошо знала любвеобильную натуру Медвежонка и особую, братскую, слабость Йона к его умильной мордашке, поэтому при всем желании не могла ревновать их друг к другу. Мы часто проводили время втроем, и я иногда замечала, что юный омега смотрит на нас как-то совершенно по-особенному. Словно просто не воспринимает нас порознь и обожает просто наблюдать за тем, как мы выражаем свою любовь друг к другу. Иными словами, если бы наша история была сериалом, Медвежонок был бы нашим самым рьяным шиппером — наравне с судьбой и Великим Зверем, надо полагать.
— Сестренка, тебе письмо пришло, — произнес омега, отстраняясь и доставая оное из-за пояса своих штанов. — Бросили в наш почтовый ящик, Ория сказала тебе отнести. Я не открывал, но оно приятно пахнет.
— Письмо? — удивленно переспросила я, инстинктивно потянувшись за конвертом. — От кого?
— Я не знаю, тут не написано, — пожал плечами он.
На мгновение я подумала, что послание может быть от Джен. Мы старались поддерживать связь даже после того, как альфа вместе с отцом Горацио уехала в Этерий, однако, чтобы не подставлять ни ее, ни меня под удар, использовали обычную почту, а не электронную. За пять месяцев я получила от подруги четыре письма и столько же отправила ей сама. Джен была переполнена впечатлениями и восторгами, она много писала об архитектуре города Вечных, о его природе и климате, а также, конечно, о библиотеке и всем том, что ей удалось узнать. Среди прочего она упоминала довольно сильно занимавшую ее теорию о том, что Грехопадение, часто упоминавшееся в священных книгах и до сих пор весьма по-разному толкуемое в среде церковников, было некой поворотной точкой, революцией, переходом от старого типа правления к новому и мало что общего имело с конкретно религиозной составляющей. Основная проблема, которую она отмечала во многих своих письмах — достаточно иносказательно и туманно местами, стараясь избегать громких заявлений и однозначных трактовок на случай, если письмо все же будет кем-то перехвачено, — это то, что вся история рода бестий была совсем не такой длинной, какой должна была быть с логической точки зрения. Собрав в кучу все имеющиеся данные, Джен внезапно пришла к выводу, что либо так называемые Чистые дни длились несколько сотен тысяч лет, прежде чем им на смену пришло наше время, либо кто-то приложил огромное количество усилий для того, чтобы скрыть некий масштабный пласт событий, произошедший до или после них. Прочитав первое ее письмо об этом, я внезапно осознала, что никогда прежде просто не задумывалась об этом. В школе и университете нам говорили, что о более ранних периодах нашей истории просто не осталось никаких достоверных свидетельств, а потому мы можем опираться лишь на священные тексты, и почему-то тогда это не казалось неправдоподобным или странным. Да что там, меня в те годы куда больше волновал симпатичный альфа с соседнего потока, которого я всеми силами старалась игнорировать, чтобы не влюбиться, а в итоге все равно прорыдала целую ночь, когда узнала, что он, оказывается, уже женат. Уж точно не вопрос того, почему вся письменная и археологически подтвержденная история после так называемого Грехопадения насчитывает всего пару тысяч лет.
Письмо оказалось не от Джен, более того почерк на конверте и исходящий от него сладкий запах цветущей липы вообще ничего не всколыхнули в моей памяти. Вскрыв его под любопытным взглядом Медвежонка, я обнаружила, что на листке бледно-розовой бумаги внутри всего несколько строчек:
«Хана, мы с вами пока незнакомы, но так вышло, что у нас с вами есть общий враг, излишне привязанный к красным цветам. Вы можете знать больше, чем я, но у меня есть средства и силы, которых не хватает вам. Предлагаю встретиться завтра в четыре часа дня в кафе «Элизиум» на Центральной улице. Думаю, нам есть что предложить друг другу.
П.С. Как вы уже поняли, я знаю, где вы живете, и я чрезмерно настойчива, когда хочу получить то, что хочу. Не заставляйте меня приезжать к вам лично, это будет неудобно для нас обеих».
— От кого это? — поинтересовался Медвежонок, нахмурившись.
— Я не знаю, — честно ответила я, перечитав письмо еще раз. — Судя по запаху, его написала омега, но мы совершенно точно не встречались лично.