Страница 10 из 34
В свое время — Буду Мдивани — пытался воевать даже со Сталиным, за то чтобы в Грузии была своя компартия и свои коммунисты. И заодно — своя армия, свой бюджет, и все остальное — свое. За это в тридцать седьмом расстреляли и самого Буду и всю его семью — жену и четверых детей. Память у товарища Сталина оказалась долгой. Но можно расстрелять человека, но нельзя — расстрелять идею. Понимаете? Буду нет, но идея "Грузии для грузин" осталась, и я не сомневаюсь, что Мдивани был не меньшим коммунистом чем Сталин, никаким не буржуазным перерожденцем. И кстати, против Мдивани и его группы выступили тогда те, кто занимался реальным делом — в партии (Сталин) и экономике (Дзержинский и Орджоникидзе, причем, разговор Мдивани с Орджоникидзе закончился дракой). Вопрос о том, одна должна быть компартия или разные — это чисто практический вопрос. И он не решен.
Вот и посмотрим, на чьей стороне Эдик Шеварднадзе. Он грузинский или коммунист? Кстати, он приверженец крутых мер, в свое время он на первом заседании обкома лично снял со всех присутствующих золотые часы и выбросил в мусорное ведро. Правда, потом стал брать еще покруче чем Мжаванадзе.
Кстати, про Мжаванадзе. Думаете, когда в Тбилиси узнают, что генеральный секретарь говорил с Мжаванадзе? Думаю, быстро. Вот и пусть думают, чем может закончиться их фронда. Пусть хорошо, мать их, подумают…
Вечером пришло спецсообщение — ситуация взята под контроль. Я сознательно не созывал заседание Политбюро — по той причине, что мятеж наркоманов это не повод его созывать. Есть силовые структуры — милиция, армия, КГБ. Они должны работать и в нормальном режиме, справляться с угрозами. А мы должны дать им эту возможность, а не давать волю своему руководящему зуду.
Вызвал товарища Савинкина, заведующего отделом административных органов ЦК КПСС. Поговорили о необходимости создания спецподразделений милиции по борьбе с массовыми беспорядками — ОМОН. Надо и шестой отдел усиливать, раз такие вещи происходят — но это когда Карпец вернется.
Потом позвонил по вертушке Лигачев
— Михаил Сергеевич. У нас в Тбилиси беспорядки идут?
— Идут — подтвердил я
— Я Политбюро собираю на завтра?
— Зачем?
— Не части, Егор Кузьмич. Сначала пусть милиция справится с беспорядками. Потом заслушаем грузинских товарищей, посмотрим, кто и как себя проявил, и спросим, как они довели до такого. Но это все в рабочем порядке, хорошо?
Лигачев если и удивился, то ничего не сказал и положил трубку.
Потом позвонил Болдин, откуда-то из города.
— Михаил Сергеевич, Мжаванадзе в санаторий завтра ложится, задержать?
Нда… типично большевистская прямота. В смысле бесцеремонность и хамство.
— Он сейчас где?
— На даче, Михаил Сергеевич.
— Хорошо, съездим в гости. Предупреди его, я час выжду. И… организуй как надо. Нехорошо людей объедать.
— Понял, Михаил Сергеевич.
К Мжаванадзе приехали во второй половине дня. Стол уже успели накрыть — из Аргави. Грузинская высокая кухня — в Америке тоже не хватало.
Мжаванадзе — родился еще в Российской Империи, до революции жил в Одессе — то есть не националист титульной нации, что в нем меня и привлекало. На фронте, будучи членом военного совета фронта, женился на студентке — докторше на двадцать лет моложе его, украинке. Стал секретарем ЦК Грузинской компартии. Барышня быстро перешла все границы разумного в вопросе подношений и влияния на кадровые решения, установила таксу за каждое назначение — даже за прием просто в милицию надо было платить. За то и погорела. Мафия преподнесла ей дорогое украшение — а оно оказалось ворованным. Сняли. Говорят, что это была провокация Шеварднадзе — может так оно и было, но воровала она "как не в себя", типичная не знающая краев жадная дура, "я ж мать!". Муж не обращал внимания на дражайшую супругу — пока поздно не стало.
Сейчас Мжаванадзе был один — супруга умерла три года назад. Выглядел он плохо… заброшенный, доживающий свой век, явно без женского пригляда. Уходит поколение. А на смену идет…
— Михаил Сергеевич… вы уж извините…
— Не надо ни за что извиняться, сначала поедим. Вам врачи разрешают?
Засуетилась сиделка — но Мжаванадзе глянул на нее так что… Я сам подвинул к себе Хванчкару, плеснул буквально на донышко
— Ну… за встречу…
— Василий Петрович… я к вам собственно, почему приехал то…
— В Тбилиси беспорядки.
Мжаванадзе приподнялся в кресле
— Сейчас?
— Сейчас, сейчас. Милиция справится… но мне нужно с кем-то посоветоваться. Товарищу Шеварднадзе я доверяю, но не настолько, чтобы слушать его одного.
Мжаванадзе помрачнел
— Как думаете, Василий Петрович… насколько Грузия поражена национализмом?
Мжаванадзе покачал головой
— Говорите как есть, Василий Петрович, мы оба члены партии, нам скрывать нечего друг от друга.
— Как есть… да как есть и не скажешь. Вы… ты не обидишься, если я к тебе на "ты" буду? В Грузии так принято, у нас "вы" никто не говорит
— Не обижусь.
— Ты русский. И что такое национализм — и не знаешь вовсе. Я грузин, но я с кем только не работал, войну прошел. На фронте не смотрели кто, какой национальности. И сколько я потом с предрассудками этими боролся, э…
— Грузины в основном с деревни все, за пределы района не выезжали, людей не знали. Доверять можно только своим. Потому национализм этот и появляется. Никому ничего не объяснишь, упертые как ослы. Да и как тут объяснишь? Если ты с детства знаком с людьми разной национальности, растешь с ними — что ты, своего друга с детства, кунака — врагом назовешь? Нет ведь.
— А если ты скажем, с горной деревни, рос среди своих, мира не видел, понятно что…
Мжаванадзе заметил, что я не слишком впечатлен его словами
— Мы маленький народ. Потому гордый.
— Разве советская власть мало дала поводов гордиться? Кто республику считай из средневековья вытащил всего за одно поколение?!
— Это так. Только…
— Вы не думайте, я их не оправдываю ни в коем разе.
— Не думаю. Как, по-вашему — эмиграция имеет серьезные позиции в республике?
— При мне нет. Сейчас не знаю.
— Они никогда до простых людей достучаться не могли. Там ведь как — через одного князь. Многие на службу фашистам пошли, люди про все про то знали…
Да…
Забегая вперед — одна из поразительных вещей, какая случилась на постсоветском пространстве после 1991 года — какую малую роль в политике и вообще — сыграла эмиграция. В Румынии, например — вернулся король, в Чехии князь Шварценберг одно время был министром иностранных дел, в Сербии… в Хорватии… но не у нас. Не восстановилась ни одна дореволюционная политическая партия. Нет ни одного случая, когда вернувшийся эмигрант стал играть серьезную роль в политике. Кроме разве что Прибалтики. Но во всех остальных республиках — нет.
Даже националисты — уже совсем другие националисты.
Все это надо серьезно обдумать сейчас — в смысле, с теми ли мы боремся, оттуда ли ждем удара. КГБ глушит западные радиостанции и борется с литературой издательства Посев — но посев дал уже свои гнилые всходы. Поднимается поколение насквозь гнилых партийцев, комсомольцев, торгашей, даже диссидентов, которые освоили социал-демократическую, даже коммунистическую риторику — но на деле они совершенно беспринципны и готовы на что угодно ради власти. Они легко переходят из группы в группу, они могут быть и частью власти и ее жесточайшими критиками, причем одновременно, но любая их позиция, какую бы они не занимали — это фейк. Сегодня они клянутся в верности ленинским идеалам, дальше будут распевать "подайте патроны, поручик Голицин", дальше выстаивать в церкви со свечкой, а потом — "Крымнаш". Но все это фейк, у них все фейк пока дело не касается денег…