Страница 13 из 17
– Вот тут с вами не согласен, сударыня,– перебил господин Кеган,– А как же дети наших аристократов и герцогов–уж в какой только любви и заботе не растут, а что из них получается? Так, трутни.
– Конечно, если их с малых лет приучают к тому, что есть они – люди высшего света, а есть все остальные, которые лишь их слуги и рабы,– отвечала с горячностью Елена,– но, говоря о том, что дети должны расти в любви, я имела в виду, что эта любовь должна учить их сочувствовать слабому и больному, тому, кто сейчас страдает. Уметь протянуть руку помощи тем, кто дошёл до точки, до отчаяния. Потому, как жизнь настолько изменчива, что сегодня ты–на вершине мира, а завтра вдруг потеряешь все и станешь сам рабом и слугой, и тогда кто посочувствует тебе, если сам ты никогда не знал, что такое жалость и милосердие?– Елена замолчала, перед ее глазами возник образ герцога Лейва, в дорогих шелках и бархате, с нахальной усмешкой на лице, таким она знала его большее время. Но тот день, когда его этапировали на северные верфи, Елена не забудет никогда. Ровно за несколько дней Лейв превратился из пышущего здоровьем и жизнью мужчины в сгорбленного седого старика с испуганными глазами на исхудалом лице. И когда его со связанными руками и кандалами на ногах закрывали в повозке с решетками, ни у кого из слуг, кто вышел посмотреть на него, не набежала на глаза даже малая слеза сожаления.
Елена перевела взгляд на сидящих за столом людей. Все молчали.
Госпожа Анника улыбалась.
– Какие верные слова, моя дорогая, не так ли, господа?
– Пожалуй, даже слишком верные для столь юной особы,– задумчиво добавил Викар.
– Вы рассуждаете как философ,– сказал с некоторым раздражением Арлан,– но в реальной жизни вы и вправду верите, что возможно построить такое общество, где все друг друга будут уважать? Если так, то это просто фантазии и ничего более!
– Я действительно так думаю,– отвечала твёрдо Елена, – и, пожалуй, можно начать хотя бы с тех детей, что собрал в своём приюте господин Савалли, или вот с моей Нимфеи,– и Елена жестом указала на сидящую рядом девочку, с аппетитом уплетающую пышную булочку.
– Мама, правильно ли я поняла,– обратилась Дамира к госпоже Аннике,– что эта сударыня мечтает, чтобы все друг другу помогали, любили и были равны? Чтобы, к примеру, мы, Аталлосы, были такими же, как какие-нибудь нищие рыбаки? И как можно додуматься до такой ерунды?!
– Полагаю,– решил ответить ей Савалли,– госпожа Елена лишь говорила об умении сострадать друг другу.
– Хорошо бы, госпожа Елена, ваши слова и мысли да нашим правителям и чиновникам в уши, – заметил господин Кеган.
Не известно, как долго шёл бы этот разговор, но тут Нимфея взяла чашу с каким–то красным напитком, хотела выпить, но не удержала в руках и уронила ее прямо на свое васильковое платье. Елена в панике бросилась вытирать драгоценную ткань.
– О, не волнуйтесь так, дорогая – успокоила госпожа Анника,– идите с малышкой к себе в комнату и там спокойно переоденьтесь.
– Простите, госпожа,– отвечала Елена, смущенно,– мы испортили такое замечательное платье.
– Какие могут быть извинения! Прошу, чувствуйте себя, как дома, не смущайтесь.
– Я, пожалуй, тоже пойду,– угрюмо проговорил Варди, резко вставая. – Елена, пойдём, я помогу с Нимфеей.
–Кэролайн проводит вас,– сказала вежливо хозяйка.
– Не стоит,– отрезал Варди,– мы помним дорогу. – Он взял на руки Нимфею и пошёл прочь с террасы. Елена тоже встала, поклонилась и поспешила за ними.
Некоторое время после их ухода, за столом царила тишина.
– Какие мысли, господа?– спросила госпожа Анника, обводя глазами сидящих за столом мужчин. – Как вам наши гости?
– Все это настолько необычно, что у меня нет слов,– задумчиво проговорил господин Кеган.
– А как она хороша!– воскликнул Арлан мечтательно.
Дамира ревниво фыркнула.
– Да что там такого?!
– Согласен,– отвечал господин Викар, не обративший внимание на замечание юной госпожи,– она словно ожившая статуя древних принцесс. Она и вправду была лишь крепостной?!
– Я знаю лишь то, что они мне сами рассказали,– пожала хозяйка плечами,– остальное–тайна.
– И этот ее мрачный громила–телохранитель, мда, – покрутил в раздумьях свой ус господин Кеган.
– Он как стукнул по столу– у меня все внутри так и сжалось от страха,– проговорил Арлан.
Кеган расхохотался.
– Ты слишком легко пугаешься, мой юный друг.
– А что же ты, Кеган, тогда тоже со стула чуть не упал?
– Ха–ха–ха!– рассмеялся господин Викар,– Арлан подловил тебя, Кеган! Ну а что ты молчишь, Тородд?– спросил он Савалли,– как тебе эта необычная парочка с ребёнком?
– А господину Савалли попросту все равно!– отвечала за него высокомерным тоном Дамира.
Савалли лишь улыбнулся и посмотрел вслед ушедшим с террасы гостям.
Глава 4 – Император умер! Да здравствует Император!
Золотой Альнаар был открыт. Причина для столь редкого события была всем хорошо известна – чествование императора и его наследника. В этот день все, от самого простого и бедного горожанина до знатных герцогов и баронов, могли насладиться праздником. Правда, знать и двор были отделены от остальной толпы специальным деревянным ограждением, возведенным буквально за одну ночь, а также кордоном из императорской охраны. Площадь перед Дворцом была забита напрочь, так что и яблоку негде было упасть, взгляды всех присутствующих были устремлены вверх – вот-вот стеклянные двери откроются, и на балкон выйдет император Рагнар, властитель мира.
Лукас безразличным взглядом обводил собравшуюся в этот час аристократию. Тут были все, кто составлял основу власти и скрытой оппозиции Империи. Пришли и четверо союзников Лукаса. Герцоги Гасс и Мельдаль, маркиз Анжери и граф Офербах. Они всегда держались в стороне друг от друга и даже сумели создать легенду, что не дружат. Дабы подтвердить этот слух, герцогу Гассу пришлось вызывать маркиза Анжери на дуэль, которая закончилась лишь парой незначительных царапин. Они давно заметили Лукаса, но упорно отворачивали головы, чтобы не встретиться с ним глазами.
«Идиоты», – думал Лукас, мило улыбаясь, проходящей мимо графине Авалос в сопровождении слуг. Он устремил взгляд на балкон. На нем уже показался верховный советник Андри Герхард. Он был немного моложе императора, но сохранился лучше. Острые черты лица, умный и внимательный взгляд карьих глаз под седыми бровями, это был энергичный старик, здоровьем и волей к жизни не уступавший многим молодым. Герхарды дружили с Наттеньерами с незапамятных времен, и, начиная с Асбарна Наттеньера, были их верховными советниками, неизменно на протяжении всех четырехсот лет правления династии. Герхард отличался фанатичной преданностью Наттеньерам. Он был холост и бездетен, его единственный брат погиб на поле боя много лет назад, так же не успев оставить потомства. Значит многовековая преемственность чина верховного советника прервется на нем.
«Скоро придет тебе конец, Андри, – думал Лукас, – как и всей эпохе Наттеньеров, их род падет и наступит новая эра. Моя эра». Юный Адейр ненавидел Герхарда всей своей душой, ведь тот был предан Наттеньерам, был умен и хитер, а также ловко раскрывал и предугадывал дворцовые заговоры против императора. Лукас сам не хотел себе признаться в том, что на самом деле боялся этого старика, он чувствовал, что тот его подозревает в чем-то, возможно, даже что-то нашептывает Рагнару. Герхард никогда не любил Лейва, его симпатии всегда были на стороне Кольбейна, поэтому он то и дело подносил императору известия об очередном военном подвиге или мудром полководческом решении младшего племянника. Таким образом, хотя Лейв и служил с юных лет при дворце и считался тем, кому император безоговорочно доверял, в разговорах на пирах или охотах Рагнар неизменно вспоминал Кольбейна, которого двор видел в столице всего однажды.
Но у Лейва всегда было преимущество перед младшим братом, от него всего–то требовалось вести себя осторожно, день ото дня выигрывая симпатию императора. Все козыри он держал в руках: право первородства, выгодная служба при дворе, симпатия высшей знати, и, в добавок ко всему, Лейва любила покойная императрица Ловиз, правда, тогда он был пухленьким маленьким младеньчиком, и бездетная Ловиз проицировала на нем свою нерастраченную материнскую любовь. Кольбейну и Лукасу в этом плане повезло меньше – они родились уже после смерти императрицы, а Рагнар, впавший в настоящее безумие после ее утраты, страшно дорожил всем, к чему бы она ни прикасалась при жизни. Лейва Рагнар явно выделял, за ним одним он сам лично приезжал в поместье Наттеньер, чтобы назначит своим секретарем. Он прощал племяннику некоторые проявления жестокости, от которых Лейв не мог сдерживаться даже во Дворце. Все видели, что будущим императором станет Лейв. Безоговорочно. И Лукас, всегда считавший Кольбейна очень опасным, решил, что все же одного влияния советника Герхарда не достаточно, и Кольбейн проиграл, даже не начав бой.