Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 19 из 29

Резкое ухудшение погоды значительно спутало карты местным лыжникам, и бесчисленные горные трассы массово опустели, но объекты сопутствующей инфраструктуры по мере приближения к лесному массиву попадались практически на каждом шагу. Яркие цветные флажки, элементы разметки и ограждения, знаки с указанием расстояния и направления красноречиво свидетельствовали о том, что маршрут пользовался большой популярностью в туристических кругах и нам здорово повезло избежать столкновения с приверженцами горнолыжного отдыха. И всё бы ничего, но просветление в небе оказалось кратким затишьем перед бурей: снегопад возобновился, ветер поднял в воздух воронки из снежной пыли, и я с ужасом осознала, что не чувствую пальцев рук. Из багрово-красных безнадежно замерзшие кисти стали пугающе белыми, я в панике огляделась вокруг и не увидела ничего, кроме снеговых завихрений и плотно обступивших нас деревьев. Проходящие через лес трассу напрочь замело, мои обутые в легкие туфли ноги по щиколотку утопали в снегу, на глазах выступили слезы, и в тот момент, когда я уже смирилась со своей горькой участью и приготовилась разжать отчаянно стискивающие заиндевевший плед пальцы, Урмас, как вкопанный, застыл на месте.

– Пришли! – перекрикивая шум ветра, сообщил он, – опускай «ящик» и постой пока здесь. Я скоро вернусь.

–За «ящиком» или за мной? – машинально съязвила я, но второй пилот вновь воздержался от ответной реакции, и молча растворился за сплошной стеной снега. Что ж у них тут, в Польше, за погодные аномалии такие? Как-то чересчур сурово для Европы, особенно весной, пусть даже и ранней. Разве что высокогорная местность диктует свои условия…И вообще, куда черт побери, девался Урмас? Ох, не зря я недобрым словом Ивана Сусанина недавно поминала: «не видно ни зги» – это точно про мой случай сказано! И ведь что самое обидное – по большому счету второй пилот был безоговорочно прав насчет инстинкта самосохранения, и, если над нами действительно простерлась божья длань, будет нелепо и глупо превратиться с сосульку, так и не постигнув тайного замысла высших сил.

–Европа есть Европа, – вынырнул из снежной пелены Урмас, -у нас такие смешные замки никто бы даже не сарай не повесил. Всё нормально, бери CVR!

–Я не могу,– призналась я, – у меня пальцы толком не гнутся.

–Ничего, три метра уж как-нибудь волоком дотащим, – успокоил меня второй пилот, – ты идти в состоянии?

–А куда я денусь? – резонно вопросила я, – ты свои приоритеты четко расставил, рисковать не буду.

–Вот и хорошо, – одобрительно кивнул Урмас, – наш марафон близок к завершению, не смей упасть на финише!

Очертания одноэтажного строения с треугольной крышей символом надежды выплыли из непроглядной тьмы, я увидела открытую нараспашку дверь и в необъяснимом приливе энергии я отчаянно рванула вперед, чем изрядно порадовала Урмаса, не меньше моего жаждавшего поскорее укрыться от снега и ветра. Можно сказать, в одиночку, я втянула плед с речевым самописцем внутрь, и как только второй пилот захлопнул за нами дверь, рухнула на пол. Первые несколько минут я неподвижно лежала на спине и пустым взглядом таращилась в потолок, не в силах поверить, что «переход Суворова через Альпы» наконец-то закончился, у меня появилась долгожданная возможность перевести дух. Потом начали оживать пальцы, и навязчивые покалывания в озябших подушечках вывели меня из оцепенения. Мокрые ноги также не замедлили напомнить о себе целой гаммой неприятных ощущений, я приняла сидячее положение, обхватила колени руками, в упор взглянула на привалившегося к стене Урмаса.

Видок у второго пилота был, честно говоря, еще тот. Урмас Лахт сегодняшнего образца кардинально отличался от рафинированно-идеального образа, взлелеянного в моих любовных грезах. До этого дня мы с Урмасом пересекались исключительно по служебным обстоятельствам, если не брать в расчет, корпоративного забега, куда я затесалась ради гипотетического шанса сблизиться с предметом своего обожания, и каждый раз второй пилот выглядел безупречно, даже пропитанная потом майка удачно подчеркивала мышечный рельеф спортивной фигуры. А уж в летной форме Урмас Лахт и вовсе сражал мое ретивое сердце наповал: я провожала его влюбленным взглядом и не могла отвести глаз даже после того, как он давно скрылся из вида. С формальной точки зрения Урмаса нельзя было назвать эталоном мужской красоты: слишком глубоко посаженные глаза блеклого серо-зеленого оттенка, слегка вьющиеся волосы с характерным для прибалтов рыжеватым отливом, удлинённый овал узкого, худощавого лица, тонкие губы, придающие их обладателю несколько надменное выражение – я любила в нем всё, все его черты казались мне прекрасными и родными, и я никак не понимала, почему та же Леська считает внешность второго пилота заурядной и невыразительной. Сейчас Урмас был измотан и опустошен, его глаза запали еще глубже и как будто провалились в две бездонные впадины, нос и скулы заострились, а влажные волосы отдельными прядями прилипли ко лбу – тут же поневоле поверишь, что этот человек восстал из ада. Наверняка и моей физиономией запросто можно было детей пугать, и в целом мы с Урмасом составляли достаточно гармоничную пару: еле живые, изможденные и на последнем издыхании цепляющиеся за свои никчемные жизни.

–Ты тут осмотрись, а я поищу распределительный щиток, вдруг удастся включить электричество, – голос у второго пилота тоже звучал под стать внешнему облику. Севший, глухой, отрешенный, он словно доносился из могилы, и от этих загробных интонаций меня пробрал мороз по коже. Да что же чертовщина с нами обоими происходит?

Я последовательно сняла обе туфли, дождалась, пока Урмас исчезнет за дверью, и с наслаждением стянула капроновые колготки. В домике было холодно и неуютно, но по сравнению с бушующей снаружи метелью, наше спасительное убежище казалось настоящим очагом комфорта. Ступая босыми ногами по деревянным половицам, я обошла весь дом, состоящий из двух крохотных комнатушек, первая из которых представляла собой совмещенную с гостиной кухню, а вторая, видимо, служила спальней, и вполне современного санузла с душевой кабиной. Мебели в домике присутствовало по минимуму, зато имелся маленький телевизор, микроволновка и прочая мелкая бытовая техника, в отечественных реалиях давно перекочевавшая бы к предприимчивым воришкам, а здесь преспокойно стоящая на своих законных местах в терпеливом ожидании хозяев. Спрятанный в углу обогреватель я заметила скорее по наитию, и когда запорошенный снегом Урмас, вновь появился на пороге, мы с ним поняли друг-друга без слов. Жизненно важный электроприбор был моментально включен в розетку и уже через несколько минут мы сидели вокруг него на корточках и тщетно пытались отогреться. Понемногу сотрясающий меня озноб отступил, зато с недвусмысленным урчанием взбунтовался желудок, и я в слабой надежде на удачу принялась поэтапно обшаривать шкафы на предмет чего-нибудь съестного. В то мгновение, когда мой голодный взгляд цепко узрел на дальней полке забытые предыдущими обитателями гостевого дома банки с консервами, я чуть было не завопила от радости и внезапно поймала себя на мысли, что с нами творится нечто странное. Если мы мертвы, еда по идее не должна интересовать нас вовсе, так что-либо мы вот-вот превратимся в кровожадных зомби, и покончив с консервами, отправимся пожирать несчастных жителей окрестных городов, либо чаша сия нас успешно минула, и зверский аппетит всего лишь подтверждает нашу принадлежность к миру живых.

ГЛАВА XIII

В одном из кухонных ящиков Урмас практически сразу обнаружил полноценный набор столовых приборов, и уже через минуту уверенно отрывал ножом консервные банки. В помещении заметно потеплело, второй пилот избавился от кителя, а я от жакета, и окружающая нас обстановка вдруг показалась мне на удивление домашней. Я вскипятила воду, заварила чайные пакетики и окончательно разомлела в сытой истоме. Накопленная усталость вылилась в какое-то отрешенное безразличие ко всему происходящему, хотелось лишь доплестись до кровати и уснуть без задних ног, но если измочаленный непрерывными нервотрепками организм настойчиво требовал отдыха, то недремлющая интуиция, наоборот, яростно противилась моему погружению в расслабленное состояние. Шестое чувство отчаянно пыталось достучаться до моего засыпающего разума, и сколько бы я не отмахивалась от витающего надо мной сонма нехороших предчувствий, в укромных уголках подсознания росла и ширилась необъяснимая тревога. Впрочем, почему необъяснимая? Вон он, сидел, источник всех моих страхов, задумчиво отхлебывал из кружки горячий чай и будто намеренно не удостаивал меня ни словом, ни взглядом. Мысли Урмаса явно пребывали в совершенно иной плоскости, и я невольно испытала крайнюю степень изумления, когда он внезапно поделился со мной своими дальнейшими планами.