Контролируемая авария

ГЛАВА VIII

Я никогда не считала себя глубоко верующим человеком и привыкла жить с твердым убеждением, что после смерти человека не ждет ничего, кроме мрака и тлена, а все эти религиозные сказки про чистилище придуманы священнослужителями, великолепно понимающими, насколько сложно заставить человека следовать закону божию, если над ним постоянно не довлеет страх неминуемой расплаты за совершённые грехи. Однако, на практике все оказалось совсем иначе, и когда ко мне начало постепенно возвращаться сознание, я вынуждена была констатировать, что загробный мир существует вопреки ключевым положениям научного атеизма. Более того, судя по нестерпимо высокой температуре окружающей среды, за непредумышленное преступление против человечности я автоматически отправилась прямиком в преисподнюю, благополучно миновав разного рода промежуточные звенья, и теперь моя заблудшая душа с шипением и треском поджаривалась в раскаленной жаровне дабы я на собственной шкуре прочувствовала, каково пришлось погибшим пассажирам авиалайнера.

Я до последнего тянула время и не открывала глаза в инстинктивном страхе увидеть огненные языки адского пламени, жадно тянущиеся к моей обугленной до черноты душе, но отчетливый звук чьих-то тяжелых шагов, внезапно раздавшийся буквально под ухом, вызвал у меня непреодолимое желание разлепить веки. Похоже, за особо тяжкие прегрешения бонусом к классическому набору вечных мук прилагалась еще и личная встреча с самим дьяволом, собственной персоной явившимся поприветствовать очередное пополнение в своем беспокойном хозяйстве. Ну а чего я, в принципе хотела? Нечего было молчать, как рыба, а сейчас уже поздно лить крокодиловы слезы: на моей совести жизни ста пятидесяти человек, и что действительно выглядело бы странно, так это если бы вокруг меня дружно шелестели крылышками серафимы, херувимы и прочие коренные небожители.

Говорят, у каждого есть свой персональный ад, где бесконечно материализуются наиболее жуткие кошмары конкретного грешника. К примеру, жестокий убийца навеки обречен слышать крики своих умирающих жертв, а бросившую ребенка нерадивую мать будут преследовать образы голодных и больных младенцев… Для меня изощренный ум владыки тьмы тоже подготовил мастерски адаптированный «спецпроект», и, распахнув глаза, я даже удивилась, насколько правдоподобно и красочно было реконструировано в аду место падения нашего самолета. Разбросанные повсюду обломки фюзеляжа, дымящиеся очаги пожара, изуродованные фрагменты тел пассажиров – на представшую передо мной картину нельзя было смотреть без содрогания, а всепроникающий запах горелой плоти и вовсе сводил с ума. Но дьявольская изобретательность одним этим, естественно не ограничилась: низко склонившийся надо мной второй пилот Урмас Лахт выглядел потрясающе реалистично, и я, наконец, осознала, какую именно кару определил для меня беспощадный хозяин преисподней. Отныне мне было предначертано целую вечность непрерывно созерцать последствия своей роковой ошибки, а иллюзия присутствия Урмаса была призвана многократно усугубить мои страдания ежесекундным напоминанием о том, что я могла бы предотвратить катастрофу, если бы мой разум не застилал туман беззаветной любви.

Спокойный, задумчивый, отстраненный, второй пилот стоял на выжженной земле среди обломков развалившегося на сотни мелких частей лайнера, и равнодушно взирал на разверзшийся вокруг нас ад, но, когда его серо-зеленые глаза остановились на мне, я заметила едва ощутимую тень недоумения, словно Урмас откровенно не ожидал снова пересечься со мной на том свете. А может быть, это была никакая и не иллюзия, а самый настоящий Урмас, в смысле, душа Урмаса: по идее, что мешало здешним прокураторам объединить два дела в одно и поместить нас в эдакий компактный двухместный адик, чтобы мы до скончания времен терзали друг-друга взаимными обвинениями на фоне превратившихся в кровавое месиво останков пассажиров и членов экипажа. Ну а что, по-моему, здорово придумано, и главное, обоим нам сполна воздастся по делам нашим!

– И ты тут…, – исключительно хладнокровно для очнувшегося в аду человека констатировал второй пилот, а его следующий вопрос своим поразительным цинизмом окончательно убедил меня в том, что я с филигранной точностью угадала содержание итогового вердикта председателя Страшного Суда, – ну и как, нравится тебе?

– Что? – на выдохе переспросила я, сосредоточившись на невозмутимом лице Урмаса и стараясь не смотреть по сторонам в жалкой попытке уберечь свою психику от неотвратимо приближающегося истерического состояния.

– Ад, – лаконично пояснил второй пилот и выразительно обвел рукой непередаваемо зловещий пейзаж, – пойдем взглянем на наши трупы.

– Что? – с интонациями безнадежно заклинившей пластинки повторила я, не в силах понять тайный замысел основательно взявшегося за мою душу дьявола. Неужели, за основу сценария моего наказания взято бессметное произведение великого Данте Алигьери, только вместо Беатриче в проводники мне достался Урмас? Умно придумано, что тут скажешь! Это вам не примитивные райские кущи со стандартным набором благ и наслаждений, здесь над грешниками измываются с фантазией и искрой, ни на мгновение не позволяя забыть о содеянном.

Серо-зеленые, глубоко посаженые глаза Урмаса пристально взглянули на меня из-под надвинутой на лоб фуражки, я вдруг поймала себя на мысли, что теперь мы так и будет до скончания веков носить служебную форму – Урмас навсегда останется в летном кителе, а я в темно-синем костюме стюардессы с фирменной аэростаровской пилоткой на голове и пластиковым бейджем на груди. Так и придется нам бродить по руинам безвинно загубленных судеб и в исступлении молить творца даровать прощение. Правда что-то по Урмасу не скажешь, что он огорчен столь незавидными перспективами, да и вообще вид у него такой, будто в случившемся его удивляет только наличие моей персоны, а всё остальное, включая разбросанные по всему периметру обломки самолета и тошнотворный вид изувеченных тел, не вызывает у него значительных эмоций. Впрочем, о какой логике можно вести речь, находясь в аду? Остается только покорно принять свой горький удел и отправиться в путь по описанным в знаменитой поэме кругам.

–Веди меня! – безысходно кивнула я, попыталась резко подняться на ноги, и протяжно взвыла от боли в поясничной области. Интересно знать, когда это я успела заработать себе ушиб копчика, вследствие которого мне се      йчас хочется лезть на стенку? Или это тоже часть уготованных мне мук, чтобы жизнь, то есть тьфу ты, смерть, малиной не казалась?

–Дай руку! – сквозь стиснутые до скрежета зубы попросила Урмаса я, – у меня спина разламывается!

–Какая спина? – мрачно усмехнулся Урмас, и я увидела, как на его погоны медленно опустилась влажная снежинка,– ты же призрак! Просто встань и иди.

–Легко сказать, – простонала я, объективно понимая, что второй пилот прав, и пронзающая поясницу боль, имеет под собой фантомную природу. А с другой стороны, что ему, руку подать трудно? Да и вообще сдались ему эти наши трупы? После такого удара их скорее всего только по ДНК идентифицировать и удастся…

Вертикальное положение я все-таки с горем пополам приняла, хотя и не без волевых усилий, закушенной до крови губы и выступивших на глазах слез. Ну ничего, помнится, одна моя коллега-бортпроводница упала с трапа и проломила себе череп, так «Авистар» ей даже страховку не выплатил, потому что якобы на ней были сапоги неустановленного образца и за перила она не держалась. А то, что сам трап на ладан дышал, это уже ни для кого не важно. Так мне со своим пустяковым ушибом даже жаловаться неприлично, особенно, если дело происходит в аду.

Если до того момента, как я встала во весь рост, у меня еще были сомнения относительно текущего места нашего пребывания, то сейчас они развеялись без следа. Мы, однозначно, попали в преисподнюю, причем, не абы куда, а в самое ее сердце. При столкновении с горой наш бедный самолет раскололся, как орех, или, если уж пользоваться профессиональным сленгом, как «Арбуз», и детали фюзеляжа расшвыряло по довольно внушительной площади. Лайнер рухнул в долину между покрытыми снегом вершинами, и столбы черного дыма, поднимающиеся от горящей обшивки, разительно контрастировали с ослепительно белым покровом горного массива. Сверху медленно планировали изящные, фигурно очерченные снежинки, а вокруг стояла девственная, нерушимая тишина, которую порой принято называть гробовой. Я твердо знала, что в трагедии нет и не может быть выживших. Да, иногда чудеса случаются, но в данном случае шансов спастись просто не было. Мы с Урмасом убили всех: шумных подростков с гаджетами, пафосную леди с умопомрачительным начесом, молодую семью с младенцем… Мы воплотили в явь панический страх аэрофоба, мы оставили без отца и мужа семью командира Стеклова, мы разрушили Катину мечту встретить в воздухе своего принца, мы не позволили безусловно талантливому новичку Семену вырасти до инструктора, мы нелепо оборвали жизнь Ирины, мы оба заслужили стоять сейчас здесь в мельчайших подробностях видеть оторванные конечности, сплющенные под гнетом искореженного металла тела и окровавленные обрывки одежды! Мы оба заслужили вдыхать удушливый запах гари и холодеть от внутреннего ужаса вопреки исходящему от горящих обломков жару.