Фея тумана

Я осеклась, едва он поднялся, вновь сжалась. Но нет, он был спокоен.

— Ты ведь не глупа, Бэртрада, и должна понять, что после случившегося, после того, как ты просила за моего врага, я не смогу показаться при дворе. Ты поставила меня в такое положение... И мы уедем немедленно. В данной ситуации это лучшее, что можно сделать. А то, что ты не совершила супружеской измены... Что ж, я готов в это поверить. Ты слишком холодна, чтобы изменить. Ты неспособна ощутить чувственное влечение.

Вернувшись в Норфолк, мы начали новый этап нашей жизни — порознь. И я вновь таила обиду. Я испытала последнюю степень унижения. Эдгар дал понять, что во мне есть изъян, не позволяющий мне даже переспать с другим. Что же, я отомщу ему. Нет, я не собиралась наставлять ему рога. В чём-то он был прав — мне это было отвратительно. Однако я знала, как сделать ему больно. И я отомщу ему через эту его ненаглядную потаскуху из фэнленда — Гиту Вейк.

Мне не понадобилось специально расспрашивать о саксонке. Разговоры о ней я слышала непрестанно. Так я узнала, что купцы с континента, ведущие торговлю шерстью, охотно сотрудничают с нею и что она начала собственное сукновальное дело, считавшееся весьма прибыльным. Одновременно с этим я узнала, что эту так называемую «леди Гиту» охотно стали принимать в некоторых почтенных нормандских семьях. Последнее бесило меня особенно. Ведь эта девка была обесчещенной шлюхой, и тем не менее даже родовитые д’Обиньи или заносчивые де Клары оказывали ей почёт, приглашая на охоты или пиры.

Некогда Эдгар пообещал мне выдать Гиту замуж. И думаю, нашлись бы желающие обвенчаться со столь богатой и одинокой леди. Однако у меня не хватило бы духу заговорить с ним о том его обещании. И это у меня, которая всегда знала, как поставить на место любого, и умела добиваться своего. Но хотя порой, в ходе рассмотрения исков, мы и заседали вместе с супругом, но отчего-то в последнее время я даже не смела повысить голос в его присутствии. Ледяная холодность Эдгара сбивала с меня всякую спесь. Мы даже более не спали вместе, а если обстоятельства и вынуждали нас оставаться под одним кровом, Эдгар всегда располагался в отдельной опочивальне. Немудрено, что слухи о наших плохих отношениях вновь поползли по графству. И как всегда бывает в подобных случаях, виновной стороной все считали женщину. Как это было унизительно! Утешало лишь то, что, даже оставив меня, Эдгар не отрёкся от нашего договора и не поспешил к своей Фее Туманов. Но я ещё не забыла его слов, что он «не намерен порочить эту гордую женщину». Ух, как же я её ненавидела!

Погружаясь в своё уныние, я больше не искала развлечений. А порой отправлялась в одиночестве в фэны, ища встречи со своей соперницей. Так я объездила всю округу, а один раз даже наняла проводника, который доставил меня на лодке почти к самому логову проклятой саксонки. Я провела целый день, наблюдая за тем, кто посещает эти места.

Тауэр-Вейк оказался богатым поместьем на острове посреди озера со старой башней и множеством построек по берегам. И здесь меня ждал ещё один удар — среди тех, кто в тот день прибыл в кремнёвую башню, я узнала своего пасынка Адама. Я и до этого слышала разговоры о привязанности сарацина к Гите, но мне не было до этого дела. Сейчас же, увидев мальчишку, направляющегося верхом на пони в Тауэр-Вейк, я разгневалась. Маленький предатель! При встречах со мной само добросердечие, а сам то и дело наведывается к Эдгаровой шлюхе.

А потом я встретила её.

Это случилось в начале октября. В тот день я велела оседлать себе одну из белых арабских лошадей. Некогда Эдгар обещал подарить мне такую, однако получилось, что я взяла её сама. А почему нет? Вон у саксонки была белая кобылица, так разве я не достойна иметь такую же, пусть мне придётся подарить её себе самой?

И вот я на прекрасной белой лошади выехала в фэны, двигаясь по знакомой тропе вдоль зарослей ивняка, мимо ручья. День был солнечный, ветер играл ветвями ив, раскачивал тростник. Сквозь этот шелест я услышала отдалённые голоса и смех и остановила свою лошадь, выжидая.

Наконец из-за излучины ручья появилась лодка. Её направляла, отталкиваясь шестом, молодая женщина в завязанной на саксонский манер шали. Лодка была простая плоскодонка, и она легко ею правила. А на носу лодки, спиной ко мне, сидел мальчик. И я по знакомому тёмному затылку сразу узнала Адама. Когда же лодка делала небольшой поворот, я заметила, что на коленях он держал маленького ребёнка в венке из осенних цветов.

У меня даже перехватило дыхание. С места не могла тронуться, хотя так давно хотела этой встречи.

Женщина что-то говорила Адаму, он смеялся. Но вот они приблизились достаточно и не могли не заметить меня. Я почувствовала взгляд саксонки, видела, как замер смех на её губах. Оглянулся и Адам.

Презирая себя за малодушие, я тронула шенкелями бока лошади, выезжая вперёд. Эти трое теперь были совсем близко, но, похоже, не желали останавливаться. Саксонка продолжала работать шестом, не глядя в мою сторону. Я машинально направила лошадь вдоль течения ручья, не переставая разглядывать пресловутую Фею Туманов.

Не самое приятное ощущение — убедиться, что твоя соперница не дурнушка. Я перевела взгляд на детей. Вернее на маленькую девочку. Сколько ей? Я прикинула в уме — выходило месяцев девять. Совсем червяк. Но в этом червяке я с болью заметила явное сходство с Эдгаром. Эти синие чуть удлинённые глаза, линия рта. Из-под дурацкого венка видны завитки светлых, почти льняных волос. Ребёнок таращился на меня, не прекращая сосать палец. Нет ничего глупее, чем вид ребёнка с пальцем во рту. Я заметила, как Адам, не сводя с меня испуганного взгляда, машинально убрал руку девочки, посильнее прижал её к себе. Похоже, он был очень привязан к сестре. Ох уж эти ублюдки моего мужа!

Адам первый прервал молчание:

— Слава Иисусу Христу, миледи.

— Во веки веков, — заученно ответила я. И обозлилась, что веду себя столь обыденно. — Эй ты, девка! — окликнула я Гиту. — Смотрю, ты слишком горда, чтобы поприветствовать свою госпожу.

Она наконец повернулась ко мне. Глаза у неё были серые, я бы даже сказала бесцветные. Кому такое может понравиться?

— Разве нас представляли друг другу, миледи?

— В этом нет нужды. Мы обе знаем, кто из нас кто.

— Действительно, знаем. И я несколько обескуражена, миледи, что встречаю вас без свиты и сопровождающих, да ещё и в моих владениях.

Чёрт возьми, я действительно находилась на её земле. Но и в Норфолке. А Норфолк — моя земля. И я не преминула указать на это. Добавив, что, если она проявит ко мне непочтение, я велю своим людям прибыть в фэнленд и наказать её.

Лицо Гиты Вейк оставалось спокойным. Не глядя на меня, по-прежнему направляя лодку шестом, она сказала:

— Разве я чем оскорбила вашу светлость, если вы сразу заговорили о непочтительности? Или вы хотите грубыми речами вынудить меня ответить вам так, как требуют моё достоинство и положение? В таком случае я постараюсь игнорировать ваше немилостивое обращение.

— Я разговариваю с тобой так, как женщина с положением имеет право говорить с потаскухой, родившей в блуде. Ты... Ты и твоё отродье...

В этот миг дитя, напуганное моей резкой речью, сморщилось, побагровело и разразилось отвратительным визгом. Саксонка лишь что-то негромко сказала Адаму, и он стал вертеть девочку в руках, подбрасывать. Сама же она продолжала править лодкой. Я могла оставить их, но её пренебрежение задело меня.

— Ты много вообразила о себе, саксонская сучка, — я нервничала, дёргала поводья, и смирная белая кобылка подо мной тоже стала волноваться. — Ты так ведёшь себя, словно считаешь ниже своего достоинства беседовать с женщиной, у которой хотела украсть мужа.

Гита Вейк неожиданно подвела лодку к берегу и, удерживая её шестом и глядя мне в глаза, заговорила:

— Не делает вам чести, леди Бэртрада, обращаться со мной таким образом. Свою чашу унижений и горечи я и так испила сполна. И ваши речи не могут причинить мне большей боли. Лучше мы сейчас расстанемся, и я больше не буду вспоминать о ваших злых словах, а вы не станете думать, что, оскорбив меня, сможете вернуть себе супруга.