Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 77 из 77



Меня совсем замутило от тряски. Я то и дело цеплялась за Элдру, кусала губы. Что, если роды начнутся ещё в пути? Однако небо смилостивилось надо мной. И хотя мы добрались до Тауэр-Вейк, когда уже стемнело, я даже смогла сама выйти из носилок. Правда, тут бы и упала, если бы Утрэд не подхватил меня на руки, не внёс в башню.

В страшной спешке мои женщины суетились, стаскивали с меня одежду, разводили огонь. Их торопливость меня пугала, и я старалась смотреть только на Труду — спокойную, деловитую, важную. О Труде ходила слава как о лучшей повивальной бабке в округе, и она любила похваляться, скольких младенчиков приняла на свет Божий. Мой будет, наверное, сотым, уверяла она. Я невольно улыбнулась — Труда и понятия не имела, что такое сотня.

Боли становились всё более частыми и острыми. Я лежала в своём покое, кусала губы, комкала края одеяла вспотевшими руками. В помещении было очень жарко, но мне сказали, что так и должно быть. С меня же пот струился ручьями после каждой схватки. В промежутках между ними я думала об Эдгаре, о том, что теперь он знает о моём ребёнке. Ранее я этого не хотела, но сейчас от этого мне было даже легче. В конце концов, он отец, и если со мной что-то случится...

Я сказала об этом Труде, но она лишь сердито шикнула на меня. Как можно думать сейчас о таком? Лучше бы я вспомнила, какой сегодня вечер, и помолилась. И я послушно твердила слова молитвы, как учили в монастыре:

— Verbum саго factum eit et habitavit, In nobis[65].

Боли становились всё сильнее. Но я была так утомлена, что в перерывах меж схватками даже насыпала. И опять приходила в себя с тягучим стоном. Кричать мне было словно бы стыдно.

Толстая Труда тихонько ходила, развешивая у очага детские вещички, одеяла и шкуры, чтобы нагрелись. Помешивала в каких-то горшочках, отчего пряный запах распространялся по комнате. Мне стало грезиться, что я в монастыре, в красильне, помогаю сёстрам красить ткани. Наверное, это было от того, что в комнате стоял пар от отвара ясеневой коры и крапивы.

И опять забытье, потом опять боль. Но в какой-то миг я различила привычные звуки утра — крики петухов, отдалённый звон колокола. Рождество!.. Я стала говорить, что людям надо пойти в церковь... Господи, уже новый день настал, а моим мукам нет конца.

Труда склонилась надо мной, лицо её было усталым, осунувшимся и... встревоженным.

— Бедная девочка, ты такая худенькая. Тяжело тебе придётся. Вот что, давай попробуешь походить.

Походить?.. Я расплакалась. Сил не было вообще. Но я так хотела родить этого ребёнка! И я встала, еле переставляла ноги, опираясь на Эйвоту и ещё одну женщину, ходила от стены к стене, пока боль не стала непереносимой. Меня просто скрутило пополам. Еле дотащилась до кровати. Но Труда, похоже, была довольна. Потом пошарила у меня между ног, и лицо её вновь омрачилось.

— Вы ещё не готовы, госпожа. Придётся ждать.

Ждать? Сколько? Я уже ничего не соображала от боли. Казалось, стальные когти разламывают мне поясницу, а низ живота вспороли ножом и в зияющую рану бьют деревянным колом. Я стала кричать, рычать, выть...

Не знаю, сколько это длилось. Смутно различила, как кто-то сказал, что уже вечер и что на всякий случай стоит послать за священником. Значит, я умираю. Я почти хотела смерти, как избавления от мук.

Потом громко стукнула дверь, и я различила гневный окрик Труды. Мужской голос что-то ответил. Значит, пришёл священник. Я умираю.

Но надо мной склонился Эдгар. Нервно дёргал застёжку плаща, рывком отбросил его в сторону.

— Сюда нельзя мужчинам! — вопила Труда.

— Мне можно. Я отец.

Я вспомнила, что случилось с Ральфом в такой ситуации. Какой будет позор, если обомлеет и Эдгар. Хотела сказать, чтобы он уходил, но вновь зашлась криком.

— Кричи, кричи, любимая, у тебя это славно получается! — почти весело говорил Эдгар, обнимая и поддерживая меня сзади под спину. — Хорошо, что я успел. Теперь мы вместе, и вместе мы сможем.

Это удивительно, как подействовали на меня его слова. Я даже заулыбалась. Но тут такая боль... Кости словно затрещали, разошлись... Я вцепилась в руку Эдгара, закричала.

Он поддерживал меня, целовал мне виски, волосы. Я цеплялась за него. И даже Труда больше не гнала его, копошилась под одеялом между моих ног.



— Ну, вот и славно. Тужьтесь, леди, тужьтесь.

Я старалась, рычала сквозь сцепленные зубы.

Крепкие руки Эдгара приподняли меня за плечи, придерживали.

Труда покрикивала: ещё! ещё!

И вдруг мне стало легче. Скользкий комочек плоти выскользнул из меня. Я опала, закрыла глаза. Я так устала, что сейчас меня ничего не волновало. И всё же я улыбнулась, услышав счастливый смех Эдгара.

Дитя кричало, гомонили люди, Эдгар целовал меня. Я всё же открыла глаза.

— Гита, у нас дочь. Ты только погляди, какую славненькую девчушку ты родила!

Он даже не огорчился, что не сын.

Со мной ещё что-то делали, но я почти не обращала на это внимание. Эдгар подошёл вновь, и в его сильных руках кричала, суча ручками и ножками, крохотная девочка. И как же бережно он её держал! А ещё говорят, что мужчины боятся новорождённых.

Я взглянула на ребёнка. Моя дочь была прелестна. Она таращила на меня глазёнки удивительной голубизны. И эти светлые волосики...

— Она так похожа на тебя, Эдгар!

— Конечно. Это же моя дочь. Моя!

Я хотела взять ребёнка. Хотела обнять Эдгара. Как же я их любила!

Но уже спустя минуту я погрузилась в глубокий сон.

Позже мне рассказали, что, после того как девочку омыли и запеленали, Эдгар вынес её в зал. По старинному обычаю, поднял над головой и сказал, что признает её своим ребёнком. Сказал, что нарекает её Милдрэд.

Милдрэд — старинное саксонское имя. Так звали мать Эдгара.

Потом Эдгар пировал с мужчинами в зале. Потом уехал.

Когда я проснулась, его уже не было в Тауэр-Вейк.

65

«И слово стало плотью и обитало с нами...» (лат.).


Понравилась книга?

Написать отзыв

Скачать книгу в формате:

Поделиться: