Страница 27 из 60
Стены, сложенные из серых камней, уносились ввысь на несколько десятков метров, где верхними этажами прятались под своды прогнивших крыш, отталкивающих мелкий дождь, никем не замечаемый.
Гуляя взглядом от строения к строению, наблюдая их приближающийся конец, Кейдана неожиданно посетила мысль, что виденный сейчас город очень схож с бесшумным городом, представшим в первом эпизоде осознанного сновидения. Раскручивая эту мысль в голове, он всё больше убеждался, что это заявления не имеет возможности существовать, ибо не находилось ни одного элемента объединяющих два совершенно разных города. Но как бы сильно Кейдан не старался уйти от той безобидной мысли, он всё больше утопал в ощущение, что город, на который он смотрит сейчас, чем-то схож с той бесшумной противоположностью.
Когда скрежет натянутого ощущения уже не давал спокойно лицезреть огромные постройки, Кейдан перенес свой взгляд на быстротекущий поток людей, неустанно шагающих в одном направлении.
Их путь начинался из огромной, вырезанной в двух стоящих по соседству зданий, арки. Из-за её границы приходили люди, прямо из недосягаемых просторов, выстраивались в длинную череду и начинали свое шествие по широкой, пустующей площади. Проходя это пространство, заложенное каменной брусчаткой, каждый из шествующих словно пересекал свое последнее мгновения, окрашивая его разношерстными эмоциями. Кто-то был в гневе от свой оплошности, приведшей в это место, кто-то, понимая свое положения, заливался горькими слезами отчаяния, кто-то до конца не осознавал, что происходит вокруг, от чего отражал безмятежность, кто-то принимал всё со спокойствием, присущим лишь смирившимся, кто-то боялся, кто-то был заинтересован случившимися с ними событиями, кто-то сгорал, а кому-то не хватало доступных эмоций. Словом, каждая проходящая мимо душа, будто черпала краски из палитры эмоций, отражающийся на их лицах.
Кейдан заворожённо наблюдал, вглядываясь в бесконечный поток, тянущийся толпы. Все эти люди стекались в одно место, и этот факт, создал в голове Кейдана единственно истинное правило, в котором все кроме него могут двигаться только вперед. Благодаря этому надуманному условию, его взгляд очень быстро уловил фигуру старика, двигающуюся со стороны прохода, куда спешили все остальные. Его направления движения было неестественно, его нонконформизм воспринимался как ошибка в коллективном разуме, ведущем все остальные фигуры строго в определенную сторону. Он был обычным человеком преклонных лет. Хромая походка, компенсировалась деревянной тростью под крепкой хваткой дряхлой руки. Старое тело скрывал длинный, поношенный плащ, концами тащившийся по земле, так как был слишком велик для щуплого старика, придавленного грузом прожитых лет. Медленно, размеренно перебирая тремя ногами, он подошел на близкое расстояния, что позволило Кейдану рассмотреть его лицо. На голове были длинные, но редко растущие, седые волосы. Их концы падали на плечи и выступали наподобие картинной рамки, в который было заключено изношенное лицо. Множество морщин, рот полный остатков зубов, впалые глаза, с грустным, но проницательным взглядом, могучий лоб и сильный подбородок, уголки треснувших губ, складывающихся в ехидную улыбку, — вот всё что увидел Кейдан на лице старика. Последний шагал в направлении единственного человека, смотрящего на него. В силу своих возможностей, он максимально быстро приближался к нему, пытаясь как можно скорее осуществить то, за чем явился на эту площадь.
Прошло несколько минут, прежде чем Кейдан окончательно подтвердил свою, связанную с целью появившегося старика, теорию. Предположения, что объектом его целеустремлённого шествия против направления толпы, стал именно Кейдан, подтвердились его остановкой и последующими за этим словами:
— Зачем ты здесь? — прозвучал хриплый, низкий голос.
Кейдан ошарашенный таким вопросом, долго не мог придумать, что ответить. Старик смиренно ждал, не произнося более слов и даже не шелохнувшись. Он замер в томительном ожидание, сурово вглядываясь в образ незнакомца.
— Я не знаю, — не в силах больше молчать, Кейдан наконец ответил.
— Что за бездумное дитя! Какой смысл отягощать себя блужданиями, если ты неспособен ответить самому себе зачем всё это? Если ты неспособен дать четкий ответ о своей деятельности, то ты сравни насекомому, вторгшемуся в места куда ему проход запрещен! — старик приблизился с доступной ему скоростью. — Бессмысленное скитания по островам, где проявляется твоя фантазия, вот возможности доступные тебе. Ведомый! Глупец, забредший в заросли густой и непроглядной паутины, сплетенной собственным сознанием! Угодившая в ловушку своих иллюзий, жертва тщеславия и мрака глупости! Ты погубил всё что строилось годами, и от твоей беспечности всё исчезнет в гиене тлеющего отчаяния, ибо конец пришел, и ты его создатель!
Пламенная речь воспринималась Кейданом вначале как порыв истинных эмоций, но через несколько минут обрела твёрдый статус бреда сумасшедшего старика. Последний, закончив свой короткий монолог, не угомонился и спустя мгновения продолжил:
— Мир канет в небытие! Исчезнут города под грузом конца времен. Исчезнут жизни, заменяясь черной пустотой сотворенной смертью. Исчезнет воздух, превращаясь в яд. Исчезнет земля, создавая пустоту, где некогда существовало множество миров. Всё кончится! Конец пришел собирать плоды твоего посева! Принятые решения приговорили все миры, и ты даже неспособен назвать причину анафемы! Зачем ты сюда пришел?
Старик вновь задал тот же вопрос и стал выглядеть более зловеще. Его черты лица нахмурились, превращая незнакомое лицо в уже некогда виденное. Не в силах ответить и вымолвить хоть слово на прозвучавший вопрос, Кейдан стоял в оцепенение, пока старик не вскинул руку, поднимая перед собою посох, и со всей мощью, неспособной уместиться в его дряхлых руках, ударил оземь. Громкий звук разлетелся по всей округи и устремился вверх, к крышам огромных зданий. Кейдан выпал из транса собственной невозможности произнести хоть малейший звук. Он бегло огляделся и увидел, что вся толпа, спешащая и не прерывающая своего шествия, остановилась, бросив на Кейдана тысячи глаз, источающих презрения. Они словно повиновались громкому удару, сотворенному человеком, что утратил внешность старика и приобрёл отражение внешности молодого Кейдана. Эта личность уже встречалась. Он вспомнил собственное отражения, посетившее его в моменты сомнения и придавшее уверенность в выбранном направление. Сейчас его молодая копия стояла точно с таким же выражением лица, как и в первый раз. Та же неприязнь и презрения, тот же взгляд, кричащий о многом и струящийся сверху вниз, тот же холодный голос, звучащий замогильным шепотом.
— Так значит ты не знаешь свою роль? Хм, что ж, думаю я смогу тебе помочь, указав направления куда ты отправишься, — двойник взял палку за конец, служившую ему тростью в облике старика, и за мгновения ока сблизился со своим оригиналом. — Глубже в отчаяния! — сказав это, он ударил Кейдана по голове, ввергая того в забвения.
Глава — 7
Секунды пробуждения сопровождались отчаянием, вызванным неспособностью двинуться. Пробившись к свету, сознания попыталось спрятать тело, унося его как можно дальше, но охладевшие мышцы не позволили сотворить задуманное. Секунды паники превратились в минуты смирения и осознания того, что тело полностью недееспособно. Отказали все конечности, отказали тактильные ощущения, из-за чего не представлялось возможным определить, что происходит с телом, в глазах была темнота, либо из-за потери зрения, либо из-за невозможности поднять веки, в ушах отражалась холодная тишина, заполняющая не только пространство вокруг, но и безмолвные уста, воздух не наполнял легкие, ибо это не требовалось. Бездыханное тело, с заключённым сознанием внутри, находилось в пугающей неизвестности, выбраться из которой было невозможно. Минуты превращались в часы, часы превращались в сутки, сутки превращались в бесконечность. Время тянулось сквозь одиноко лежащие тело, брошенное в темноте. Сознания Кейдана, пойманное в ловушку заключенной плоти, ведомое страхом и отчаянием начало затухать, ввергая воспоминания в темные просторы уголков разума. Кейдан начал забывать кто он такой и как здесь оказался. Прошлое размывалось безысходностью будущего, оставляя в голове место лишь осознанию собственного конца.