Быть или казаться

Они переглядываются.

— Как можно гарантировать успех при таком разделении? — в голосе культуриста не сквозит больше ничего, кроме собранности и деловитости.

— Заново. Мой напарник знает, как. Я знаю, что. Лицензия на робота есть, — пожимаю плечами, окончательно успокаиваясь. — Как-то раньше же мы с ним управлялись?

Надеюсь, у них нет быстрого доступа к базе Лоу, чтобы проверить время выдачи лицензии.

С другой стороны, даже сегодняшняя дата не влияет: за последние сутки робот сделал целых три весьма разных операции, все успешно; и в кормильце я уверена на все сто процентов.

А когда врач искренне верит в свои слова, это совсем другая энергетика. Пациенты чувствуют с половины пинка.

— Ты сможешь оперировать один?

— Не возьмусь. Объяснить почему?

— Нет. — Это дед, неприязненно.

— Да, — это качок.

— Ну вы хотя бы о ролях договорились перед тем, как спектакль устраивать, пф-ф! Ловите. Во-вторых, работать надо будет быстро и точно. Я пока адаптирован только под одного партнёра в роли оператора робота, это Хван. Вы понимаете чем чревата операция, в которой хирург сражается ещё и с окружением, помимо болячки?

— Да, — в этот раз в один голос. — Что первое?

— Мой противовес вашему долбо*бизму — жизнь вашего пациента. Если выбирать между ним и Хваном, я выберу Хвана. Отсюда логично предложение, — блин, в своём женском исполнении мой саркастический взгляд выглядел бы сейчас гораздо эффективнее.

— Говори.

— Не делайте так, чтобы я выбирал — Хван или ваш пациент.

— Мы не закончили проверять нейро профиль твоего напарника, — вроде как охранник окончательно берёт бразды правления разговором свои руки.

Агрессивностью от него и не пахнет.

Дедуля при этом недовольно отворачивается.

— Чем дольше проверяете Хвана, тем позже возьмёмся за вашего пациента, — пожимаю плечами. — Слушай, молодой. Ты кажешься более адекватным…

— А он что? — здоровяк кивает в сторону деда.

— Старик рядом с тобой больше озабочен какими-то личными комплексами, не здоровьем больного.

— А я? — парняга, постоянно перебивая, и не думает скрывать своего интереса.

— Тебе на себя наоборот наплевать. В том плане, что тебе начхать, что я о тебе подумаю — и буду или нет тебя бояться дробь уважать. Но тебе совсем не наплевать, выживет ли пациент. В отличие от, — красноречиво указываю взглядом на его напарника.

— И?

— У вас есть нейро-расширения, которые измеряют достоверность моего текста?

Вместо ответа он молча подходит и берёт мою ладонь в свою.

— Почему не можете таким же образом проверить Хвана? — смотрю ему глаза в глаза, сжимая пальцы покрепче. — К чему была вся эта акробатика?

— Твой Хван обвешан нейро-продуктами, как… кхм. И качество их высокое — нет времени и гарантии при опросе.

— Окей, слушай тогда меня. Мы о вас знать ничего не знаем. У нас нет никаких интересов внутри вашей организации, кроме взаимовыгодного заработка. Лично я о вашем существовании узнал вот только что, из онлайн-аукциона. Задавайте любые вопросы.

— Есть что-либо, о чём ты сейчас умолчал? — мелким бесом прорезается дед, тоже подходя вплотную. — Как гарантировать, что после твоей операции не останется нейрозакладок в пациенте?

— Нет на первый вопрос. На второй: понятия не имею, о чём ты сейчас вообще. Подозреваю, что знает мой напарник, но его рядом нет.

Они снова переглядываются.

Сжимаю руку качка сильнее, возвращая его внимание:

— У вашего родственника вот-вот откажет мотор, уже начал отмирать — некроз же. Я всего лишь пришёл исправить этот момент. Знаю, как; и хочу за это денег.

— Сколько?

— Столько, сколько была ваша последняя ставка на аукционе.

Старик начинает открывать рот.

— Хочешь поторговаться? — не выпуская руки культуриста из рукопожатия, смотрю на невысокого деда сверху вниз.

— Почему твоя сумма стоит по верхней планке? На аукционе мы предлагали эту ставку проверенной и известной клинике, а ты — ноунейм.

— Во-первых, у меня есть сертифицированный здесь хирургический робот, в отличие от вашей известной клиники. Получается, как минимум государство не считает меня ноунеймом. Во-вторых, я же не прошу предоплаты, как они?

Опять переглядываются.

Снова удерживаю руку качка:

— Вначале — работаем. Затем — тесты по итогам работы, делайте, какие хотите. У вас же и экэгэ, и прочий фарш под рукой.

— Потом?

— Потом наблюдаем. Если всё нормально — рассчитаетесь.

— А ты не боишься нашей неаккуратности в финансах? Оказанная услуга не стоит ничего.

— А у вас что, этот больной — первый и последний в жизни? И вы больше не боитесь проиграть очередной медицинский аукцион? — ну и как тут не фыркнуть. — Если вы раз и навсегда решили отрезать себе дорогу к медицине на этой планете, вы будете на верном пути.

— Почему так уверен?

— На аукционе есть закрытый для клиентов раздел, он только для исполнителей. Перед тем, как ехать к вам, Хван оставил закладку, куда мы едем. После того, как исчезнем, все врачи возьмут на заметку вашу весёлую контору.

— Вы же не члены "профсоюза"?

Интересно, а что у них тут за профсоюз медиков? Впрочем, для правильного ответа это знать не обязательно.

— А какая разница? — да что ж он так из рук-то рвётся, сам ведь поначалу хотел меня за ладонь подержать. — Наши с ними внутренние конфликты не касаются того, что на вашей территории может исчезнуть добропорядочная хирургическая бригада.

ДжоЧже вошёл в импровизированную операционную, пошатываясь.

— Привет! — буднично бросил через плечо Щукин, порхая вокруг подобия операционного стола. — Как ты себя чувствуешь? Сейчас работать надо будет.

— Чувствую себя на тройку, но работе не помешает, — честно ответил Хван.

— Точно не помешает? Иди сюда, давление тебе померяю: не нравишься ты мне.

— Не надо ничего мерить. После инфры это я ещё нормально себя чувствую.

Азиат вышел на середину комнаты, присел возле своего робота прямо на пол и принялся его распаковывать.

— Что за инфра? — Щукин не отрывался от пациента.