Быть или казаться

По большому счёту, добавлять троим по шее было не нужно. Но и не поговорить с мудаками (в этой ситуации) считающий себя мужчиной таджик не мог.

То, что неотличимую от естественной ткани пломбу из фотополимера он девчонке поставит сразу после заживления мягких тканей ЛИЧНО, ясно и так.

Как и то, что не возьмёт с неё ни копейки.

Но вот с этих красавцев стоимость лечения он сейчас получит по верхней планке. Исключительно поговорив с ними.

Либо — придётся плюнуть на принципы и кое-кому позвонить. Тогда тройка не в меру заботливых братьев той четвертьфинальной сестры всё равно заплатит, но уже намного больше и уже совсем другим людям.

Безукоризненно вежливо, не сказав ни единого бранного слова, Курбон выяснил отношения с представителями титульной нации буквально за три минуты.

Те и сами задним числом пришли к выводу, что были, мягко сказать, неправы — ему даже не пришлось их особо упирать.

Опустив глаза, пацаны извинились перед Абилхакимовой и, получив на Каспий переводы от родни либо знакомых, тут же оплатили стоматологу полную стоимость лечения.

— И стоило слёзы лить, — таджик по-братски подтолкнул девчонку в спину, увлекая её с собой. — Пошли в местный медпункт. Пусть за меня Сакен слово скажет.

— Сакен Хакимович? Врач? — тут же расслабилась чуть напрягшася спортсменка, покосившись на мужскую руку на своём плече.

— Угу. Мы учились вместе. Терапевтом он уже потом стал, а изначально — челюстно-лицевая хирургия.

Чай на троих в медпункте окончательно закрепил знакомство и утешил пострадавшую: она даже не особо расстроилась из-за двухнедельного планируемого ожидания пломбы (увы, ускорить заживление мягких тканей не мог даже Курбон).

— Нравится? — Сакен указал взглядом на закрывшуюся дверь, когда девчонка убежала на награждение (которое чуть не прозевала вместе с ними).

— Да. Но это ничего не меняет, — спокойно пожал плечами таджик. — Ты же знаешь. Я не ем, не пью и не делаю харам. Будем просто дружить. Наверное.

— Он это, если вашим документам верить, — угрюмо говорила русская на ходу, шагая по пятидесятиметровому коридору между матерчатыми стенками палат. — Но он не мог сделать того, что вы сказали. Он бы никогда не поднял руку на женщину. Кстати, он и на обоих языках отлично говорит, и сам Асфендиярова заканчивал. Чего б ему от пульсоксиметра шарахаться?

История её абсолютно платонического романа с достаточно приятным мужиком (почти на двадцать лет старше, блин) года полтора назад не сходила с некоторых аккаунтов инстаграм.

Как назло, владельцами акков были долбаные популярные хайповщики, разгоняющие свои догадки до уровня новостей и абсолютно не знающие правды.

Не спали они с Курбоном никогда, что бы кто ни думал… Хотя и очень дружили.

Он был слишком сильно мусульманином для этого, хотя и не кричал о том вслух.

Он ездил с ней вместе на соревнования, она водила подруг к нему в клинику. Он фотографировался вместе с её группой на практиках, как и она — с его друзьями.

Кстати, она была бы и непротив. Того самого.

Возражал как раз он (кому расскажи!): или вначале женитьба, остальное потом — или только дружба. Никаких контактов, как мужчина и женщина, иначе.

Ей, в силу возраста, брак казался чем-то столь же неуместным, как и полёт на Марс.

Так они и дружили — чемпионка по боксу и владелец сети клиник, поднявший свой бизнес с ноля собственными руками, исключительно благодаря трудолюбию и толике везения.

Пока совсем недавно земляки-фарси (из Ирана, правда) не пригласили его в Европу, открыть ещё одну клинику вместе, уже там.

— Да и неоткуда ему сейчас взяться здесь в стране, — завершила неожиданное для себя короткое пояснение Виктория, решительно отбрасывая в сторону занавеску и входя в палату номер двадцать четыре.

Меруерт и Гаухар, добросовестно следуя в кильватере спортсменки, тоже заглянули в палату. Из двоих пациентов, в наличии был только один.

Абилхакимова заговорила на таджикском, потому следующих слов казашки не поняли (кроме имени), хотя и с нетерпением ловили каждое слово.

— Это ты — Курбон Махмадшоев? - медсестра, нависая над кроватью, наверняка сверлила взглядом пациента, точнее со спины было не понять. — Или второй, который здесь с тобой?

Взгляд лежащего на боку больного заметался из стороны в сторону:

— Тихо, не шуми, сестра! Давай спокойно поговорим!

- Ты мне не брат. Кто из вас ударил её? — интерн кивнула себе за спину, хотя в защитных костюмах медсёстры между собой практически не отличались.

Узнать Гаухар могли только коллеги, но никак не больные.

— Не шуми!..

- Кто из вас Курбон?

- Он Курбон! — сжимаясь от напора спортсменки, пациент неопределенно кивнул в направлении коридора. — Он в туалете, скоро вернётся. Никто её не бил! — последние слова были сказаны хотя и с акцентом, но по-русски.

— Врёт, - припечатала из-за спины Гаухар. — Он сам ударил.

— Встал. — Уверенно скомандовала Абилхакимова, дублируя команду по-таджикски.

— Э, что задумала? Чего хочешь? Не встану я! — тридцатилетний давно не брившийся мужчина говорил хоть и узнаваемо, но явно как чужой.

— Дари, — поняла Виктория, обращаясь к подругам. — Это не форсии тоджики. Это дари, просто вам непонятно.

— Так они не из Таджикистана, а афганцы? — мгновенно сообразила Меруерт, бывавшая у родни жениха в Самарканде и ориентирующаяся в персидских реалиях лучше Гаухар.

Несмотря на казахский язык, больной, лежавший на кушетке, видимо, узнал географические названия. Его взгляд забегал по палате, а сам он что-то громко закричал на всю арену. К сожалению, матерчатые стенки палат высотой два метра с небольшим капитальной преградой звуку не являлись.

В следующий момент обидчик медсестры второго поста попытался вскочить с кровати, несмотря на своё явно болезненное состояние.