Быть или казаться

В норме, никто в глубину не роет, но большая часть города оборудована очень неплохими камерами. Отмотать путь корейца ко мне — вопрос даже не добросовестности, а банального желания. Того, кто будет разбираться. Если сочтет повод серьёзным.

А они скорее всего сочтут.

—… есть табу. Да, для нас с тобой — несправедливые, но хэзэ, как их оспорить на уровне гражданского общества, — увлекшись рассказом, он забывает, что совсем недавно хотел бросаться на меня с кулаками. — Никаких врачей в этом пространстве — раз. Исключительно аппаратная медицина, вернее, программно-аппаратная, — он похлопывает лежащего на столе хирургического робота. — Никаких детей либо иного размножения, два. Либо — плати. Ты что, вообще не читал памятку?

— Да откуда я помню, что мне там давали читать?! — огрызаюсь искренне. — Я тут не помня себя очутился! В стрессе до сих пор, — что есть святая и чистая правда. — Ещё что?

— И гипер отсюда — только на коммерческой основе, это три. Либо по государственной программе, что лично ты заранее можешь считать невозможным.

— А это ещё почему?

— Только две социальные категории. Государственные служащие, типа полиции, которые выслужили ротацию по сроку.

— А из нас, из переселенцев? — не буду пока говорить, что в любой зарегулированной системе наверняка есть целые системы дырок.

Чем технологичнее общество, тем ниже, по мне, запас спонтанности отдельной личности.

— Как правило, это ждущие ребенка женщины. Которые по социальной седьмой поправке выбрали другой мир, и теперь туда направляются рожать. — Он опять странно таращится на меня.

— Ты только не нервничай, — в последний момент удерживаюсь, чтобы не накрыть его предплечье своей ладонью. Бл*, я ж мужик сейчас. — А зачем беременным валить отсюда через гипер?

— Ты дурак? Какая мать захочет рожать здесь? Чтобы в графе гражданства ребёнка стоял мир третьей категории?! Со всеми вытекающими поражениями в правах, если есть альтернатива.

— Эээ, ну да, ну да, — тороплюсь согласиться. Затем бросаю наугад. — А как же любовь? Искренние чувства?

Он тяжело вздыхает:

— Забудь. По крайней мере, здесь. Знаешь, сколько лично я видел наивных наивных дураков, которые добровольно нагребли на себя пятисотку? Ради любви и чувств, как ты говоришь. При том, что бабы их банально использовали?

— Не знаю. И кстати, что такое пятисотка?

Через пару минут конфигурация местного общества проясняется ещё больше.

Поскольку жители здесь — малоперспективный и откровенно криминальный элемент, институт брака запрещён законодательно. На всём астероиде, он же — небольшая планета. Такая вот несправедливость.

Разумеется, естественных физиологических процессов тоже никто не отменял, в том числе связанных с инстинктом размножения.

Если наступает беременность, отец будущего ребёнка по умолчанию становится должным в государственную казну пятьсот тысяч монет — это законодательная норма.

Мать же (тоже будущая) получает право на один бесплатный гипер в мир более высокой категории. Как она устроится там — её проблемы. Но социальная защищенность в других местах не в пример выше, загнуться от голода в любом случае не дадут.

Обобщаю для себя: здешние политические и властные институты весьма успешно перекладывают всю ответственность на плечи отцов, через материальный рычаг. Вау.

Повеселиться на тему недотёп-мужиков вслух, однако, не получается — слишком серьёзный разговор.

По словам корейца, ещё ни одна известная ему беременность не закончилась воссоединением "семьи" когда-нибудь потом.

Говоря иначе, ни одна местная мадам, оказавшись в мире второй или первой категории, бывшего партнёра к себе вытаскивать не стала. Хотя наверняка и смогла бы, на каком-либо этапе.

Более того: для женщин это вообще своего рода потенциальный чит, возможность быстро и бесплатно вернуть себе рейтинг социальной значимости через рождение ребёнка.

—… в итоге, за всё удовольствие авансом платит отец. По факту, пожалуй что, пожизненно оставаясь здесь, — завершает он пояснения.

— Почему пожизненно?

— Не знаю такого, чтобы заделавший приплод и влетевший на полмиллиона хоть когда потом раскидался с долгами, плюс накопил ещё три сотни штук, чтоб выбраться отсюда. Так что лучше выброси эту свою идиотскую любовь из головы! Целее будешь. Потому что вставишь один раз свой хобот не туда — и привет, долг на пять сотен тысяч! А какая-нибудь кобыла на твоём горбу в рай въедет, — Хван тяжело вздыхает. — Тебя, что характерно, в том раю никогда не будет.

— Слушай, а ведь женщиной, получается, иногда быть очень хорошо! — я таки не удерживаюсь от неуместных сейчас эмоций. — Во всяком случае, перспективнее, чем мужиком, нет?

— Что тебя так радует? — не первый раз подозрительно щурится Хван.

— Это от нервов, не обращай внимания. Блин, ну девкам и свезло!

— Ну. Только тебе-то с того что за радость? Забудь, сказал уже.

— Интересно, а если кто-то разным дамам последовательно двоих детей заделал? Это он что, уже на миллион прилип? — произвожу про себя нехитрые вычисления. — Ну может же быть какой-то мачо, успешно замутивший с двумя тёлками?

— Угу, прилипнет на миллион. Так какой твой план? Аванюрный? — ДжоЧже и не думает расслабляться либо веселиться. — Как будешь с полицией решать?

— Вначале ответь на вопросы.

Поскольку медицина здесь запрещена (и рождаемость деклассированного элемента, как и обратная миграция, регулируются почти непробиваемыми финансовыми фильтрами), власти за оборотом запрещённых услуг предсказуемо наблюдают. Со всей мощью технологической эры.

Малый хирургический робот, который только что спас мне жизнь, вообще был Хваном скрупулёзно и аккуратно собран из брошенных запчастей, которые он дотошно собирал больше года. Расходуя на них почти всё, что зарабатывал.

Я пока не выяснила, где он тарился запчастями, но обязательно выясню это потом. Вероятно, в каком-то виде медицина всё же существует — хотя бы и для тех же полицейских, пострадавших при исполнении.