Страница 26 из 26
— Да… именно это я и хочу понять. Вот ты только что сказала: “Я радфем!” А вот это “я” — это кто?
Ната отложила книгу и привстала:
— В смысле? Кто “я”?
— Прежде чем определять себя кем-то, себя нужно обнаружить. Сначала ты находишь себя — и лишь затем определяешь. “Я — мужчина” или “я — женщина”, “я — человек”, “я — солдат”… Но вот это самое “я”, оно у тебя где и откуда?
Юка с Катей переглянулись и затихли.
Ната недоуменно хлопала глазами:
— “Я” — ну… это “я”… Тот, кто думает и говорит. Этот… как его… “субъект”! Вот! Что тут непонятного?
— То есть ты придерживаешься точки зрения Декарта? Cogito ergo sum — мыслю, следовательно, существую?
— Да… — осторожно согласилась Ната, ожидая подвоха.
— Вот меня и смущает, что картезианское “я” противопоставляет себя миру. Это “я” одинокого и обреченного существа, заброшенного и напуганного. Неудивительно, что это “я” испытывая страх, легко обвиняет других в своих проблемах, еще более отчуждаясь и погружаясь в пучину одиночества и отчаяния. А ведь еще Аристотель писал, что человек — общественное животное…
Ната не дала ему договорить.
— Ты меня достал! — крикнула она и вскочила. — Вот она, ваша мужская суть! Прячетесь за тысячами слов, покрывая ложь! Все, что ты говоришь: Аристотель, Декарт… — все это выдумка самцов, чтоб проще было контролировать женщин! Мало вам вашей физической силы! Норовите придумать всякий бред, лишь бы оправдать текущее положение вещей. Вам никогда не понять женщин! Ненавижу вас! — швырнув книгу на кровать, Ната выбежала из комнаты.
Ваня виновато поглядел на Юку с Катей:
— Кажется, зря я это начал…
— Ты очень странный… — сказала Юка после долгого молчания.
— У тебя есть девушка? — осторожно спросила Катя.
Ваня помрачнел:
— Была… Но мы расстались…
Девушки переглянулись.
— Почему? — спросила Катя.
Иван вздохнул и признался:
— Она меня бросила.
— А ты с ней говорил обо всем этом? — уточнила Юка.
— Конечно! Это ведь самое главное!
— Понятно…
Девушки переглянулись опять.
Ваня вздохнул, откинулся на подушку и закрыл глаза.
6
Ночью Ваня долго пытаясь заснуть. Болела нога, а голова гудела от разных мыслей. Он никак не мог отыскать подходящую позу и постоянно ворочался, пытаясь лечь поудобнее. Где-то внутри он ощущал беспокойство. Оказавшись здесь, он невольно начал чувствовать ответственность за девушек. Это было странное и непонятное чувство. Несмотря на то, что казалось, что они вовсе не нуждаются в его опеке или поддержке. Но все же внутри что-то болезненно сжималось, когда он представлял, что может с ними случиться, если у него не получится их защитить. Есть ли женщинам место на войне? Пусть даже и виртуальной? Ослабит ли это мужчин, сделает ли их более уязвимыми или, наоборот, они станут сражаться отчаяннее и злее?
Наконец его начал одолевать сон.
Перед глазами опять встала незабываемая картина: связанная девушка из его отряда перед разъяренной толпой. И он никак не может понять, кто это. Но это и не важно.
На этот раз у Вани нет пулемета, лишь голые кулаки и звериная ярость.
Димон стоит рядом и хохочет, тыча пистолетом:
— Смотри! Мудозвон! Только попробуй отвернуться!
Ефрейтор поднимает пистолет, целясь в нее.
— Нет! — Ваня со всей силы толкает Димона и прыгает вперед.
Хватает девушку, прижимает к себе, стараясь укрыть. Грохочет выстрел, и пуля врезается в его тело. Ваня падает, закрывая девушку собой. Ее волосы щекочут его щеку. Она касается его щеки…
Неожиданно Ваня ощутил, что кто-то действительно коснулся его щеки. Так это не сон? Он распахнул глаза, пытаясь хоть что-то уловить в кромешной темноте.
Опять легкое прикосновение. Мягкая ладонь скользнула по лицу. Он почувствовал теплое, нежное дыхание. Короткое касание губ. Сначала неуверенное, просящее. Ваня невольно подался навстречу, пытаясь удержать ускользающее прикосновение. Поднял руку, и она погрузилась в копну мягких пушистых волос. Прижался к сладким девичьим губам, требуя большего, и утонул в ответном бесконечно глубоком поцелуе.
Ее ладонь скользила по его груди, обходя ссадины и синяки. Ванины руки жили своей жизнью, лаская гибкое податливое тело. На мгновение она отстранилась, срывая с себя тонкую футболку. А потом прижалась к нему так сильно, что он целиком ощутил жар ее тела.
Все его чувства многократно обострились. Тихое дыхание, легкий стон, шуршание простыни и скрип кровати. Все эти еле слышные звуки громом катились в ночной тишине.
Первые секунды Ваню охватила тревога. Каждое мгновение казалось, что это какая-то нелепая ошибка, насмешка или розыгрыш. Вот сейчас загорится свет и посыпятся издевательства, насмешки и презрительный смех. С замиранием сердца Иван ждал этого момента, казавшегося неизбежным. Но остановиться не мог. Тело больше не подчинялось его страху. Губы искали поцелуй, ладоням страстно гладили мягкую бархатистую кожу. Непреодолимо хотелось вдыхать запах ее волос, осязать, обладать, владеть этим невообразимым сокровищем.
Но секунда убегала за секундой, и Ваня все глубже тонул в бесконечной ласке и волшебной глубине. В голове не осталось ни одной мысли. Лишь сладкая, манящая пустота. Хотелось, чтобы это длилось вечно — нежные стоны, тяжелое дыхание и судорога сплетенных тел.
Ваня попытался что- то прошептать, но она лишь запечатала его губы коротким насмешливым поцелуем, соскользнула с кровати и растворилась в темноте.
Сколько Ваня ни вглядывался в сумрак, он так и не смог разобрать, кто из девушек приходил к нему. Да и сил на подобные размышления уже не осталось. Он откинул голову на подушку и провалился в глубокий безмятежный сон.
Конец ознакомительного фрагмента.