Страница 130 из 152
– А ты понимаешь, что он в присутствии грамотного адвоката откажется от своих показаний?
– Но мы же не пойдем с этим в суд, верно? Нам нужна правда и больше ничего. Вот мы ее и получили. Потом мои орлы проверили перерасход по другим позициям снабжения, по услугам технологов, по транспорту и представительским расходам – всюду на телефоне висел ваш брат, а ответственность несли другие. По большому счету, это даже воровством назвать нельзя… По нынешним временам – это удачная брокерская сделка. Только вот, когда сложишь эффект от такого рода сделок за период выполнения оборонного госзаказа, получится внушительная цифра в два миллиона долларов. И, заметьте, нигде ни одной подписи Юрия Станиславовича, всюду он действовал как разумный советчик, используя расхожий приём «телефонного права» с откатом черным налом в конверте. Его даже привлечь к уголовной ответственности невозможно.
– Кто об этом знает?
– Из администрации пока только вы. Разумеется, моя следственная группа – четыре человека, но у них подписка о неразглашении.
– Когда у вас ближайший сеанс связи с Виктором?
– Ежедневный доклад Виктору состоится завтра, в семь утра. В Буэнос-Айресе в это время как раз полночь.
– Мне нужно поговорить с Юрой. Дайте мне часа полтора.
– Понимаю. – Он тяжело встал и положил передо мной на стол лист бумаги. – Это результаты следствия – самая суть. Целиком материалы составляют двенадцать томов. Пошёл… Звоните на сотовый, ежели что.
Оставшись один, я пробежался по бумаге, выпил чашку кофе и вызвал Юру. Он вошел, улыбаясь, как старый мудрый боевой товарищ молодому неопытному сослуживцу – снисходительно и доброжелательно.
– Чего изволите, гражданин начальник? – очень смешно пошутил он.
– Изволю… правду, и ничего кроме правды…
– …Но никогда и никому – всей правды, – завершил он оглашение принципа японских бизнесменов.
– Юра, ты украл у родного завода два миллиона долларов. Ты признаешь это?
– Да что ты себе позволяешь, мальчишка?
– Я тебе задал вопрос и прошу на него ответить.
– Да я тебе сейчас подзатыльников надаю, салага!
– Тебе не трудно посмотреть мне в глаза?
– Да кто ты такой, чтобы в глаза?.. – Его взгляд так и не оторвался от собственных рук, сведенных в замок.
– Я же знаю, что ты не себе в карман доллары складывал.
– Да, Арсюш, это всё людям, живущим в бараках, – закивал он подобострастно.
– Юра, почему ты не обратился ко мне? Почему отказал заводу взять бараки на баланс? Ты знаешь, мы бы всё своими силами отремонтировали и привели жилье в надлежащий вид.
– Ой, знаю, в какой вид вы бы привели…
– Почему не позволяешь жителям бараков работать на заводе? Среди них есть классные специалисты, мы бы их с удовольствием взяли.
– Да знаю, только они и сами… – прошептал он растерянно и затих.
– Причина в том, что ты не захотел расставаться с короной авторитета, не так ли? Ведь ты для них сейчас – бог. А кем бы стал, если завод взял бы на себя твои заботы? Никем…
– Это ты зря!.. Я же бескорыстно!
– Как ты намерен возместит убыток в два миллиона?
– Никак. Все раздал людям.
– Тогда тебе придется позагорать лет пять-семь на мордовском курорте общего режима.
– Но ты же не позволишь посадить брата родного?
– Конечно, не позволю. Просто отдам тебя Макарычу, и он разберется с тобой по-своему. Знаешь, он Фрезера в решето превратил. Тот тоже не хотел в тюрьму. Он выбрал мужскую смерть в бою.
– Я найду деньги.
– Ты не забыл еще о драгоценных камнях нашего отца? Он говорил, что их стоимость не меньше двух миллионов долларов. А сейчас, наверное, и подороже.
– Ты прости, Арсюш… Но их уже нет. Я их продал. За полмиллиона.
– Отец мне дал телефоны своих ювелиров. Они бы дали настоящую цену.
– Да знаю… Но мне нужно было срочно… А ты думаешь, на какие деньги я два года ремонтировал дома и платил людям? Моей проданной квартиры хватило лишь на год.
– Так ты еще и меня обокрал на два миллиона? Ты же знаешь, отец именно тебе передал ключ от сейфа, потому что верил тебе, как самому себе. Думаешь, я бы отказал, если бы ты попросил камни? Да я не думая отдал бы!
– Да я знаю… Но не смог…
– Так хотелось быть крутым паханом?.. Всё. Прощай. Уйди, пожалуйста.
Юра сгорбившись засеменил к выходу. Глаз на меня он так и не поднял.
Домой шагал пешком, не замечая ни дороги, ни крапающего дождя. Такого предательства мне переживать еще не доводилось. Меня словно придавил огромный жернов. По языку разлился сладковато-соленый железистый привкус крови, внутри черепа сильно пульсировал крупный сосуд, угрожая инсультом. Я шлёпал по грязи, скрипел зубами и, не разжимая губ, вопил в небеса о помиловании Юрия и меня, о вразумлении нас всех. В кармане раздался звонок. Я достал трубочку телефона и услышал скучный голос:
– Простите, Арсений Станиславович, – время! Необходимо услышать ваше решение.
– Макарыч, прости, крепко задумался. Ты вот что, поступай по слову Виктора: уволь Юру по-тихому. Он все деньги направил на бараки. Эдакий наш заводской Робин Гуд, защитник нищих. А бараки необходимо взять на баланс – это жилье заводское, и люди там живут наши.
– Всё понял. Спокойной ночи.
– Прощай.
Начинается новая жизнь для меня,
И прощаюсь я с кожей вчерашнего дня.
Больше я от себя не желаю вестей
И прощаюсь с собою до мозга костей,
И уже, наконец, над собою стою,
Отделяю постылую душу мою.
А. Тарковский, «Я прощаюсь со всем…»,
Проснувшись утром, я протяжно застонал, завыл, как раненый пёс. Бегающие глаза Юрия, пустые оправдания, и самое противное чувство, что самый родной человек предал тебя и предавал не раз и не два, а много раз на протяжении полугода, каждый день встречаясь со мной на работе, каждый день лгал. И ради чего? Ради денег, которых мне никогда не было жаль ни для него, ни для кого вообще.
Что дальше? Как жить сегодня и завтра, ведь надо идти на работу… И в тот миг я понял одно – мне уже никогда не переступить порог заводской проходной. Я взял в руки коробочку мобильного телефона, набрал SMS: «Я увольняюсь. Меня не ищи, нужно побыть в одиночестве. Прости!» – и отправил сообщение Виктору. Мобильник спустил в унитаз, принял душ и собрал в дорогу рюкзак. Заскочил в сбербанк, оплатил коммунальные счета на год вперед. Купил провиант на первое время и вернулся домой.
Невольно задержался у фотографии Маши, покинувшей меня, улетевшей далеко и надолго – так улетают ангелы, святые и любимые.
– Ты собрался в путешествие? – раздался из гостиной голосок Маши, пока я переобувался.
Возможно, я был так заморочен, что не удивился ее неожиданному появлению.
– Да, Маша, мне нужно побыть одному. Я задыхаюсь в мире жадности и обмана. Это не для меня. Лучше умереть под забором в нищете, чем видеть бегающие глаза родного брата, который предал тебя ради каких-то денег.
Я, наконец, поднял глаза на Машу и невольно залюбовался: она сидела в кресле в свободных белых одеждах наподобие туники, на неё из окна упал луч солнечного света – и вся она сияла неземной красотой. От её помолодевшего лица, такого родного и красивого, от её глаз и рук – исходило то самое теплое сияние любви, которое я заметил в первый день нашего знакомства. То сияние, которое она пронесла сквозь годы нашей дружбы, нашей высокой любви, не растеряв его в повседневной суете, не рассеяв «на мрачных стезях мира сего». На душе стало покойно и чуть грустно.