Серповница

  - Я слышал всякие байки об этом поле, - протянул парень. - Да только это же детские глупости.

  - Глупости, может, и глупости, а вот в знойное время бывать там и правда не стоит. Людская молва так просто дурным место не станет называть.

  Солнце давило своим жаром на голову, иссушало почву. Казалось, даже тени уже нигде не осталось - выжег яркий свет всю прохладу и темноту, в которую можно было бы нырнуть хоть на время и переждать знойную пору. Шагая вдоль раскидистой нивы, Егор лениво прикрывал глаза рукой от света, а сам постоянно оглядывался на янтарные волны колосьев, окружавших дорогу со всех сторон и подрагивавших от любого слабого дуновения ветра. Широкое пшеничное поле тянулось до горизонта, размытое и необъятное.

  Ноги еле слушались, и тело все тяжелело и тяжелело с каждым шагом, налитое усталость, как свинцом. Путь до соседней деревни широкой двухколейной лентой убегал вперед, поднимаясь на холмы и исчезая за крутыми поворотами. Идти Егору вдоль этой дороги было далеко, а он уже весь вымок насквозь, так еще и голову нагрело. Вот только спастись от солнца не представлялось возможным - ни деревца в округе не росло, ни куста не было, чтобы под ними укрыться. Только желтая нива волнами вздымалась всюду, куда ни глянь.

  "Поле это широкое-преширокое, безбрежное, золотистое, как солнечный свет. Аж переливается все!.. Шумит, колышется трава на нем, будто единая живая душа, скованная летним жаром. Во все стороны пшеница стелется, до самого горизонта, и только чистое небо давит сверху на царство желтизны... Забредет сюда человек - потеряется, заплутает в густых зарослях, что ноги ему опутают стеблями. После ляжет на землю, прислушается к шелесту ветра, да и пропадет. Никому больше отыскать его не удастся. Потому как поле его заберет", - так говорили старики во всех окрестных селениях об этом пшеничном поле, раскинувшемся в долине вдоль речки Каменки.

  Да Егор и сам знал - что-то неладное творилось с этим местом: он не раз и не два в детстве блуждал в золотистых волнах, заплутав средь высоких колосьев, или же засыпал прямо там, на примятой траве, хоть и не чувствовал сонливости. Но каждый раз бог его миловал, ничего дурного не происходило. Хоть страшно всегда было там ходить, будто следил кто-то исподтишка.

  И потому теперь он ступал по дороге, никуда в сторону не сворачивая, как бы ни манила его желтая нива. Нельзя было подчиняться этому зову.

  Нескоро вдали показалось темное пятно, вздымавшееся над золотистыми валами. Высокое старое дерево, расправившее свои длинные спутанные ветви над землей, хорошо было заметно на большом расстоянии. Единственная на километры вокруг яблоня, в корнях которой и зарыл свои деньги Боря, была конечной точкой пути Егора.

  Он оглянулся по сторонам и долго смотрел вдаль, куда убегала полоса дороги. Ни единой живой души. От пшеницы, тяжелыми складками раскинувшейся до горизонта, веяло спокойствием. Мягко покачивались колосья, убаюкивая разум. Все поле казалось тихим и безмятежным.

  Свернув с дороги в шелестящую траву, мгновенно опутавшую ноги, Егор двинулся напрямую, намереваясь скорее пересечь ниву и добраться до дерева. Пшеница ластилась к телу, гладила руки юноши, манила прилечь на землю и отдохнуть. Делать каждый шаг становилось все тяжелее, то ли из-за того, что приходилось протаптывать тропу, то ли из-за жары. И когда Егор, уверенный, что скоро уже подойдет к яблоне, обернулся, то на мгновение очень удивился - он стоял посреди золотистого моря, и нигде не виднелось ни кромки леса, ни ленты дороги.

  Где-то вдали раздался протяжный звонкий крик, медленно сходящий на нет, будто какая-то птица горько плакала. И после наступило глубокое молчание и тишина, ничем не прерываемые. Не было ни ветра, ни иных звуков, даже пшеница не шелестела.

  Егор сглотнул и опасливо начал озираться по сторонам. Но он был в после один, как и прежде, хотя теперь в его душе поселился какой-то странный испуг и неясное предчувствие беды. Едва справляясь с собственными ногами, которые стали неподъемными и цеплялись за стебли, путаясь в траве, Егор побрел дальше. Неожиданная усталость погребала его под собой. Земля так и манила прилечь отдохнуть, втянуть терпкий запах злаков, готовых к жатве, и заснуть на несколько часов, пока полуденный зной не исчезнет.

  "Нет!" - подумал Егор, резко бросаясь бежать к маячившей впереди яблоне.

  Нельзя было останавливаться в этом проклятом поле. Здесь явно что-то было не так: сама почва под ногами будто дышала, а колосья тянулись к юноше. Он упал на колени возле самых корней яблони как подкошенный, тяжело дыша и обливаясь потом. Будто не пересек поле, а вспахал его.

  Едва заметный участок вскопанной земли под самым деревом Егор различил сразу же. Вооружившись лопатой, парень с усердием принялся копать, отбрасывая в сторону черные влажные комки земли. Он так торопился скорее добраться до клада и убраться с этого пугающе тихого поля, остервенело раз за разом вспарывая лопатой почву, что забыл о бдительности.

  Краем глаза Егор заметил смутную тень, что возникла в его поле зрения. Остановив свое лихорадочное копание, он выпрямился, переводя дух, и прищурился.

  В жарком летнем мареве, поднимавшемся над полем, далеко на окраине нивы замерла чья-то темная фигура. На таком расстоянии трудно было сказать, стояла ли она на месте или же двигалась в какую-то сторону, но одно уже появление кого-то чужого на поле обеспокоило Егора. Он принялся копать в несколько раз усерднее, надеясь успеть незамеченным выбраться из пшеницы с уловом в руках.

  Лопата звонко ударила по металлической поверхности. Ржавая банка из-под кофе показалась на дне выкопанной ямы, и парень, едва сдерживая волнительную дрожь в руках, пальцами стал разгребать черную землю вокруг клада. Едва жестянка оказалась у него, Егор сразу же опасливо посмотрел в ту сторону, где раньше заметил неясный силуэт.

  Фигура приблизилась. Теперь она стала гораздо больше, и явно можно было различить, что это оказалась какая-то худая старуха, волоком тащившая за собой объемный мешок. Ступала она медленно и совершенно бесшумно, пробираясь сквозь пшеничное поле как раз к старой яблоне, где испуганно замер Егор, сжимавший в руках драгоценную находку.

  "Кто бы это ни был, но деньги теперь мои!" - злорадно подумал юноша и открыл искореженную коррозией банку из-под кофе.

  Внутри тугим рулончиком были свернуты купюры, и парень сразу же сунул их себе за пазуху. А банку бросил в разрытую яму и ладонями принялся обратно засыпать землю. Пот лился ему на глаза, и он каждые несколько секунд раздраженно вытирал испачканным запястьем лоб, оставляя на нем грязные разводы.