Неприкаянные

Я вырываюсь из горящего дома и наталкиваюсь на отца.

— Кого ты искал, Андрей? — с беспокойством заглядывает мне в глаза он.

У меня в руке обгоревшая фотография.

Я смотрю на фотографию. На ней Дина. У нее на руках грудной ребенок. На обратной стороне подпись: «Дина и Эрик». И дата пятилетней давности.

— Эрика… — бормочу я, и чувствую, как горло сжимают спазмы.

Отец выхватывает у меня из рук фотографию и медленно опускается на лавочку у спуска. Его руки дрожат.

— Он… держал ее здесь с ребенком?

— Похоже, что так, — киваю я. — Место, где были вещи Дины, подожгли специально. Чтобы не оставить никаких следов…

Я чувствую дикое отчаяние. По лицу против воли катятся слезы, и я не могу их остановить. Пинаю ногой камни, и они летят вниз. Сжимаю кулаки от бессилия. Осознание того, что Дина была так близко, а мы ее не нашли, сводит меня с ума.

Вдалеке слышна пожарная сирена.

— Пошли отсюда, па, — растирая слезы по колючим щекам, кивком головы зову отца за собой я.

— Как же… как же так… — бормочет отец.

Я вижу беспомощность и горе в его глазах. У меня тоже нет сил уйти. Такое чувство, что Дина все еще здесь, среди нас, а мы ничем не можем ей помочь.

— Феликс сбежал. Он увез ребенка с собой, — втягивая грудью задымленный воздух, поясняю я.

Отец молчит. Смотрит на фотографию дочери и внука и у него трясутся плечи.

— Пап, как ты себя чувствуешь?

— Как может чувствовать себя отец, потерявший любимую младшую дочь и оказавшийся на месте ее похищения? Как будто я вернулся на пять лет назад…

Он прижимает фотографию к груди.

— Я не могу плыть с тобой, Андрей. Фотография размокнет, и тогда я потеряю последнюю связь с Диной. Прости. Я дождусь службу спасения или твоего Шкуратова. Мы с ним тоже давние знакомые. Он одолжит мне плед и отвезет домой.

— Не говори маме про Эрика, — прошу я. — Она не выдержит.

— Не скажу, — вздыхает он.

Я порывисто прижимаю его к себе.

— Плыви к Тасе, Андрюша. Тася твое настоящее. А мне позволь остаться здесь со своими воспоминаниями. Я не могу уйти так быстро. Мне надо попрощаться с дочерью.

— Хорошо…

При мысли о Тасе мне становится немного легче. Милая, добрая Тася. Какое же счастье, что Бог сохранил ее нам.

Я подхожу к спуску. Оборачиваюсь.

— Пап, мы его найдем. Мы отыщем Эрика.

Он кивает. Дым застилает все вокруг, и становится невозможно дышать. Со стороны трассы мчатся пожарные машины. Я смотрю на отца, беззвучно плачущего над фотографией, и мое сердце обливается кровью.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Иди, Андрей! — неловко машет мне он. — Встретимся дома!

Я спускаюсь к береговой полосе и ныряю в волнующееся море. Плыву в сторону катера, где на корме застыла Таисия. Ветер треплет ее волосы, распахивает кардиган, но она упорно продолжает смотреть в мою сторону. Я знаю — она ждет меня. Ждет так сильно, как не смог бы ждать никто другой. Потому что она моя. Моя любимая Тася.

Потом все мешается в одну картину. Тася хватает меня за мокрые руки, расспрашивает про дом. Я наскоро обтираюсь найденным на судне полотенцем. Одеваюсь и одновременно рассказываю про фотографию.

— Надо отогнать катер на пристань и отправляться в полицию.

— Твой Шкуратов просил координаты. Он едет к дому.

— Значит, мы тоже едем к месту пожара. Собери вещи папы в пакет.

Тася начинает собирать вещи, а я поднимаюсь в рубку. Судно снимается с якоря и полным ходом движется обратно к берегу.

Удивительно — на этот раз нам удается быстро отыскать дом. Его секрет — в том, что он находился не в населенном пункте, а стоял отдельно, сразу за небольшим съездом с трассы. Он скрыт от любопытных глаз короткой лесополосой, и его невозможно приметить, если не знать, что он существует.

Когда мы подъезжаем к железному забору, дождь усиливается. Клубы дыма застилают все вокруг.

Автоматические ворота распахнуты настежь. Две пожарных машины поливают дом снаружи, но от мансарды вряд ли что-то останется. Объятая пламенем, она постепенно обрушается на первый этаж.

— Вещи, Тася. Папе надо одеться, — поворачиваюсь к девушке я.

— Вот, держи.

Она протягивает мне пакет.

— Побудь в машине, — прошу я. — Там слишком много дыма.

— Ладно…

Я выбираюсь из «кроссовера» и торопливо захожу во двор. У лавочки в саду Шкуратов и следователь, допрашивавший Тасю у меня дома. Они беседуют с моим отцом.

— Афинский! Разве я не просил тебя не вмешиваться в дела следствия? — рычит Шкуратов.

— Извини, не могу усидеть на месте, — огрызаюсь я.

Протягиваю отцу пакет.

— Пап, я привез вещи.

— Спасибо, сынок. Погода сегодня совсем не летняя, — немного оживляется тот.

— Где фотография? — смотрю на мужчин я.

— Ее на некоторое время придется изъять, — хмуро поясняет Шкуратов. — Дата на обратной стороне — это вещественное доказательство.

— Не пытались узнать, кому принадлежит дом?

— Уже пробиваем. Как только что-то станет известно, я тебе позвоню.

— Спасибо.

Я смотрю на отца. Он уже почти закончил одеваться, застегивает шведку.

— Поехали домой, сынок, — тяжело вздыхает он.

— Да, едем, — киваю я.

Оглядываюсь вокруг. Дом, со стороны казавшийся маленьким раем, весь окутан серым дымом. Пожарные активно тушат огонь, но пока тщетно.

На душе тяжело. Кажется, мы снова хороним Дину. Только теперь в языках пламени умирает то место, которое стало ее последним пристанищем. Место, в котором появился на свет ее ребенок. Все, что у нас осталось от Дины — обгоревшая фотография. И Эрик, которого нам еще предстоит найти.

Мы с отцом подходим к моему «кроссоверу». Я открываю ему заднюю дверцу. Жду, пока он устроится, и только тогда сажусь за руль.

— Дом почти сгорел… — не может поверить Тася.

— Сгорел, — соглашаюсь я.

Включаю зажигание, и вскоре машина выезжает на трассу. Мы едем в город.

— Я отвезу тебя домой, хорошо, Тася? — спрашиваю у девушки я. — Мне надо побыть с родителями.

— Конечно, — она понимающе улыбается и мягко сжимает мою руку своей. — Звони мне, когда посчитаешь нужным.

— Спасибо за понимание.

Я останавливаюсь возле подъезда Таси и выхожу из машины за ней следом, чтобы проводить до двери квартиры.

Когда мы оказываемся в лифте, она берет меня за руки.

— Андрюш… на вас с папой лица нет. Не оставляй его сегодня без присмотра, ладно?

Я смотрю на нее несколько мгновений. Порывисто прижимаю к себе.

— Спасибо, — шепчу неловко.

Лифт останавливается, и мы выходим на лестничную клетку.

— Нет, правда, — продолжая сжимать мою руку, говорит Тася. — Я работаю у вас уже почти год, и за это время успела выучить все его состояния. Я не знала, что он потерял дочь.

— Папа очень ее любил… мы все любили, — сглатываю ком в горле я. — И Эрик — он часть Дины.

— Я понимаю, Андрей.

Тася сжимает ладонями мои щеки. Подтягивается на цыпочках и крепко целует в губы.

— Я тоже не смогу спать спокойно, пока мы его не найдем, — пронизывая меня взглядом, шепчет она.

— Обещай, что не станешь выходить из дома одна, — я глажу ее по волосам. Нежно целую в губы, снова и снова.

— Обещаю. Я вообще никуда не стану выходить, пока ты мне не позвонишь.

— Вот и хорошо.

Я крепко прижимаю ее к себе. Все мое тело противится тому, чтобы отпустить ее от себя, но мне надо возвращаться к отцу.

Я жду, пока она исчезнет за дверью, и медленно иду к лифту. Как странно. Пять лет я убегал от себя самого, а стоило мне вернуться в страну — и все события ожили вновь. И среди хаоса, пронизанного тревогой и страхом, внезапно возникла любовь — моя Тася.

Глава 23

Отец ждет меня в машине.

Я сажусь за руль и включаю зажигание.

— Пап, ты как? — смотрю в зеркало.