Страница 1 из 101
Глава 1
Событие первое
Блондинка приезжает в автосервис на «икс-шестой».
— Вам, дамочка, наверное, трубу надо протереть, гламурный воздух в колёсики закачать?
— Нет, у меня другое… проверьте герметичность гидравлического привода и ось сателлитов дифференциала.
Все ведь знают, как начинается один из шедевров граждан Ильфа и Петрова. Шедевров — два. Есть ещё не шедевры… но не будем о них. Один из двух, «Золотой телёнок», начинается так…
Может, кто не читал? Очень зря! Давайте-ка мы вам кратенько, буквально на десяток страниц перескажем содержание. Не надо? Ну, как хотите — но всё же должны вам кое-что напомнить. Собственно, вот:
Зачем напомнили? Сейчас.
По трапу самолёта на обетованную землю, раскинувшуюся вокруг города А., сошёл человек со шрамом на шее. Гражданин не имел на голове фуражки с белым верхом, какую по большей части носят администраторы летних садов и конферансье. Фуражка была обычной, из серого материала. Скорее всего, это был драп — но гражданин, принадлежащий к лучшей части человечества, давшей миру таких замечательных людей, как Гораций, Бойль-Мариотт, Лобачевский и Гутенберг, а также выделившей из своей среды таких завзятых пешеходов, как Пушкин, Вольтер, Мейерхольд и Анатоль Франс, в мануфактуре разбирался слабовато. По образованию он был теплотехник. Ещё, несмотря на лежащий в кармане двубортного пиджака красный диплом, пешеход был вечным студентом. В далёком 1956 году гражданин со шрамом на шее поступил в Киевский политехнический институт, где с частыми перерывами кое-как учился до 1964-го, написав в итоге прошение об отчислении. Документ о высшем образовании он получил в Одесском политехническом. Чего вдруг? А выгнали из Киева. Попал в Одессу, там восстановился и окончил в позапрошлом году. Между прочим, приличный старт молодой жизни — иные одесские теплотехники со временем даже избираются в Государственную Думу. Впрочем, у нашего героя не имелось на лице ни монументальных очков, ни неподражаемой бороды, да и год, слава Богу, на дворе был 1969-й — никакими думами и не пахло.
Шрам вот у гражданина был. Свежий — да что там, свежайший. Минут за тридцать до этого, зайдя в туалет самолёта Киев — Алма-Ата, он узрел свою бледную физиономию с двухдневной рыжей щетиной. Горестно вздохнув, прошёл к своему месту, достал из коричневого портфеля бритву, ну, ту самую, что изобрели другие пешеходы, и вернулся к туалету. Занят! Кому-то больше надо. Кем-то оказалась грузная дама в гороховом платье. Зайдя после неё в кабинку, лучший представитель человечества ощутил сильную эмоцию, которая едва не заставила его произнести: «Вот дерьмо», — но был он интеллигент, и потому выразился так: «Мать твою! Шоб вона сказилась!». Источником эмоции был острый нюх — и это он успел расшифровать ещё только половину новой информации. Зато после того, как до обонятельных нейронов в составе эпителия дошла вторая компонента, гражданин чихнул. Сигнал ушёл по аксонам в обонятельную луковицу, где был переключён на митральные или пучковые клетки в гломерулах. Дальше информация о запахах отправилась в центральную часть мозга — пириформную кору, миндалину, обонятельный бугорок, энторинальную кору. А уж оттуда разлилась дальше — в гипоталамус, таламус, гиппокамп, орбитофронтальную кору. Гражданин ничего не знал об этих сложных путях, и слово «гиппокамп» наверняка написал бы с ошибкой — мы же знаем, что пешеход был теплотехником, а не ухогорлоносом. А вот чихнул он, как самый настоящий горлонос. Истово.
Ситуация была ясна как день. Осквернив воздух, гороховая дама поспешила замаскировать следы своего преступления — выплеснула на себя и куда попало, пожалуй, целый пузырёк духов «Торжество». Почему именно их? Ну, других не было. Как узнал гражданин? А у жены был в точности такой пузырёк, и доводил мужа до зубовного скрежета. Жену пешеход любил, а гороховую даму — не очень; потому, когда обонятельный бугорок стал от этого амбре совсем плоским, он чихнул ещё раз, потом ещё и ещё. В перерывах пешеход коротко и ёмко поминал грузную даму, так комплексно оскорбившую его пятое чувство, на некоторых европейских языках. Нет, то были не немецкий с английским, и даже не идиш — поминал на русском и украинском. Це ведь Европа.
Деваться гражданину было некуда: зажав нос, он принялся без мыла соскребать с себя рыжую щетину. На щеках получилось, а вот когда перешёл к шее — пришлось повернуть голову, и пальцы с носа соскочили. Ну, вы помните про гипоталамус и таламус. Пешеход чихнул и порезал себе горло. Кровь не хлынула как из ведра — это вам не кино от тарантины. Не зафонтанировала. Просто выступила. Смыл гражданин, чертыхаясь. Снова выступила. Снова смыл. Снова… По счастью, дама в гороховом платье оставила в держателе частичку правды. С полстраницы. Гражданин оторвал, послюнявил и заклеил порез. Вот так обычный пешеход и стал человеком со шрамом на шее.
Мужчина улыбнулся своему отражению в зеркале. Сверкнули железные передние зубы. Не цинга — удар бутсы. От улыбки кусочки правды отлетели, но кровь уже остановилась. Потерев пальцем ямочку на подбородке и осмотрев длинный, розовый, с чёрными запёкшимися капельками шрам, пешеход тяжело вздохнул и всё же произнёс: «Вот дерьмо».