В сумерках мортидо

Щелчок зажигалкой. Огонек. Волна вмиг потеплевшего воздуха коснулась поверхности стекла… Взрыв!

Егорова умирала мучительно и долго. Ее вывели из болевого шока и какое-то время она жила в темноте, в полудреме и наркотическом дурмане. В сущности, она почти обезумела и до полной потери личности оставался один короткий шаг… Но ей повезло! Воспаления глазного нерва с правой стороны, осложнилось развитием менингита, и она умерла.

Геев и Ершова из газеты уволились. Антон поначалу запил, а когда месяца через три вышел из этого состояния, стал писать сценарии для детских утренников. Уже приближался Новый год.

Ершова три недели отлежала в неврологическом отделении Волгогорской областной больницы. Затем, так и не справившись со страхом перед реальным миром, все-таки выписалась. Еще две недели она провела дома, ни на минуту не покидая собственной спальни. А затем устроилась на работу. В библиотеку. Зарплата была мизерной, зато у неё появилась возможность целый день читать «женские» романы со счастливым концом.

Для сотрудников местной милиции причина, приведшая к трагедии, так и осталась загадкой. Секретный состав исчезал полностью и взять что-то на исследование, помимо обуглившейся ткани и стеклянной пыли, было нечего.

Через год в одном из полунаучных-полуфантастических периодических российских журналов этот случай описали, как случай «самовозгорания глаз».

Через полгода подобная публикация появилась на английском. Автором был даже предложен термин – феномен Егоровой. Термин не прижился.

И только в одном очень секретном отделе ГРУ провели дополнительную проверку. Из холодильника достали два небольших контейнера, маркированных десятизначным кодом, содержащим, помимо цифр, буквы на латинском и на кириллице, и устроили контрольное взвешивание.

Начальник лаборатории полковник Матрин, пока оно проходило, сидел в своем кабинете держа ствол табельного Макарова во рту. Такой выход был бы для него самым легким.

Но все обошлось. Вес совпал. С точностью до тысячных грамма. И тогда, проведя ретроспективный анализ, вспомнили про подполковника Дворникова, ушедшего не так давно на запад, и вздохнули с облегчением – по крайней мере этот секрет он оставил на российской территории.

Как этот сверхсекретный состав попал к Нику? Почти случайно. Его любовницу звали Ольга. Однажды, одурманенная наркотиками и сильным молодым телом Николая, она предложила ему избавиться от мужа. Мужем был тот самый подполковник, будущий перебежчик и предатель Родины.

Подполковница в то время откровенно скучала. Странную работу мужа и его мужское безразличие к ней, приобретшее в течение последнего года перманентный характер, объясняла, как всякая женщина в аналогичной ситуации, его связями с другими. Про состав узнала, когда подполковник в пьяном кураже показал ей, как он сказал, фокус. Схватив ее любимую кошку за шею, не обращая внимания на острые когти вонзившиеся ему в предплечье, он брызнул ей чем-то на морду, а затем щелкнул зажигалкой… Жена отчетливо видела, что пламя не коснулось ее любимицы, что кисть, державшая зажигалку, находилась на значительном расстоянии от кошачьего носа и крохотное пламя, конечно же, не могло принести кошке никакого вреда, но… шерсть вспыхнула, а в следующий миг сильные пальцы подполковника, предупреждая кошачий визг так похожий на человеческий, сломали бедному зверьку шею.

– Так будет и с тобою, сука, – сказал ей тогда муж.

Так и не успев предпринять ничего определенного, она действительно погибла. Нет, не сгорела. Попала в автокатастрофу. Когда подполковник находился в трезвом уме, он был профессионал очень высокого класса.

А Ник исчез, унося с собой маленький флакончик. В нем хранилась треть грамма этого раствора.

…А Николай Котов продолжал свое самообразование.

Он желал познать искусство айкидо. С этой целью он и предполагал использовать Сидоренко, и только потом – избавиться от него.

Откуда тот знал этот довольно-таки экзотический вид восточной борьбы, никто точно сказать не мог. Вероятно, занимался в одной из подпольных секций – несколько лет назад подобные спортивные “точки” были распространены и популярны, где среди множества шарлатанов, присваивших себе даны, пояса и титулы, порой встречались и истинные мастера, владевшие не просто приемами борьбы, но познавшие и тонкую философию противоборства. И если Сидоренко и не стал таким мастером, то бойцом он был – бесстрашным и искусным.

Ник и Сидоренко стали тренироваться вместе.

Сидор никогда ранее не выступал в роли наставника, сэн-сея, но сейчас эта роль ему нравилась и удавалась. Или сам Котов был неординарным учеником? И то и другое.

Ежедневно они проводили на тренировках по пять-шесть часов. В обоих в то время клокотали еще не растраченные силы, лихость, обоих томили желания новых, неизведанных ранее, ощущений. Содренко все выплескивал наружу. Котов – таил внутри, по-прежнему оставаясь спокойным и холодным, как лед.

Через шесть месяцев Ник понял, что научился всему. Сидоренко стал ему не нужен.

Однажды, это случилось в конце пятичасовой изматывающей тренировки, Ник подошел к Сидоренко, держа в руках два пакетика с белым порошком.

– Возьми и давай еще часок поработаем. По-настоящему, – предложил он естественным тоном.

Они пахали еще три часа, но Сидоренко так и не почувствовал усталости. Напротив – необычную легкость в теле. Он упивался собственной силой, мгновенной реакцией, стремительностью движений, ловкостью. Удары его были точны и сокрушающе-сильны, а когда его тело вдруг замирало после молниеносного и неуловимого броска, он ощущал, как поток счастья изливается откуда-то сверху и омывает его лицо, смешиваясь с потом – с горячим соком его здорового тела.

Николай вместо кокаина протер десны обычной сахарной пудрой и едва держался на ногах, но виду не подавал.

На следующий день перед началом тренировки Ник вынул такой же пакетик. Сидор не отказался. Он помнил о непередаваемом ощущение легкости и сверхсилы, и веселья…

Дозы, предлагаемые ему Николаем, были велики и запредельны. Только превосходная физическая форма Сидоренко позволила ему не умереть сразу, а выработать привыкание. Но уже через месяц он превратился в законченного, бесперспективного для терапии наркомана.

Тренировки прекратились.

Место Сидора в “бригаде” на официальном и формальном уровне занял Николай Котов. Ему было двадцать два. Сидоренко исполнилось двадцать четыре.

Глава XII

9 июня, среда, ночь.

– Изумительная, нежная, неповторимая.

Павел ласкал губами ее шею и легонько поглаживал затылок.

– Прости меня, я вчера была в гостях и не думала о тебе. Я такая эгоистичная. Прости меня, пожалуйста, – Елена шептала ерунду, целуя Павла в губы и в прикрытые глаза. Ее ноздри раздувались… трепыхались, как крылышки птички-бабочки колибри. Грудь, все еще скованная бюстгальтером, вздымалась и опускалась, в такт дыханию. Тело неровно подрагивало, а бедра и широкий таз жили собственной жизнью, источая жар и желание.

Правой рукой он расстегнул ей блузку, осторожно скользнул пальцами под лифчик и нежными круговыми движениями принялся ласкать ее сосок, чувствуя как тот понемногу твердеет…

Голова кружилась. Пересохло в горле. Звенело в ушах. Он забыл обо всем на свете. Сейчас существовало только это тело, эти губы, эти тонкие прекрасные пальца и глаза, спокойные, хранящие в глубине вечный загадочный вопрос. И запах. Самое главное её запах. Аромат любимой женщины. Желающей женщины. Он пленял. Волшебный, сексуальный, одурманивающий.

– Лена, милая, родная.

Павел задыхался. Он бессвязно бормотал слова, прерывая речь длинными страстными поцелуями. Он чувствовал, как нарастает его возбуждение, как пульсирует кровь… Еще немного, он не сдержится и…

Застонав, Елена медленно сползла вниз и, крепко обняв своего возлюбленного за бедра, действуя одной рукой, ловко спустила с него брюки и трусы и зарылась лицом в его жесткие грубые волосы, а в следующую секунду нашла губами его член и со страстью прильнула к нему.