В сумерках мортидо

Наблюдавшие за происходящим завсегдатаи пивной, толпившиеся у противоположной стены, увидев, что обстановка разрядилась, тут же рассредоточились по залу и ежедневный праздник пива и пустой болтовни пустился по обычной колее как ни в чем не бывало.

И вот Николай, мрачно потупившись, стоял перед неприметным пожилым человеком, сидевшим в массивном в кресле в трех шагах от него. Это и был шеф, о котором говорили захватившие его “быки”. Впечатления он не производил. Короткая шея, вдавленная в плечи, жирная “бабья” грудь, живот, растекающийся жиром и не умещающийся под ремень, лишали его величия, создавали карикатурный, гротескный образ.

Однако улыбнуться себе, Николай не позволил. Он полностью контролировал свои эмоции, каждую мимическую мышцу лица. Да, Николай не любил таких людей, слабых физически, но обладавших некой толикой власти – помимо равнодушного презрения такие типы вызывали в нем чувство неприязни, гадливости, но он хотел научиться избавляться от этого чувства и уже начал постигать тайны восточной философии и тайны духа японских самураев… Впрочем, абсолютное бесстрастие – недостижимо, знал он, а слово самурай – ему тоже не нравилось. Ведь самурай – всегда слуга. Кому-то. В лучшем случае, чему-то. А Николай стремится быть над обязательствами. И если ему приходилось пока скрывать свои желания и цели – так то, был он уверен, временно.

Увидев “шефа” и оценив его со своей точки зрения, Николай успокоился.

– Это он? – не фиксируя на нем прицел своих близко расположенных зрачков, “шеф” смотрел на Николая и сквозь него, будто его и не было. – Он? – еще раз переспросил он “брюнета”, стоящего у Николая за спиной – поинтересовался, как бы нехотя, лениво, без любопытства.

– Да. Тот самый, – ответил из-за спины Николая его веселый конвоир.

– Ну-ка, ну-ка, как тебя зовут?

– Николай, Ник.

– Ник? Это хорошо. Звучит… эдак, по-ковбойски. Правда, хорошо, Сидор, а? Расскажи-ка нам, Ник, дружок, как ты в армии служил? Служба не в тягость тебе была?

– Не в тягость. Служил нормально. Как все.

– Да? А вот твои однополчане, – он сделал неопределенный жест в сторону, обрисовывая обширный регион, где по-видимому пребывали однополчане Ника в настоящее время, а, возможно, что и в прошлом и не исключено, что и в будущем, – как раз и свидетельствуют, что не как все. Докладывают, что был ты, можно сказать, выдающейся личностью. А салагой – не был. Я правильно выражаюсь, Сидор? – с иронией в голосе он вновь обратился к брюнету.

– Правильно, шеф, правильно, – насмешливо подтвердил Сидор.

– Хорошо. Говорят, ты сам по себе жил. Расскажи, что запомнилось.

– Вы спрашивайте, расскажу. Мне скрывать нечего. Конкретно, – теперь и Ник позволил себе криво усмехнуться.

– Конкретно? Хорошо. Расскажи, как ты убил своего товарища, можно сказать, боевого друга, рядового… как там его?

– Федорова, – подсказал Сидор.

– Точно, Лешку Федорова. Какой был парень! – куражась и насмехаясь, продолжал “шеф”.

– Дерьмом он был. Расскажу, раз просите, – ответил Ник.

Он рассказал. Как в каптерке, среди хлама и мусора, отыскал подходящий гвоздь, как бегал каждый день в магазин, расположенный не на территории части, а прямо напротив проходной, и покупал там водку и растратил на неё все свои карманные деньги, что сунула мать ему в кулак на вокзале. Как убил, а потом выбросил гвоздь и как тот с легким всхлюпом провалился в канализацию, и уж точно в том дерьме его никто никогда не найдет.

Закончив свой рассказа, Николай равнодушно спросил: – А как вы узнали?

– Очень просто. Сидор тебя вычислил. Он у нас наблюдательный. Сидор мне эту историю и представил. Так тебя расписал! И эдак! Скажи ему спасибо, другу своему. Видел он, как ты ночью по казарме разгуливал, а сам он на вахте стоял. Так, Сидор?

– Так точно, – кривляясь, будто вновь на армейской службе, отрапортовал Сидор.

– Зачем разгуливал, об этом он позже догадался. А что ты мозг своему недругу повредил гвоздем или шилом – это доктор мне рассказал. Доктор – очень умный. А я его умнее, я его нашел и все, что нужно узнал. Приплатил ему немного. Так что ты уже мне должен. Впрочем, мне твоя история понравилась, и поэтому я долг тебе прощаю. Словом, решил на тебя взглянуть самолично, на изобретателя и фантазера, а ты – тут как тут. Опять Сидору на глаза попался. Да, да, меньше по пивным надо шляться. А сюжетец – занятный. Порадовал ты меня, старика. Спасибо, Сидор, иди пока. А с мальчиком я еще побеседую.

Сидор кивнул и молча вышел, продолжая улыбаться, будто заранее знал что-то необыкновенно приятное.

Николай по-прежнему стоял посередине комнаты, расставив ноги по ширине плеч, напружиненный, готовый действовать.

– Зови меня пока… шеф. Или патрон. Нет, еще лучше – хозяин. Да, хозяин. Это как-то по-русски. Да ты присядь.

Молча кивнув, Николай присел на кресло, стоявшее рядом. Хозяин по-прежнему не нравился ему, но выслушать его он был готов. Да и выбора, понимал он, не было.

– Как тебя? А, знаю, помню. Ник! Хочу предложить тебе работу, Ник. Почему я выбрал тебя, спросишь? Людей я вижу сразу. Распознаю их с первого взгляда. Научился за тридцать лет. Вижу и – все. И скажу – ты мне нужен.

Ник смотрел перед собою и ни один мускул не дрогнул на его лице.

“Хозяин” усмехнулся: – Не спрашиваешь? Правильно. Значит, я не ошибся. Раз предлагаю – следовательно расскажу.

В комнате было удивительно тихо. Ни шума улицы, ни звука кондиционера. Только дыхание тучного человека и их приглушенные голоса, звучавшие среди этой мертвой тишины удивительно зловеще.

Впрочем, Николай Котов и его собеседник говорили о вещах обычных.

…Потому что представления о страхе и ужасе – всегда относительны. Хирурги смеются над шутками, шокирующими учителей литературы. Надзиратели в тюрьмах смеются о своем. Сутенеры, проститутки и вокзальные бомжи… Даже у палачей собственное чувство юмора и понятие о жизни и о смерти. Для всех – свои категории ужасного и смешного, человеческого и нечеловеческого. Генерал, оповещающий мир о часе, когда бомба, что унесет тысячи жизней, упадет на югославскую землю – убийца, чиновник, солдат или отец семейства?

– Мне нужен убийца!

Он употреблял привычное – убийца, а не новомодное – киллер, неизвестно почему, заменившее в английском murderer7.

Ник даже не моргнул. А Хозяин и не ждал ни какой реакции.

– Сидор – хороший парень, умный, смелый, трудолюбивый, но нет в нем куража. Нет тех качеств, что есть в тебе. Нужных качеств. Слишком любит жизнь. И поэтому я ему не доверяю. А мне нужен такой, как ты. Такая работа – для нас, для меня и для тебя. И зарплата высокая. Очень.

– Откуда он меня знает?

– Это ты о Сидоренко? Да вы же служили вместе! Я же объяснил. Он мне рассказал… Видел, что убил – ты. Но, главное, как!

– Я не помню его, но в любом случае – уберу. Это – условие! Но не сейчас, – добавил Ник в ответ на вопросительный взгляд Хозяина из-под нахмуренных бровей. – Позже. Вы не будете против. Я вам обещаю! А пока – он и мне пригодится. Я согласен на ваше предложение.

– А расскажи, что-нибудь еще. Как ты убивал? Кого?

Они беседовали долго.

Ник рассказывал…

Николай быстро завоевал доверие своего работодателя – уже через две недели ему представился случай доказать свою изобретательность и хладнокровие.

Хозяин получил заказ. Требовалось убрать журналиста. Журналистку.

Заказ, сам по себе, был дешевым. Серьезной фирме не стоило и браться. Но, с другой стороны, не так давно организованному предприятию “по устранению людей” было необходимо утвердиться на рынке услуг – создать реноме, утвердить репутацию, повысить рейтинг. Да и сам процесс – развлекал хозяина фирмы. Кроме того, появился случай проверить нового сотрудника.

Кому потребовалось убрать девицу (заказ, разумеется, “пришел” анонимно) – было неясно. Она не имела в городе ни серьезного политического веса, ни авторитета. Она лишь изображала акулу пера, по мере своих сил редактируя местную страничку одной из крупных московских газет, относящихся к разряду желтых. Не могло быть в том заказе и романтических мотивов – внешне она выглядела совсем непривлекательно: коренастая, невысокая, толстая, с круглым лунообразным лицом, в коем проскальзывало нечто деревенское, какой-то скрытый намек на вырождение – то ли скошенный подбородок, то ли низкий лоб создавали подобное впечатление.

7

Видимо, здесь имеет место оттенок, определяющий профессиональную принадлежность. Киллер, killer – профессионал, как рабочий или служащий, а убийца, murderer – художник.