Лезвие сна

Все, кроме Рашкина. Он не выразил ни восхищения, ни порицания. Задолго до открытия выставки Рашкин исчез. Из ее жизни, из Ньюфорда; насколько было известно Изабель, он исчез из этого мира, и никто с тех пор о нем не слышал. По Ньюфорду ходили различные предположения о том, почему и куда он пропал, но это были всего лишь слухи. Изабель подозревала, что пожар уничтожил какую-то часть его души, как случилось и с ней самой. Она утратила наивность и ощущение чуда. Чего лишился Рашкин, ей было неизвестно, но его уход был следствием той глубокой боли, которая до сих пор терзала и ее собственную душу. Несмотря на всю его необщительность и приступы ярости, Рашкин, по мнению Изабель, лучше, чем кто-либо другой, постиг внутреннее совершенство, лежащее в глубине каждого предмета, красоту, берущую начало от сознания того, что любая вещь, большая или малая, была в своем роде совершенной. По словам Рашкина, священным долгом художника было выявить эту красоту, создать связь между объектом и зрителем.

Изабель вздохнула. Временами она до боли тосковала по своему бывшему наставнику. Но затем вспоминала о темной стороне его натуры, и это заслоняло добрые отношения ненавистными тенями. Его стремление к превосходству и безудержную ярость. Его жестокость и жажду власти. Его жажду...

Как и всегда, размышляя о Рашкине, Изабель в который раз удивилась тому, как долго она не могла освободиться от его влияния. Одно только желание научиться всему, что он был способен ей дать, не являлось достаточным объяснением. Чем же он так крепко ее удерживал? Как мог один и тот же человек принести в ее жизнь так много хорошего и в то же время причинить столько боли?

Она снова вздохнула и посмотрела в окно. Снаружи уже занимался рассвет. Тень от амбара становилась всё короче. Послышалось пение утренних птиц, хотя и не такое громкое, как летом; стая за стаей лесные певцы улетали на юг. Но утро выдалось солнечным, и даже электричество уже включили. Впереди отличный осенний денек.

Вопреки опасениям Изабель вовсе не ощущала усталости после бессонной ночи. Глаза немного покраснели, а спина ныла от многочасового сидения за письменным столом, но этим все и ограничилось. Она потерла глаза, а потом взглянула на руки и поняла, что сделала со своим лицом.

– Восхитительно, – вполголоса пробормотала Изабель.

Потом встала из-за стола, потянулась и отправилась в ванную принять душ перед тем, как разбудить Алана. Прежде чем отвезти его в город, надо приготовить завтрак. А до этого им предстоит еще кое-что обсудить. Изабель надеялась, что он примет ее условия – они не такие уж жесткие. Но, даже если Алан не согласится, она все равно будет участвовать в работе. Пришло время выполнить давнее обещание.

Она это сделает.

Ради Кэти и ее мечты о художественной мастерской для бездомных детей. И ради себя самой, чтобы обрести утраченную смелость и принять на себя ответственность за тот дар, который когда-то получила.

Алан с трудом проснулся от стука в дверь. Он запутался в простыне и чуть не упал с кровати; и голова, и тело всё еще были во власти сна.

– Завтрак почти готов, – раздался за дверью голос Изабель.

– Я... я сейчас приду, – сумел пробормотать не вполне проснувшийся Алан.

Он послушал, как ее шаги удаляются по коридору, потом осторожно спустил ноги с кровати. Взгляд переместился на окно. Сквозь стекло проникало утреннее солнце и придавало всей комнате колорит ранних импрессионистов: яркий желтый свет и розоватые тени в тех местах, куда не доставали лучи. Рыжеволосой дикарки в мужской рубашке нигде не было видно.

Алан поднялся с кровати, пересек комнату и выглянул в окно. Солнце уже высушило траву на лужайке, так что исчезла и цепочка следов его утренней гостьи.

«Если только она была», – подумал Алан, отворачиваясь от окна.

Теперь утреннее происшествие казались ему сном. Гораздо практичнее считать и Козетту, и ее странные рассуждения порождением сновидений. Неконтролируемые во сне мысли соединили в одно целое рассказ Кэти и картину Изабель, чтобы выразить его тайные желания и сомнения.

После душа Алан почувствовал себя гораздо лучше – более собранным, хотя он был несколько расстроен из-за невозможности побриться. На кухне его ждала Изабель и грандиозный деревенский завтрак: оладьи, яичница с ветчиной, булочки, кофе и свежий апельсиновый сок.

– Тебе не стоило так из-за меня беспокоиться, – сказал он.

– Это не беспокойство, – ответила Изабель. – Я люблю готовить.

– Я подумал, что после бессонной ночи тебе меньше всего захочется возиться на кухне.

Изабель отвернулась от плиты и посмотрела на небо, ее лицо выражало откровенное удивление.

– Откуда ты знаешь, что я всю ночь провела в студии? – спросила она.

В голове Алана раздался голос дикарки: Уже скоро запоют утренние птицы, а она всё еще наверху и продолжает делать множество набросков.

Но ведь он решил, что всё это ему только приснилось. А может быть, нет?

– Не знаю, – ответил он. – Вероятно, слышал твои шаги наверху или еще что-нибудь. – Изабель удивленно подняла брови, и Алан поспешил сменить тему. – Ты, кажется, говорила, что живешь на острове совершенно одна, я не ошибся?

Изабель кивнула, но настороженное выражение не исчезло из ее глаз.

– А в чем дело? Ты кого-нибудь видел?

«Только полуобнаженную девушку-подростка, – подумал про себя Алан. – Ту самую, с твоей картины. Она явилась ко мне среди ночи и дала несколько советов для неудачливого ухажера».

– Нет, никого, – ответил Алан вслух. – Мне только приснился очень яркий сон – знаешь, один из тех, которые кажутся почти реальностью.

Изабель улыбнулась, и Алан забыл, что минуту назад в ее глазах плескалась тревога.

– Иногда мне и самой кажется, что весь остров наводнен воспоминаниями и снами, – сказала Изабель.

– Надеюсь, добрыми.

Изабель секунду помолчала, потом пожала плечами:

– Все они разные.

Алану показалось, что Изабель собиралась что-то добавить, но она только снова улыбнулась и повернулась к плите, где жарилась последняя порция яичницы.

Наконец Изабель переложила кушанье со сковороды на тарелку и пригласила Алана к столу:

– Приступай.

– Спасибо. Выглядит потрясающе.

Во время еды Изабель удивила Алана, сообщив, что согласна выполнить иллюстрации к книге Кэти.

– Не вижу никаких проблем относительно права собственности на оригиналы, – сказал он, когда Изабель рассказала о своих условиях. – Я могу забрать у тебя оттиски иллюстраций к тому времени, когда мы будем готовы приступить к выпуску книги. Может, ты хочешь принять участие в обсуждении общего дизайна?

– В этом я мало что смыслю, – покачала головой Изабель. – Будет лучше, если ты просто сообщишь мне размеры требуемых рисунков на обложке и внутри текста.

– Договорились.

– Я планирую перебраться в город и начать необходимую подготовку, – продолжала Изабель, удивив Алана еще больше. – Вероятно, я арендую студию, если найду что-нибудь подходящее. Как только устроюсь, сообщу, где меня можно будет найти.

Алан хотел было предложить одну из своих свободных комнат, но вовремя остановился.

«Не стоит торопить события», – сказал он самому себе. Иначе можно вообразить бог знает что, вроде поздних визитов по-соседски, а Изабель ничем не давала понять, что разделяет его чувства. Лучше положиться на волю случая и продвигаться вперед медленно, шаг за шагом.

– Если не застанешь меня дома, оставь сообщение на автоответчике. Может, когда-нибудь я отплачу тебе за гостеприимство и приглашу поужинать.

– Это было бы здорово.

Алан почувствовал себя школьником, благополучно завершившим первую неуклюжую попытку назначить свидание.

– Теперь давай обсудим условия выплаты гонорара, – сказал он, пытаясь перевести разговор на более твердую почву. – Как я уже говорил вчера вечером, до тех пор пока из Нью-Йорка не придет подтверждение соглашения о продаже, мы можем только...