Страница 4 из 24
Действительно, матросы американского корабля, сконструированного под тип тримарана, и без того находившиеся под страхом попасть в ужаснейший переплет с разбушевавшейся непогодой, оказались теперь подвергнутыми еще одному жестокому испытанию – противоборству с вроде бы давно вымершими морскими разбойниками, явившимися перед ними неожиданно, словно из неоткуда, и притом в своем самом устрашающем и ужасном обличье – как тут было не впасть в сверхъестественный ступор? Поэтому и неудивительно, что большая часть современных матросов именно так и сделала, предоставив лишь небольшой горстке своих, более отважных, товарищей попытаться отстоять честь американского флота, свою свободу, и в том числе независимость, в неравной, практически рукопашной, схватке, где в ближнем бою огнестрельное оружие хотя и приносило какую-то пользу, но довольно неощутимую, только еще больше раззадоривая безжалостных «выродков», возникших будто бы с того света. Бой был короткий и не превысил по своему времени более двадцати минут, закончившись так же внезапно, как и чуть раньше изволил нача́ться, – сразу после пленения Вильямса, бесцеремонно свергнутого пиратами со своей значимой в этом месте должности и беспардонно вытащенного из командной рубки и на всеобщее обозрение, и на суд беспощадного пиратского капитана.
Касаясь последнего инцидента, требуется уточнить, что честь закончить эту непродолжительную схватку выпала двум морским бандитам, откликавшимся на прозвища Стинджей, в переводе на русский Скупой, и Трамп, по-русски, значит, Бродяга: первый представлялся рано состарившимся, пропитым по сути, мужчиной, достигшим сорокачетырехлетнего возраста, который был невысокого роста, нескладного телосложения, полностью лысый, с оголенным торсом, испещренным неприятными шрамами, и который выделялся объемным, словно картошина, носом, бегающими глазами, имевшими непонятный оттенок, и неприятной щетиной; второй выглядел вполне прилично, соответственно достигнутых тридцати восьми лет, был одетым в аглицкое сукно, перехваченное кожаной перевязью, смотревшееся при его худощавом телосложении и высоком росте несколько несуразно, придавая сходство с оглоблей, и обозначался некогда красивым лицом, на удивление гладко выбритым, где до сих пор отчаянно блестели голубые глаза, а расстояние от правого виска и до самого подбородка обезображивалось страшным, давно зажи́вшим ранением, ну, и венцом этого облика можно выделить спускавшиеся сверху белокурые, кучерявые локоны немытой и нестриженной шевелюры, – иными словами, именно эти два бравых «мо́лодца» и ворвались в служебное помещение командера; дальше же, воспользовавшись его обескураженным состоянием, когда Хьюго мало того что находился под впечатлением от страшного вида бури, но еще и был введен в непривычное, безвольное состояние, вызванное внезапным появлением едва ли ни средневековых головорезов, отчаянные «выродки», под прицелами своих, давно устаревших, но все еще действенных, пистолетов сумели доходчиво до него донести, что сопротивление с его стороны является глупым, а главное, полностью бесполезным; случай был настолько неординарным, непрописанным ни в одном военном учебнике, что единственное, что Вильямс успел было сделать, так это неуверенно потянулся рукой к кобуре, закрепленной на поясе, пытаясь воспользоваться индивидуальным оружием, но был оставленным устрашающим окриком, последовавшим от злобного разбойника Трампа:
– Не советую, кэп, – по убранству рубки и внешнему виду определить его положение было нетрудно, – а не то наша встреча может кончится для тебя очень плохо.
Совет был неплохой, да еще и подкреплялся видом хотя и необычного, но, несомненно, устрашающего предмета, поэтому капитану не оставалось ничего другого, как подчиниться непререкаемой воле свирепых бандитов, следствием чего стало то обстоятельство, что под своеобразным конвоем офицер был выведен к остальным, уже плененным, членам команды, также, как и он, находившимся сейчас перед лицом ужасающей гибели, представившейся им в облике грозных, ни с чем не сравнимых, морских грабителей.
– Капитан Мадмен… сэр, – раболепно обратился к нему Скупой прозвищем, означающим в переводе, как Бешеный, – мы захватили в плен главного на этом судне, и, думаю, бой можно считать законченным.
Ткнув Вильямсу под ребра дулом стального оружия, бандиты, сбив его дыхание, легко толкнули мужчину вперед, чтобы тот оказался перед их предводителем опустившимся на колени, что могло означать только одно – победа в этой битве достигнута.
– Корабль наш, джентльмены! – выкрикнул седовласый бандит, вскинув вверх руки и помахав пистолетом и саблей.
– А-а-а!!! – вторили ему восторженные члены пиратского братства.
В тот же самый момент с той стороны атакующих, на их собственном, деревянном, судне, прозвучали характерные звуки, отчетливо слышимые даже сквозь жуткий рев бури и однозначно передающие, что абордажные «кошки» рубятся топорами, а лестницы падают в бурлящую снизу воду; и в тот же самый момент, только на миг затихнув, пока дерзкие бандиты прислушивались, к торжествующим крикам «А-а-а!!!» прибавился еще и оттенок непередаваемого словами отчаяния. Что же послужило причиной столь неожиданно наступившей развязки?
Оставшись вдвоем со старшиной Кедми, Хуляева, справедливо рассудив, что, вероятнее всего, веселье на сегодня закончилось, энергично начала одеваться, облачаясь сначала в джинсовую мини-юбку, затем белоснежную сорочку и, наконец, кожаную черную куртку, сброшенные ею за несколько мгновений до этого на лейтенантское ложе; Билл все это время наблюдал за ее неуверенными, но нисколько не напуганными движениями, сам тем временем предаваясь немного более сильным волнениям и, как следствие, пристально вслушиваясь в происходящие снаружи события; они же были, без сомнения, устрашающими, о чем можно было судить по беспорядочной стрельбе, вое десятков остервенелых глоток, и лязганью острозаточенного металла, своей прочной сталью рассекающего незащищенную мягкую плоть, причем, для получения более полной картины, молодой мужчина слега приоткрыл дверь каюты и как бы выставил наружу лишь одно, левое, ухо, лицом же оставаясь во внутренних помещениях. Через пару минут своих исследований он смог сделать вполне определенный вывод, напрашивающийся, между прочим, будто бы сам собой и уже вполне очевидный даже для необученной военному делу красавицы:
– Боюсь оказаться правым, но, кажется, на нас, и вправду, напали, и, по-моему, мы стремимся в уверенный проигрыш…
– Ты только сейчас это понял? – усмехнулась молодая путана, застегивая молнию и машинально проверяя карманы – все ли находится там на месте. – Я, если не ошибаюсь, сразу же озадачилась этой версией… Что будем делать? – тут же поставила она вопрос, ничуть не лишенный логики. – Лично я бы предложила бежать, и при этом как можно быстрее, только вот никак не могу сообразить, куда можно деться посредине бескрайнего моря… а ты?.. Что, Билл, думаешь по этому поводу ты?
– Сказать трудно, – пожал плечами старшина первого класса, впервые попавший в подобную ситуацию и не сумевший сразу сориентироваться как следует вести себя дальше, – ни с чем похожим я раньше не сталкивался, но возьмусь предположить, что в этом случае ты абсолютно права, – необходимо выбираться из этой стальной душегубки, и разобраться со всем уже наверху, на свежем воздухе, где и думается получше, да и мысли лезут совсем другие, более сопоставимые с окружающей обстановкой.
– Тогда чего скучаешь? – снова пошутила словоохотливая Валерия, никогда не «лезущая за словом в карман». – Пошли. – И, засунув руки в карман своей разукрашенной молниями и клепками куртки, уверенным шагом направилась к выходу.
Моряк последовал за ней; не настолько убежденный в собственной отваге и смелости, он обнажил индивидуальное оружие и, выставив его перед собой, принял меры к внезапному нападению, готовый выстрелить в любого, кто встанет у него на пути и попытается преградить дорогу к спасению. Молодые люди спешили, ведь согласно здравому смыслу, чем тверже ты себя ведешь и меньше чураешься неприятностей, тем больше шансов остается у тебя, чтобы, собственно, выжить. Не оставляя эту теорию без внимания, они шли сейчас по узкому коридору, окружаемые дверями спальных кубриков и различной вспомогательной корабельной инфраструктурой; сверху же продолжали слышаться выстрелы, отчаянные крики, как призывающие на помощь к загнанным в угол защитникам, так в том числе и торжествующие (эти издавались уже нападавшими, повергающими в трепет очередную сопротивлявшуюся до этого жертву), так в точности и злобные, предупреждающие о готовящимся прорыве следующей оборонительной позиции, продолжавшей пока еще стремиться к противоборству. Пока им везло: вся обслуживающая команда повыскакивала наружу и основной бой происходил наверху, оставляя нижние палубы до настоящего времени как бы неприкасаемыми; однако это не могло продолжаться до бесконечности, и именно это обстоятельство и заставляло вынужденных компаньонов постепенно, по нарастающей, все больше увеличивать скорость и без того чрезвычайно быстрой ходьбы. Но вот наконец они достигли лестницы, ведущей наверх, и – о чудо! – как раз в этом месте на выходе не слышалось никаких звуков, хоть отдаленно напоминающих происходящую рядом ужасную «мясорубку»: выстрелы и крики слышались хотя и отчетливо, но все же на значительном удалении, а значит, можно было более или менее спокойно выбираться на воздух.