Ничейная магия. Сполохи

— Холодные врата, — Коурон погладил свою бородку задумчиво. — Это, барышня, скорее местная легенда, чем география. Впрочем, упоминание ее вашим поэтом придает ей веса.

— Легенды тоже вполне могут привести к нужному месту, — не согласилась Мист, перебирая в голове свои приключения. — Так что меня вполне устроит легенда.

— Как, говорите, подписывался этот поэт?

— А я не говорила, — пожала плечами Мист. — Потому что я не знаю. В университетах не училась, лэр мне и не докладывался. Выдал приметы, и все.

— Сдается мне, барышня, вы лукавите, — покачал головой Коурон. — Вы, я уверен, прекрасно знаете, кто автор этих строк, но еще не до конца доверяете нам. Что же, я, пожалуй, сделаю шаг навстречу и поверю вам первым. Холодные врата, по описанию, это каменные плиты из белого камня, положенные друг на друга. Некое место силы прежних времен, за которым, как гласит легенда, лежал сам эль-Саэдирн.

— Сам эль-Саэдирн или дорога на эль-Саэдирн? — уточнила Мист, не сдержав порыв научного любопытства. В конце-концов, после холодных врат у нее еще было несколько примет, и дорога через перевал начиналась у некого “дерева смерти”, а вовсе не от каких-то там врат.

Коурон смерил ее оценивающим взглядом.

— В университетах, значит, не учились, барышня? А стоило бы, наверное, раз у вас там, я слышал, и девиц берут обучаться. Вопрос правильный, но я был склонен расценивать слова легенды буквально — что сразу за вратами начинается эль-Саэдирн. Правда, я слышал множество слухов о таких камнях совсем в другой части пустоши, так что, я очень заинтересован в том, что вам удастся увидеть или узнать. Поэтому я прошу вас по возвращению сюда написать мне письмо и рассказать, до какого места вам удалось дойти и что вы видели.

И, кажется, он не сильно рассчитывал на то, что Мист найдет эти самые врата, на самом-то деле.

— О, конечно, — легко согласилась Мист, которая очень надеялась на то, что вернуться удастся каким-нибудь более веселым и скоростным способом, тем более, что она давно приготовила, на всякий случай, зелье для создания метки перехода.

Коурон согласно покивал и сказал Лессе:

— Ты, Койл, кажется? Поможешь барышне и ее спутнику со сборами в дорогу. И проводишь, сколько получится. Мы задержимся здесь ровно столько, сколько нужно, чтобы похоронить соратников и обыскать пещеру зверя. Там может оказаться множество интересных археологических находок.

С этим Мист была полностью согласна.

Вечер удалось провести относительно спокойно — они собирали все для недельного похода под руководством Лессе и с помощью старосты, намечали ближайший путь, и размеренная подготовка в компании других людей оказала на Мист вполне умиротворяющее действие. Она даже спать легла совершенно спокойно и уснула, несмотря на незнакомое место, быстро и без проблем.

А потом на нос что-то капнуло. Или тронуло. Или мимо пролетало, обдав воздухом, и Мист открыла глаза.

На первый взгляд она была все там же, в общем доме в Гнилицких двориках, и окно, соседнее с ее лежаком, было распахнуто в ночь. Она не могла понять, делись ли куда-то все остальные или просто замерли во сне, но ощущала и видела она только одинокую фигуру на подоконнике.

Мужчина с темно-красными волосами сидел, задрав ноги вверх, на оконную раму, и небрежно откинувшись назад, в свободной и вольной позе, которая выглядела, тем не менее, ужасно неудобной, и смотрел куда-то на улицу. Там, кажется, расстилался какой-то совсем другой, незнакомый пейзаж, и Мист почти успокоенно выдохнула. Кажется, это снова был сон.

Она села в постели, и мужчина на окне обернулся на ее движение, улыбаясь самыми уголками губ.

— Не спится, Эола Эйиладд? Мне бы тоже не спалось.

— Я смотрю, сегодня ты вменяемый, — проворчала Мист, не желая оставаться в относительно уязвимом положении сидящего или лежащего рядом с таким полупсихом, как Мейли-из-Сполохов.

— Или всебяемый, — согласился он, и Мист бездумно скользнула взглядом по его одежде. Если раньше он обычно представал одетым либо в обгорелые лохмотья, либо в сложные эльфийские наряды, то сейчас он выглядел так, словно собрался в поход и ради этого содрал доспехи с Воина. На нем был кожаный нагрудник, и наручи, и поножи с сапогами, и темный плащ, скрепленный на груди чем-то вроде пряжки. Собственно, только пряжка и отличалась, наверное, от обычного облачения Воина, так что либо создатель доспехов нашел для них вдохновение там же, где и Мейли, либо это были те же доспехи, в том или ином смысле. — Так хорошо не чувствовать боли, что забываешь, чем за это придется заплатить, — сказал он, явно потеряв интерес к Мист и снова выглядывая в окно.

Мист осторожно сменила точку обзора, чтобы выглянуть, тоже, и с огромным интересом увидела там сонный городок совсем других очертаний. Высокие дома с затейливыми крышами живо напомнили ей эль-Саэдирн прошлого, который она успела мельком увидеть.

— Геннелит был очень симпатичным городом на моей памяти, — прокомментировал Мейли, из чего она сделала логичный вывод, что они любуются, собственно, воспоминаниями достопочтенного мага. — Он стоял на важном торговом пути, вдоль которого с начала тех времен, которые мы помним, расселялись эолен. Отсюда и до моря, до самого Атенаума шла дорога нашего родства. Многие из нас за всю жизнь могли ни разу не побывать в эль-Саэдирне, но все и всегда знали, что если что-то случится — там всегда есть наш рилантар, который суть и есть все мы, и наша земля, которая есть он сам.

— Никогда не понимала этой фишки про рилантара, а Рах так и не успел мне объяснить, — пожаловалась Мист, осторожно пристраиваясь с края окна, чтобы побольше изучить ночной Геннелит, каким он был когда-то.

— Рилантар един как земля и государство, и объединяющая их кровь и плоть правителя. Корона рилантара обозначает согласие земли эолен принадлежать одному из народа, и через него — всем остальным. Рилантар сам выбирает, кто им будет править, выбирает строго, и часто отвергает тех, кого сами люди считают подходящими. Потому что умение добиваться власти совсем не равно умению править. Умение завоевывать — не равно умению созидать, — задумчиво пояснил Мейли. — Однако, и земле случается ошибаться, и тогда рилантар сворачивает не туда.

— Это что-то из разряда той смуты, “о которой никто не отверзает уст”? — повторила Мист слова своего далекого “ходячего справочника”.

— Я про это тоже уста не отверзаю, — легко подтвердил Мейли.

Девушка пожала плечами.

— Лучше бы не отверзал по другим поводам.

— О, женщина, твое имя — жестокость, — шутовски посетовал Мейли, и Мист впервые с оттенком ужаса почувствовала легкое дуновение того легендарного шарма, который приписывали магу и неизвестные авторы в “Эльфийской радуге”, и Ийилива. Перелив голоса, легкий подъем, короткий взгляд без движения головы, и все такое. Впрочем, к счастью, у Мист был неплохой иммунитет к чарам любого рода.

— Нет, мое имя — горечь и отчаяние, — поправила его она, вспоминая откровения Ардоры.

Мейли махнул рукой.

— Тебя зовут Эола Эйиладд, насколько я имею в этом слово.

— Никогда не понимала, почему ты так меня называешь, — сказала Мист, прислоняясь плечом к стене и глядя на ночного гостя практически сверху вниз, потому что, задирая вверх ноги, он постепенно неумолимо сползал спиной на подоконник, словно реальная физика мира работала в этом странном сне.

— Это, можно сказать, глупая и жестокая шутка.

— Ничего другого я и не ожидала.

— Нет, не над тобой. Я говорил всем своим ученикам, что скорей отдам Багровую книгу и все свои знания Северному Сиянию, которое виднеется с самых высоких башен Саэдирна, над северными горами, чем любому из них. То, что вы, ваэрле, зовете Северным Сиянием, мы зовем Эола Эйиладд, Эльфийский Сполох. Это я имел ввиду, а не то, что ты похожа на эолен, или что-то подобное.

Это было логично — что Мист точно знала, так это то, что с эльфами ее роднит примерно ничего, кроме ее вечного восхищения потерянным народом и потерянными знаниями.