Страница 20 из 59
— Я разрушила его стены и обнаружила человека под поверхностью, а не того, кого он показывает публике, и этот человек внутри тот, в ком я всегда нуждалась. Мы женаты уже двадцать три года, и это были самые счастливые годы в моей жизни.
Если они женаты двадцать три года, а Ронану восемнадцать, то они оставались бездетными в течение нескольких лет. Интересно, почему? Эдрик относится к тому типу мужчин, которые позаботятся, чтобы его гнилое наследие продолжало жить, поэтому я бы предположила, что они поженились менее чем за год до рождения Ронана.
Я держу этот вопрос при себе, потому что, если бы я его озвучила, это прозвучало бы чертовски неловко.
— Вот почему я хочу, чтобы ты была непредвзятой, chérie — дорогая. Никогда не знаешь, что найдешь, если не разрушишь несколько стен.
Что именно она предлагает? Что я разрушу стены ее сына? Если это так, то это уже происходит — только это не так романтично, как она надеется.
И он еще этого не знает.
— Bonsoir — Приветствую.
Мои плечи напрягаются при звуке голоса, который начинает появляться в моих снах — не в кошмарах, в моих чертовых снах.
Ронан входит через балконную дверь, все еще одетый в свою форму, без галстука и пиджака. Верхние пуговицы его рубашки расстегнуты, намекая на обнаженную кожу, о которую я когда-то терлась, пока...
Я внутренне качаю головой, избавляясь от этого образа.
Он наклоняется и целует мать в висок. Поцелуй мягкий, нежный, и Шарлотта восхищенно вздыхает.
— Ты прекрасно выглядишь, мама.
Он берет ее маленькие ручки в свои и целует костяшки пальцев.
— Это все благодаря Тил.
Шарлотта с гордостью показывает на меня, затем на свое платье и макияж.
Мои щеки пылают.
Черт возьми. Я покраснела? Я не краснею.
— Да? — Ронан пристально смотрит на меня. — Не порть лицо моей матери своим черным орудием.
— Это грубо, — ругается Шарлотта.
Я притворяюсь, что его слова не задевают, когда провожу пальцем по косметике. Если бы его матери здесь не было, я бы ударила его в глаз кисточкой.
— Я просто шучу. — он улыбается маме.
— Это не то, над чем можно шутить, mon chou — мой малыш.
Она поднимается на цыпочки, гладя его по волосам. Я стою рядом, посреди связи матери и сына, и меня как будто вытолкнули из кожи.
За всю жизнь мать была единственным, чего у меня никогда не было. Женщина, которая родила меня и Нокса, не в счет; она дьявол.
Она причина, по которой я не могу распознать половину своих чувств и убегаю от другой половины, словно они в огне.
Видя, как Шарлотта относится к Ронану с такой заботой и любовью в ее голубых глазах, я ненавижу его еще больше.
Он не заслуживает такой матери, как она, точно так же, как Эдрик не заслуживает ее в качестве жены.
— Мам, ты не возражаешь, если я украду свою прекрасную невесту? — он спрашивает ее, но его безумная ухмылка падает на меня.
Прежде чем я успеваю возразить, Шарлотта заговаривает первой.
— Ну, конечно, я не возражаю.
Она берет руку своего сына и кладет ее поверх моей. Шок от его кожи усиливается, когда он переплетает свои пальцы с моими, улыбаясь матери. Он крепче обнимает меня, и я подавляю вздрагивание от силы.
Шарлотта уходит с улыбкой и многозначительным
— Веселитесь, дети.
Как только Ронан закрывает за нами дверь своей спальни, я вырываю свою руку из его, как будто она обжигает меня — и в некотором смысле так оно и есть.
Он хватает меня за руку так резко, что я подавляю крик.
— Н-не делай этого.
— Не делать чего?
Не пугай меня. Это навевает воспоминания.
Вместо того, чтобы озвучить это, я прикусываю нижнюю губу и принимаю серьезный тон.
— Не прикасайся ко мне. Мне не нравится, когда ты прикасаешься ко мне.
Я пытаюсь вывернуться из его хватки, когда он тащит меня по коридору.
— Куда ты меня ведешь?
Его шаги такие длинные и быстрые, и я задыхаюсь, чтобы не отставать от его темпа.
Чертовы высокие люди и их ноги, которые тянутся на чертовы километры.
— Ты облажалась, ma belle — моя красавица, и пришло время расплаты.
У меня перехватывает дыхание, и его хватка на моей руке покалывает. Проблема в том, что я не могу понять, почему, черт возьми, это вызывает покалывание. Это страх? Предвкушение? Или, может, что-то похуже?
Ронан толкает дверь и заталкивает меня внутрь. Спотыкаясь, я чуть не падаю, но хватаюсь за стену, чтобы сохранить равновесие, когда звук замка эхом отдается вдалеке, как рок.
Я сглатываю, поднимая голову, быстро осматривая место. Учитывая кровать с темными простынями, фотографии в рамках и футбольный мяч, это его комната.
Ронан стоит спиной к двери и тянется рукой за спину — без сомнения, он только что повернул замок.
Я заставляю свои руки упасть по обе стороны от себя, чтобы не выдать дрожь, сотрясающую тело.
Это не настоящая ловушка. Я могу выйти в любое время.
В любой момент.
Я повторяю эти слова в своей голове снова и снова.
— Предполагаю, что произошел просчет? — он улыбается, но теперь я уверена, что он скрывает за этим много дерьма. — Согласно нашему соглашению, ты должна была нанести визит моему отцу и расторгнуть помолвку, а не играть в переодевания с моей матерью.
— Наше соглашение? — я усмехаюсь. — Не припоминаю, чтобы я на что-то соглашалась.
— Действительно?
— Ты сам все предположил.
— Значит ли это, что ты не прекратишь это?
— Абсолютно нет. И если ты снова пригрозишь мне этой фотографией, то теперь у меня есть союзник в лице Шарлотты. — я притворяюсь, что шмыгаю носом. — Как думаешь, что она почувствует, если я скажу ей, что ты отвез меня туда силой? Я не выгляжу послушной на этой фотографии.
Его челюсть подрагивает, но ухмылка становится шире. Я начинаю думать, что Ронан больше улыбается, когда пытается что-то скрыть.
— Думаешь, моя мать поверит тебе больше, чем своему единственному сыну?
— Мы не узнаем, пока не поставим ее в такое положение. — я притворяюсь заботливой. — Она кажется мягкой женщиной — мне не хотелось бы травмировать ее тем, что происходит в твоей голове.
Он отталкивается от двери, и что-то внутри меня кричит мне бежать, даже выпрыгнуть из окна, что угодно, только не стоять здесь, как добыча, которую можно схватить.
Я не добыча.
Я никогда больше не буду добычей.
Вздернув подбородок, я встречаю его пристальный взгляд своим цепким.
Мужчины не пугают меня, потому что мне не хватает этой обычной черты стыда и смущения. Тем не менее, когда Ронан шагает ко мне, я не могу справиться с замком в нижней части позвоночника или эмоциями, ползущими по рукам.
— И что ты знаешь о том, что творится в моей голове, ma belle — моя красавица?
Он все еще ухмыляется, преследует, заставляя меня слишком остро осознавать его и его присутствие.
Его подавляющее присутствие. Прямо как в ту ночь в клубе.
Единственная разница в том, что я вижу его прямо сейчас, и, вероятно, поэтому не могу сойти с его орбиты.
— Ты все еще не побывала на экскурсии, но я готов это изменить.
Он останавливается передо мной и хватает меня за подбородок.
Жест мягкий, почти как поцелуй перышка. Его большой и указательный пальцы берут под контроль мою челюсть, и вот так, будто он сжимает веревочки марионетки.
— Помнишь, что я говорил тебе о расплате?
— Я ни за что не стану платить.
Меня удивляет мой спокойный тон.
— Ты действительно думаешь, что у тебя есть выбор?
— Конечно, у меня есть выбор. У меня есть выбор во всем.
Его ухмылка исчезает, и любая попытка, которую он предпринимал, чтобы оставаться нормальным, испаряется в окружающем нас воздухе.
Все усиливается — подъем и падение моей груди, тепло, исходящее от него, его запах, похожий на специи и чертово проклятие. Он все, чем я дышу, все, что я вижу, и все, на чем я могу сосредоточиться.