Страница 2 из 6
2
Они сидели за накрытым столом. Мама купила красивый, весь в розочках торт, в котором теперь было одиннадцать свечей, которые Рома старательно задул все до одной. Настала пора подарков.
Дядя Артем, мамин брат, забежал поздравить племянника только на минутку и принес в подарок большущий том «Хроник Нарнии». «Конечно, Юнга, ты уже большой, – сказал он немножко смущенно, – но эти сказки такие замечательные! Последнюю ты точно не читал. А может быть, самую первую – тоже». И, помахав родне на прощанье, он отправился на очередной урок к одному из своих учеников, которого на дому репетировал по обществознанию и французскому языку. Дядя Артем работал в той же школе, где учился Рома, и подрабатывал репетиторством, и сегодня он спешил, как он подшучивал, к «своему богатенькому Буратино», которому завтра предстояло сдавать «хвосты».
Папа поздравил Рому по скайпу, он уже давно жил в Америке, и там у него была другая жена и другие дети – две ромины младшие сестрички, которых он тоже видел только по монитору. Папа каждый год обещал приехать, но так и не приезжал, потому что Америка все-таки очень далеко и лететь из нее очень дорого, да и дел у папы в России, в общем-то, не осталось, он работал в программистом в Майкрософте и уже теперь зарабатывал малолетним дочерям на будущее высшее образование. Впрочем, Рома по нему не особенно скучал, он не помнил его «вживую», поэтому папа оставался для него чем-то вроде телеведущих «в эфире», только телеведущие появлялись на экране гораздо чаще.
Но, вот, мама, и дед… Они могли бы вспомнить про рыбок, которым так хорошо плавается через грот и про то, как здорово на них смотреть. Вот наконец дед поправил очки на носу, крякнул и с серьезным-пресерьезным лицом вышел в коридор, чтобы принести подарок. Впрочем… Коробка вовсе не походила на аквариум, она была явно маловата, да и банки с предполагаемыми рыбками Рома не увидел.
– Мужчина должен все уметь делать! – строго и назидательно сказал дед и развернул приготовленный презент. Рома разочарованно шмыгнул носом. Это был набор инструментов: молоток, клещи, отвертка, рулетка, плоскогубцы и еще какие-то штуки, о которых Рома понятия не имел. Некоторые из этих замечательных предметов и так лежали дома под шкафом, правда, здесь, в ящике они были новенькие, блестели, сияли, и каждая вещица была помещена в свое гнездо.
«Ты, вот, взрослый уже мужик, а ты знаешь, что такое шуруповёрт?» – спросил дед не без пафоса. Рома догадывался, но не знал. Слово «шуруповёрт» ему понравилось. Оно было значительное. Например, «король Шуруповёрт».
– Это ручные инструменты, – продолжал дед, а Рома подумал, что это звучит как «ручные звери». Интересно, а инструменты могут быть дикими?
– Смотри, что показывает дедушка, – вернул его к действительности мамин голос, – это же он для тебя купил!
– А рыбки? – робко спросил Рома.
– Человек не должен идти на поводу и своих прихотей, – нравоучительно произнес дед, – с ним это иногда бывало, но сегодня – совсем некстати, – ты – мамина опора, ты – хозяин в доме. Кто должен, например, чинить кран? Не мама же.
«Сантехник», – подумал Рома, но вслух ничего не сказал.
В конце концов, дед хотел ему добра. Дед был профессор-физик, но при этом он не только писал статьи и выводил формулы, отчего его все на работе весьма уважали, но умел и паять, и лудить, и с шуруповёртами обращаться. И Рома честно сказал «Спасибо» и поцеловал деда в колючую седую щеку.
– А теперь мой подарок, – пропела мама ласково и достала с верхней полки этажерки коробку с цветной гуашью, – Погляди, Ромаша, какие цвета! Все оттенки! Ты научишься наконец писать красками как….как… Как Матисс! Как Ван Гог!
– Ну, может, как Ван Гог не надо, – пробормотал дед, вспомнив, что французский художник был безумен и плохо кончил, – но все равно учись! Глаз тренируй!
Цвета… Рома видел цвета и любил их, но рисовать их не мог. Он чего-то в них не понимал. И оттого, что мама настаивала, и смотрела на него одновременно восторженно и требовательно, ему стало вдруг ужасно грустно. «Я постараюсь научиться», – сказал он скучно, и принялся ковырять ложечкой в куске торта, хотя аппетит у него совсем пропал. Ему не хотелось обижать маму, но все же было очень жаль себя.
А мама и дед, совершив священное действие дарения подарков, стали беседовать между собой, и беседа их, направленная воспитательными речами, текла тоже как-то нравоучительно и назидательно. «Человек должен себя блюсти, – рассуждал дед, вот, например, я! Я уже много лет как пью только минеральную воду, и ни капли спиртного, ни-ни… Я о нем даже не вспоминаю. Говорят, даже кефир содержит спирт…»
Рома поднял глаза и посмотрел на деда. Дед сидел за праздничным столом как перед университетской аудиторией – прямой, высокий сухощавый, с короткой седой бородкой на впалых щеках, но вокруг его головы, заросшей таким же серебряным ёжиком, вдруг возникло какое-то странное сияние. Как будто открылся экран, и на этом экране нарисовалась большая бутылка «Шампанского». Она плавала вокруг дедовой головы – толстая, зеленая, запотевшая от холода, с рифленой молочного цвета пробкой, окрученной проволокой. Она совершала круги и пируэты, то приближалась, то отдалялась… И Рома понял, что дед, скажем так, присочиняет… Что он мечтает об этой бутылке, да еще о фужере на длинной ножке, который выплыл откуда-то сбоку. Потом бутылка вдруг беззвучно открылась так, что пробка отлетела прямо в потолок, и золотистое вино полилось в бокал…
Рома зажмурил глаза. И в это время он услышал мамин голос, который вторил дедовым нравоучениям. «А я никогда не мечтала об украшениях, – говорила мама с напором, – вот женщины, обычно так любят всю эту мишуру. Но это же пустое… Будь сама прекрасна, а то тебя ничто не украсит!»
Ромина мама окончила мединститут, она немножко поработала детским врачом, но врачам как и учителям, платят совсем мало, поэтому мама пошла в косметологи. Она работала днем на работе в салоне красоты, а вечером дома: делала клиентам массажи и маски, и что-то мазала и колола, и смывала, и даже купила какой-то сложный аппарат, в котором всегда светила очень яркая лампа, чтобы видеть каждую ресничку и каждую пору на носу. Она как и Рома когда-то немножко рисовала, и у нее в юности была фантазия, что она будет художником, может быть дизайнером, но все сложилось по-другому. Теперь она занималась, как она говорила, «живой красотой лица» и буквально сутками зарабатывала деньги на жизнь. А художественные альбомы, которые она любила, стояли на полке, и их смотрели Рома с кошкой Элизабет, потому что маме было некогда. Главное, о чем она всегда просила Рому, это чтобы он ни в коем случае не рисовал карикатуры на ее клиенток. Однажды очень ценная клиентка случайно увидела на столе Ромин шарж, узнала себя, сильно рассердилась, даже всплакнула и перестала к маме ходить, а Рома с тех пор понял, что не все, ох не все, любят свои портреты, и старался вообще не глядеть в сторону маминых посетителей, потому что многие из них так и просились на бумагу!
«Украшения – это пόшло, – настаивала мама. – у одной моей клиентки, – она совсем девчонка, – сплошь золотые серьги чуть не с кулак величиной, а цепи на шее толстые – как у собаки во дворе, и при этом – никакого вкуса!» Рома посмотрел на маму и увидел, как в нежно-золотистой ауре вокруг ее головы прямо в воздухе висит, чуть колеблясь и подрагивая, крупный изящный перстень… Ой, как бы ни с бриллиантом… Граненый камень, схваченный узенькой оправой так и сиял, а по оправе располагались камешки поменьше, похожие на крохотные капли росы, и они тоже горели разными цветами…