Жена фабриканта

Для строительства из Петербурга выписали дорогого архитектора, который привез с собой солидный толстый портфель, с торчащими из него свернутыми рулонами эскизов и чертежей. Ольга Андреевна основательно засела с архитектором за привезенные проекты. Тщательно изучила все и просмотрела. Но не все планы ей удалось осуществить, так как по поводу некоторых изменений снискала она непонимание и недоверие мужа. После горячих словесных баталий решили старый дедов дом не трогать, в память об основателе рода Арсении Ухтомцеве, и использовать его, как контору и флигель для дворовых. А чтобы не портил вида главного дома, решено было выстроить перед ним еще один новый дом на дворянский манер из белого кирпича, который обжигался на собственном кирпичном заводе.

Архитектор прожил в хозяйском доме две недели, пока решался грандиозный по замыслу проект, но и этого хватило с лихвой. Все время между супругами не прекращались жаркие дебаты, споры и обсуждения, в которые были вовлечены все, включая детей. И бедный архитектор чувствовал себя песчинкой, попавшей между молотом и наковальней, не решаясь встать ни на чью сторону.

Когда же обсуждение проекта завершилось, он с облегчением перекрестился на образа, схватил свой портфель и дал дёру из шумного имения, перед этим попросив радушных хозяев незамедлительно предоставить ему экипаж и, напрочь, отказавшись погостить ещё.

Но как, же отрадно было теперь хозяйке дома возвращаться в экипаже или пешком домой, особенно если встать на крутой взгорок напротив белеющего с дворянской пышностью хозяйского дома и радостно вглядеться в него. Эта картина наполняла сердце Ольги Андреевны счастьем и ощущением полноты бытия – этот дом: оплот её семьи и деяние её рук….

На хозяйском подворье, со всеми стоящими рядом с ним основательными и добротными хозяйственными постройками, сараями и амбарами заботливыми хозяевами был также разбит новый сад, в котором щедро росли вишни – шпанские и местные (муромские и вязниковские) – и большое количество яблонь разнообразнейших сортов, среди которых попадались анис и боровинка, пеструха и бель. Выращивали в саду сливу, красную и черную смородину. Плоды и ягоды рачительные хозяева не только сбывали на базар, но и отправляли в Ростов для водочных заводов. В Нижний Новгород на ярмарку в урожайный год тоже снаряжался обоз с приказчиком во главе. В хозяйстве всё привыкли делать сами. Из фруктов, овощей и ягод, выращенных в саду и на огородах, впрок заготавливались различные консервы, которые ближе к осени благополучно отправлялись на нескольких подводах вместе с солониной, вяленой рыбой, мясом, мукой домой, в Москву.

В заросшем старом парке в стороне от хозяйского дома, можно было встретить небольшие уютные беседки, обвитые диким виноградом и темно-зеленым плющом. Кусты белых роз, которым Ольга Андреевна намеренно предоставила свободу, образовывали густые заросли в укромных и темных уголках сада, а под растущими, вперемешку березами и елями, в укромных уголках, можно было отыскать грибы с коричневыми и влажными шляпками и огромное количество брусничных зарослей.

Центральные ворота парка и его тенистый покой важно охраняли пожелтевшие от времени суровые каменные львы на белых постаментах. Дети Ухтомцевых Наташа и Таня знали каждую щербинку и выемку на могучих лапах и головах своих каменных и любимых питомцев, ведь, кто, как не они могли оживить этих львов своим детским воображением в веселых играх и смелых мечтах.

В глубине парка, за кустами разросшейся акации, прятался таинственный пруд с темной стоячей водой, покрытый загадочной темно-зеленой ряской и тиной. Возле пруда на старенькой скамейке можно было уединиться ото всех с интересной книгой и помечтать о чем-нибудь удивительном.

И каждый раз Наташа, и Таня заново открывали для себя и этот таинственный пруд с зеленой тиной, и колючие елки, под ветками которых в темной густой глубине, могли водиться таинственные лесные создания….

Уже за оградой, огибающей парк, за территорией хозяйского подворья находился обрыв, спуститься к которому можно было по узкой тропке, идущей по высокому холму. В низине из-под земли пробивался родник, впадающий в извилистую и чистую речушку, возле которой жарким летним днем почти всегда резвились под ивами дворовые ребятишки. Сверкающая лента реки, с причаленными у берега лодками, огибала нетронутый рукой косаря, небольшой луг – рядом с родником. А за рекой виднелось золотистое пшеничное поле с цветущими между колосьями синими васильками, и простирающееся далеко – аж, до самого горизонта. А неподалеку, рукой подать – раскинулся лес.

Здесь, на даче в деревне двум дочерям Ухтомцева вольготно жилось и дышалось, вдали от пыльной летней Москвы. Для сестер не было чудесней момента, когда они вместе с родителями теплым майским днем въезжали на хозяйский хутор Дуброво.

А когда подъезжали к дому по широкой дороге с растущими с обеих её сторон высокими могучими вязами и полями, над которыми стаями носились веселые стрижи, то их радости и вовсе не было предела. С бьющимися в нетерпении сердцами въезжали сестры в распахнутые, настежь, широкие ворота, и здесь, за воротами… а за воротами можно было наконец-то, сбросить с ног надоевшие жесткие туфли и сколько угодно бегать вольными босыми ногами по мокрой зеленой траве, отворачиваясь от густых зарослей жгучей крапивы. Можно было, бросившись с размаху на теплую разогретую свежескошенную траву, лихо, перевернувшись на спину, смотреть в высокое чистое небо, с улыбкой угадывать и спорить, что изображает плывущее белое облако. А какими восхитительно-сладкими были эти пряные летние травки, которые можно было держать во рту, пока они не превратятся в зеленую кашицу и быстренько сплюнуть, пока мама и французская гувернантка m-l Bangui их не видят. На разогретом солнцем пригорке можно найти россыпи душистой и тающей во рту земляники. А как приятно холодили им руки зеленые, закрученные в красивые спиральки, стебли одуванчиков, из которых можно смастерить травяные куклы для игр.

По утрам, в деревне, Иван Кузьмич обычно вставал раньше всех. Он бодро умывался и садился в столовой завтракать. Во время завтрака Иван Кузьмич деловито просматривал «Губернские ведомости», которые доставлялись ему два раза в неделю посланным в город работником. Если же свежей газеты не оказывалось под рукой, то годился и прошлогодний засаленный номер, который фабрикант наобум вынимал из стопки старых газет, лежащих на пузатом дубовом буфете.

Сегодня еще до рассвета он прискакал от своего приятеля и купца Коровина Ильи Тимофеевича, у которого гостил неделю, успев вволю поохотиться. Охота вышла удачной, и на кухне стряпуха Глафира уже ощипывала пятнадцать штук бекасов.

Иван Кузьмич достал с буфета письмо из Москвы от материного приказчика Голованова, которое дожидалось его неделю, и начал читать. Прочитав, ненадолго задумался и отложил письмо в сторону, взяв в руки газету.

На этот раз газета ему досталась двухнедельной давности и, отхлебнув в очередной раз глоточек горячего чая, и откусив очередной кусок творожной ватрушки, он пробежался взглядом по ее заголовкам. Еще раз с удовольствием отметил возникшее в его душе, приятное чувство прочности и незыблемости своих позиций в мире капитала.

Сегодняшний день, как и все остальные его дни в деревне, начинался хорошо и спокойно. В контору на фабрику он не намеревался сегодня ехать. Упаси, Бог! Итак, весь день там вчера пропадал! А сегодня можно заняться хозяйством и сельскими работами.

Напившись чая, и доев ватрушку, дочитавши до конца свою любимую газету, Иван Кузьмич легонько вздохнул, пружинисто встал и с удовольствием потянулся. А, вспомнив старинную русскую поговорку, что «весенний день и год кормит», пошел к себе в кабинет переодеваться.

Погожий майский день только вступал в права. Ночью отгремела первая весенняя гроза, сопровождаемая оглушительными раскатами грома и частыми молниями, но к рассвету распогодилось. Небо очистилось от хмурых и рваных облаков, и теперь только сырая и расползающаяся под сапогами земля, да грязные лужи, заполнившие все земляные ямки и рытвинки, напоминали о ночной сильной грозе. Утренний воздух, который всей грудью вдыхал идущий сейчас по двору Иван, был наполнен той крепкой и влажной молодящей свежестью, которая бывает только после дождя. На востоке в бескрайних небесах уже занималась вешняя зорька, разливаясь по краю горизонта нежно-розовым молочным заревом.