Непозволительные удовольствия

Чарльз вынырнул из-за кулис во главе команды из десяти поджарых парней, не уступающих по пропорциям моим ребятам, и принялся буквально убивать под собой пол отточенной обозлённой хореографией. От хип-хоп степов в горячем мужском исполнении зал обдавало пьянящими вибрациями уверенности. Коллектив — одна живая материя, заполнял сцену синхронными картинками, быстро сменяющимися одна за другой. Если бы не мои личные цели на этом конкурсе, я бы в полной мере смогла оценить заражающий водоворот уличного танца, не сдерживая восхищенных возгласов.

Мы не общались с моим бывшим с тех пор, как он посоветовал меня в "Palermo": я уволилась с треском, поставив в том числе и его в неловкое положение. Но разве мне было ловко, когда он бросил меня, переметнувшись к другой? И даже это не мешало мне разглядеть: Чарльз умел выстроить танец с учётом возможностей каждого участника и донести его до зрителя со взрывной отдачей зала. Всегда умел.

Сущность хореографии раскрывалась глубокой осмысленной культурой движений. Однозначно, это были талантливые ребята, живущие своей идеей, и номер их был практически завершённым. Я поняла, что мы могли бы с ними конкурировать, лишь если усовершенствуем свой танец из ряда вон вызывающими деталями, такими, как излюбленный Джастином стриптиз, провоцируя публику на новую сексуальную революцию. Ведь решающий голос в присуждении победы всегда оставался за зрителем. Нам было необходимо привлечь внимание, выделиться, стать инициаторами сплетен и пересудов. Ради денежного приза я оказалась готова пойти на участие в том, что всегда презирала.

Потому что даже я понимала, что влюбилась в полуголого мерзавца, двигающего в такт бедрами и стреляющего голубыми глазками, так что же станется со зрительницами? Выигрыш должен быть нашим!

Танец соперников едва завершился, а я уже имела представление, в какую часть мы вставим излюбленный моими подопечными пошлый жанр “искусства”.

Тем же вечером мы оказались в студии и не без усмешек отрабатывали свежеиспеченную многоходовку. Соблазнительный ритмичный танец по ходу дела дополнялся вызывающими акцентами, чётко поставленные перестановки в номере раскачивали энергичными выбросами грудных клеток в такт нарастающего музыкального напряжения. Танец стремительно развивался по пути возбуждения и игры на женских чувствительных нервах. Мои щёки зарделись алым румянцем ― стихийная реакция на коварную мужскую энергетику, властно овладевающую моим смущённым взглядом. Такой настрой необходим: упругие горячие мышцы, перекатывающиеся от вальяжных взмахов, влажная кожа, блестящая в свете прожекторов, будут иметь эффект остолбенения, провоцируя публику на пристальные неотрывные взгляды и визги.

От такой картинки действительно невозможно оторвать глаз. Внутри меня боролись хореограф и влюблённая, раненая в душу девушка: Брэндон извивался в танце так же умело, как и обхаживал своих жертв, запрокидывая светлую голову по сторонам в чёткий ритм музыки. Пускай, он не был усердным учеником, но стриптиз ему давался выше всяких похвал. Самоуверенность его удваивалась в выстреливающих томных взглядах, нацеленных в мою сторону, и от этого мне становилось болезненно приятно и тошнотворно.

― Дорогая, ты же говорила, что стриптиз — это непозволительная пошлость в нашем творчестве! ― Джозеф игриво вильнул бедром, в след которому последовало поглаживание Криса. Пятиминутный перерыв, и мы начнём отрабатывать финальную часть с ловким фокусом на раздевание.

― Знаю-знаю! Но вы видели Чарльза? Мы проигрываем этим ребятам, слишком они динамичны и страстны в хип-хопе! Придется корректировать наш номер и соображать бомбу за две недели! Без вашей фирменной коронной не удастся… ― теперь все мои мысли поглотила работа, от чего боль притупилась, но лишь каких-то несколько мгновений и…

― Ты что, знаешь этого урода? ― Брэндон вытер полотенцем лицо, растирая свои розовые щеки до пунцового состояния. ― Может, ты ему сливаешь про нас? ― он приложился к бутылке, разбрызгивая воду по подбородку и шее.

С ума сойти! Я опешила от его заявления, захлопала ресницами, обнажая перед командой учеников свою недоуменную растерянность. Сказала бы я, что капитан команды соперников ― мой бывший, и тогда взвинченный диалог приобрел бы новые пикантные подробности.

― Угомонись, придурок! Ты несёшь какую-то чепуху всё время! Но последние три дня переходят все допустимые границы!.. ― Карлос выхватил бутылку из бледных напряжённых злобой рук, окатив Брэндона водой, и с силой сжал пластик до треска. Блондин вздрогнул, пытаясь проморгаться не то от воды, не то от нарастающей агрессии, и едва мог захлебнуться своей желчью.

― Кретин! Довёл самого спокойного человека в команде! ― Джастин подскочил с пола, где ещё недавно переводил дух, и грубо швырнул сухое полотенце в лицо Брэндона. Незамедлительно последовала взрывная реакция: раскрасневшийся блондин, стиснув зубы, замахнулся кулаком в сторону вскипевшего Джастина. Из моей груди самопроизвольно вырвался вскрик…

Ладони сами закрыли мне обзор, пытаясь удержать в теле распалившуюся дрожь. Все предыдущие конфликты слились в один поток ярости, угождая ненавистью в глупую ребяческую драку, и её инициатором, конечно, стал он. Я сжалась от ужаса, пытаясь оградиться от красноречивых неприятных звуков, но их не последовало: собравшись с силами, я раскрыла глаза в поисках крови и избитых танцоров, но обнаружила блондина обездвиженным на полу.

И как только я окончательно убедилась, что удар предотвратили Кристиан и Карлос, вцепившиеся мёртвой хваткой в напряжённые сильные руки Брэндона, не имея никакого желания досматривать странные вспышки гнева, я тихо вышла из студии и побрела в сторону дома мисс Райт. По лицу растеклись редкие слёзы из-за гнетущей печали, грудь сдавило исступлённой болью. Я переспала с любимым человеком, но этот человек ― Брэндон. За последние дни его имя стало в моих мыслях синонимом слову “подонок”.

По-другому нельзя было выразиться: за что-то он терзал нас двоих, а заодно и всю команду, пакостными и гадкими высказываниями. Раньше бы Брэндон ласково с хитрецой подмигивая, похабно приобнял за талию, по-детски капризно, но шутливо добивался бы лёгкого раздражения на моём лице, специально коверкал бы хореографию в попытке ощутить на себе мои поправляющие прикосновения. Одноразовый секс всё изменил. За эти три дня в его глазах я наблюдала лишь неразличимый набор глубоких чувств, сливающихся в одном потоке ненависти.

”Брэндон однозначно меня ненавидел” — как только в голове всплыла эта формулировка, я резко вдохнула холодный воздух и вдруг истерично горько зарыдала. Люди, шедшие мне на встречу, становились свидетелями того, как удерживаемая боль за последний месяц неудач и падений исказила моё лицо. Слёзы намочили мне щёки и искусанные губы, продолжая стекать на шею, а я просто хотела медленно сжаться в одну черную незаметную никому точку и испариться с этой земли навсегда. Я вдруг впервые за всё время испытала стыд за свои чувства и зашлась сдавленными всхлипами, с неприязнью к себе хватая как будто ядовитый воздух.

Мы переспали! Мы переспали! Кадры воспоминаний незамедлительно нанесли визит в мою раскалывающуюся от надрывных слёз голову: Брэндон кусает меня за губу, как будто зверёныш, а потом с трепетной лаской вбирает в свой рот мои губы и язык, с нежностью опаляя дрожащим дыханием. Грудные стоны наслаждения и молящие интонации моего имени отзываются во мне волнительной тягой. Я видела это так ясно, что в груди сдавило от надрывного мучительного чувства теплоты. Как я смогла полюбить его?

2.1

― Какой плохой мальчик! ― Она упорно вертелась вокруг недолгие полчаса в баре, лихо запуская крепкий алкоголь за мой счёт внутрь своего сочного тела. Полулежа на кожаном диване я разглядывал её голую объемную грудь, пока жарким ртом брюнетка стягивала с меня бельё, обхватив бёдра горячими руками. В трусах было тесно, и приходилось ждать, когда девушка, расположившаяся между ног, наиграется осточертевшими прелюдиями.