Царская охота

Так не расслабляться, наскоро перекусить и идти с Синодом портить отношения. Да, прибавлю я сегодня работы Ушакову. Он бедный и так скоро разорвется. Но ничего, как-нибудь прорвемся, а там глядишь его орлята подрастут, все поспокойнее будет.

Глава 7

Андрей Иванович Ушаков протер усталые глаза, шутка ли почитай двадцать часов уже на ногах, и разложил три признания рядком, перечитал и покачал головой.

— Не сходится что-то. То ли стар я стал, и что-то упускаю, хватку теряю, то ли тут что-то другое, — пробормотал он, снова читая первое признание от лорда Рондо. — Нет, не сходится. Мишка! — в комнату заглянул высокий гвардеец из выделенного государем полка, которого Ушаков сразу заприметил и забрал к себе в денщики. — Леди Рондо ко мне доставь, я сам хочу дознание провести. — Денщик, выполняющий также роль адъютанта и даже иной раз секретаря кивнул и скрылся за дверью.

Ушаков протер лицо. Поспать бы, только вот некогда, дел невпроворот, а людей не хватает. Катастрофически не хватает, хоть плачь. До того дошло, что они с Радищевым друг у друга начали людишек сманивать. Стыдобище какое. Но государь прав, неоткуда их достать. Самим нужно воспитывать, а как воспитывать, ежели присесть иной раз некогда. Приглашать иноземцев? В его Ушакова вотчину, которую он с нуля поднимает? Только подумав о такой перспективе Андрей Иванович едва за сердце не схватился, так оно кольнуло нехорошо. Ну уж нет, только через его труп, какой-нибудь иноземец зайдет в святая святых Тайной канцелярии. Слава Богу дороги начали строить на совесть, можно пока туда-сюда людей перебрасывать и довольно быстро. Это, ежели Сибири не касаться. Но в нее родимую тоже надо как-то попадать, иначе развалится Империя, которую и так как коршуны пытаются со всех сторон по кускам растащить. А государь, хоть и клыки отрастил, да кровь начала Романовская играть, молод еще, шибко молод, а опереться только вот на таких старых пердунов как он Ушаков может. И их задача — во что бы то ни стало дожить до того момента, когда Петр крепко на ноги встанет, когда его собственная свора таких же волчат подрастет, как вон Петька Шереметьев. Вроде бы бабник и балагур, а как глянет иной раз, так мурашки сразу по спине пробегают, сразу становится понятно, с кем он с самого детства игрался, да нахватался привычек странных. Один Петр из Романовых остался, кто фамилию свою правильно по батюшки передать сможет наследникам. Ежели с ним что случится, что тогда? Какой-нибудь Петер-Ульбрихт трон займет и будет свои иноземные порядки пытаться навязывать? Так что надо терпеть. Терпеть и работать в поте лица. Ниче, в гробу потом отоспятся.

Перо выпало из пальцев, и Ушаков встрепенулся, надо же, задремал все-таки. Нужно поспать, никому лучше не станет, если удар от усталости получит. Сам же только что думал, старый дурень, что нельзя пока помирать, не на кого службу оставить. В дверь постучали. Ушаков крикнул, чтобы входили, и увидел Дмитрия Кузина. Мальчик ему нравился. Из народа, но он обладал цепким умом, абсолютной преданностью к Петру и полным отсутствием совести. И Андрей Иванович ценил его за все эти качества. Более того, он именно Митьку видел в перспективе на своем месте, вот только обучить его нужно всему успеть. Митька молча подошел к столу и протянул Ушаков бумаги, которые тот развернув начал читать. Прочитав, поднял взгляд на своего ученика и усмехнулся.

— Долго уговаривать пришлось? — Митька пожал плечами.

— Не очень. Думаю, что, ежели с государем принцессы не было, то дольше бы ломался. А так, даже сам последние пункты предложил внести.

— А ты почему не с ним? — Ушаков слегка нахмурился.

— В Синоде государь, — Митька вздохнул. — Без меня пошел, сказал, что его-то там с трудом терпят, а вопросы нужно важные решить как можно скорее.

— Не люблю долгополых, — поморщился Ушаков. — Все норовят своей блудливой моралью уши загадить, а сами потом в Пост Великий гуся в карася крещут и жрут в три горла. Мало воистину святых людей среди попов, ой как мало. Как думаешь, справится?

— Должен, — Митька осторожно примостился на стуле. — У него разговор-то с попами один — не хочешь слушать, вникать в то, что говорю, вон там стоит корабль, собирайся, поедешь в Америки туземцев в православие крестить. Вот только разрешение бы сначала на свадьбу получил, а там пущай как хочет, так с попами и разбирается.

— Так правда, что сегодня ночью в окошко к невесте лазил? — Ушаков лукаво усмехнулся.

— Правда, чуть комнату не выстудил. Пришлось несколько раз заходить, пока не вернулся, окошко прикрывать.

— Ну, это хорошо, дело молодое. Авось, Бог даст, наследника скоро дождемся, — они переглянулись и синхронно перекрестились.

В дверь снова стукнули, и заглянул Мишка.

— Леди Рондо здесь, сейчас на дознание, али пущай ждет?

— Давай сюда, — Ушаков махнул рукой и повернулся к Митьке с задумчивым видом. — Вот что, Дима, посиди-ка ты со мной, послушай, может я пропущу что-нибудь, все-таки возраст, да и не спал долго, — Митька в который раз кивнул, и отодвинулся в тень вместе со стулом, а Ушаков в этот момент поднялся и широко улыбаясь распахнул объятья, словно хотел обнять вошедшую, нервно оглядывающуюся по сторонам, женщину. — Леди Джейн, ну что ж ты, голубушка, проходи, присаживайся. Тебе удобно? — она скованно кивнула, садясь на жесткий стул, а в этом кабинете, который уже оброс такими легендами, что заходить сюда было страшно, других не было. — Точно удобно? Ты говори, не стесняйся, голубушка, а то разговор нам долгий предстоит, нам же важно, чтобы ты не устала, ведь так?

Весь день Филиппа провела, как на иголках. Ей до сих пор не верилось, что она решилась провести ночь с мужчиной, даже, если этот мужчина скоро станет ее мужем. О том, что было ночью, она старалась не думать, чтобы каждый раз не краснеть, когда ее взгляд падал на широкую кровать. Хватит и того, что Марго знает.

Утром, когда Филиппа нежилась в ванной, вот этот обычай, возведенный в приказ, ей очень нравился, недаром Петр назвал ее когда-то русалкой, Марго зашла как обычно в комнату и подошла к кровати, чтобы поправить ее. Девушка долго смотрела на сбитые простыни, и на другие следы того, что ее госпожа провела эту ночь не одна.

— Думаю, что лучше сменить простыни, — пробормотала она.

— Что? Что ты там бормочешь? — Филиппа вышла из ванной, завернувшись в пеньюар, а с ее длинных распущенных волос на ковер капала вода.

— Я говорю, что нет ничего лучше свежего постельного белья, вам так не кажется, ваше высочество? — и она ловко содрала злополучную простынь, смяв ее при этом в комок. Филиппа вспыхнула и отвела взгляд, мучительно соображая про себя, что же будет делать, если новость о ее падении вырвется за пределы этой комнаты. — Его императорское величество очень красивый, правда? — паршивка лукаво улыбнулась. — Такой сильный, наверняка очень выносливый.

— Марго, прекрати, — Филиппа поднесла ладони к щекам, которые горели так, что даже синяк стал не слишком виден.

— О, ваше высочество, я не думала, что слушать о достоинствах вашего жениха вам так быстро наскучит. Но, он действительно очень красив. Наверняка вокруг вьется много дам, желающих скрасить его одиночество, которое, если честно, на мой взгляд слишком сильно затянулось.

— Откуда ты… — Филиппа села за туалетный столик. — Брось это белье, позже унесешь и постираешь. А сейчас, расчеши мне волосы.

Марго посмотрела не нее с удивлением, обычно после купания Филиппа сама высушивала и расчесывала волосы, которые струились по спине до самой талии. Но приказ есть приказ, и она взяла чистую тряпицу и принялась осторожно промокать длинные черные волосы, чтобы избавить их от остатков воды. И лишь затем взяла в руки щетку.

— Вы хотите, чтобы я вас просто расчесала, ваше высочество, или сделать прическу? Заплести косу? — Филиппа посмотрела на нее в зеркале. По плечам побежали мурашки, то ли холодные капли воды с волос попали на кожу, то ли это от того произошло, что она вспомнила как совсем недавно другие руки, очень мужские, крепкие, расплетали ее косу.