Между двумя мирами

Полностью обезопасить наш переход Бутурлину удалось только, когда мы были в трех днях пути от Варшавы. Именно тогда последний драгун был застрелен, а с ними наши озверевшие от бесконечной скачки кавалеристы не церемонились. Наконец-то можно было вздохнуть спокойно и хоть немного передохнуть.

— Франция не рискнет именно сейчас настоять на том, чтобы вернуть трон Станиславу Лещинскому? — мы ехали, неспешно разговаривая с Салтыковым, который в последние дни выглядел крайне озабоченным.

— Нет, им сейчас некогда заниматься проблемами Лещинского, — я ухмыльнулся. Ну не просто же так я столько времени просидел в Брестском замке, рассылая гонцов с письмами десятками. Да и зуб у меня имелся на будущих родственничков.

— И чем же они таким важным заняты? — проворчал Салтыков, поглядывая на меня, уткнувшись при этом носом в воротник. С каждым днем становилось все холоднее и холоднее, но снега все так же не было.

— Они пытаются понять, с чего это Мориц Саксонский решил предъявить права на Саксонию целиком, чтобы принять титул курфюрста. При этом, нужно читывать, что Мориц никогда не считался со средствами для достижения своей цели. И неважно, что войска, которыми он сейчас командует, принадлежать Франции. Он сделал для этой страны слишком много, поэтому справедливо будет французам помочь ему в его затруднении.

— Но Август еще жив, — Салтыков даже воротник оставил, и теперь смотрел на меня абсолютно круглыми глазами.

— Ну и что? — я пожал плечами. — Когда сего достойного без всяких сомнений чего-нибудь мужа останавливали подобные мелочи?

— И как же он додумался до подобной авантюры? — Салтыков поморщился и снова спрятал нос в воротник своей шубы.

— Скажем так, я посетовал в письме, которое написал ему пребывая в меланхоличных чувствах в Бресте, что это очень несправедливо, что он лишен даже звания курфюрста, это так несправедливо, что я безусловно не стал бы предпринимать никаких действий, если бы он когда-нибудь задумал получить причитающееся ему по праву. А еще я выслал ему десять тысяч ливров для поднятия боевого духа…

— Морицу Саксонскому десять тысяч ливров хватит на неделю, если хватит, конечно. Эти десять тысяч его только раззадорят, — Салтыков скептически покачал головой.

— Разумеется. Аппетит приходит во время еды. Думаю, что он очень захочет Саксонию, дабы больше не зависеть от подачек сильных мира сего.

— Но у Августа есть сын…

— Мориц тоже его сын, признанный и узаконенный. Так что он тоже имеет все права на то, чтобы стать в итоге курфюрстом, — я задумчиво смотрел на дорогу. Траву прихватила изморозь, но снега все не было. Для нас это, конечно, хорошо, а вот для земли плохо. Как бы проблем с урожаем не возникло.

— Боюсь, что и Саксонии, которая и так уже вся в долгах, надолго этому авантюристу не хватит, — Салтыков снова покачал головой.

— Ты так говоришь, Петр Семенович, словно считаешь, будто мне есть дело до того, как будут обстоять дела в Саксонии при Морице. Неужели ты не допускаешь такой вероятности, что он окончательно взялся за ум и при нем Саксония окончательно расцветёт?

— Мы сейчас про одного и того же Морица говорим, государь? — хмыкнул Салтыков.

— Как знать, все люди меняются. Но я на всякий случай велел Ушакову кого-нибудь туда отправить, чтобы отслеживали обстановку, и, если ты прав, Петр Семенович, и Мориц поступит с Саксонией так же, как и с приданным своей жены, то это только вопрос времени, когда начнутся распродаваться причем задешево заводы и мануфактуры, коими славится это княжество. Главное не упустить момент и прикупить их вместе с машинами и мастерами, — я ухмыльнулся. А ведь я не сказал Салтыкову самого главного, я кинул Морицу горсть золотых, а еще обещал помочь с людьми, парой полков, в виде наемников, если в них возникнет необходимость. И ведь мне даже не нужно, чтобы он победил, нужно, чтобы Мориц навел шороху и отвлек взгляды, пристально наблюдающие за Российской империей, направив их на себя. Ведь с Голландией у нас неплохо получилось затягивать народные волнения. На прошлогоднем восстании ткачей Ушаков здорово натренировался, умудрившись затянуть решение этой проблемы правительством Голландии на четыре месяца. За это время производство упало так, что только-только вышло на прежний уровень. Именно поэтому Голландия особо никуда не встревает, ей бы со своими проблемами разобраться. И именно поэтому Ваньке Долгорукому удалось сравнительно недорого флотилию нанять. Но это все ерунда, по сравнению с предстоящей битвой за Варшаву, исход которой никто из моих генералов так и не смог предсказать. Слишком много неизвестных в этом уравнении со стороны армии противника. Но хоть нападения драгун на колонну прекратились.

Поляки заняли обе имеющиеся на подступах к Варшаве высоты, разделенные болотом. Перед этим самым болотом выстроились пехотные полки, кавалерия, вероятнее всего прикрывала фланги.

Наученные горьким опытом, поляки тут же открыли огонь по взмывшему в небо шару, и Эйлер его спустил от греха подальше, потому что людей, способных нормально переносить высоту, в российской армии было раз-два и обчелся. Хоть новое подразделение и называлось полком, но называлось оно так в перспективе, потому что сам Эйлер использовал эту войну еще и как полевые испытания своего детища, и, кроме того, с головой ушел в проблему разработки пилотируемого аппарата, то есть изобретал нечто, что будет перемещать предмет по воздуху, в нашем случае пока корзину, не туда, куда подует ветер, а туда, куда нам это будет нужно.

Несмотря на то, что затея с воздушной разведкой за битвой, можно сказать, провалилась, кое-какие важные сведения поручик Искрин, пилотирующий шар сегодня, все-таки сумел добыть за то короткое время, которое провел в воздухе. И эти сведения дали нам шанс на победу, который до этого был надо сказать довольно призрачным.

Следуя наспех скоординированным планам, по результатам новых полученных данных, выдвигать полки никто из командующих не спешил. В темпе развернув артиллерийские полки, Ласси поставил пехоту так, чтобы центр был пока свободен. За резервы отвечал Фридрих. Я поостерегся ставить его на высоты, потому что в нереализованной истории эти самые высоты были для него неким камнем преткновения. Например, он проиграл бы битву Салтыкову, который сейчас что-то негромко с ним обсуждал, просто бросая полк за полком на взятие занимаемой Петром Семеновичем высоты, пока у него люди не кончились. Поэтому я оставил его в резерве, чтобы он в нужный момент оказался той самой соломинкой, которая может переломить ход битвы.

Ни мы, ни поляки не спешили начинать, поглядывая друг на друга через подзорные трубы. Но вечно это затишье продолжаться не могло. Первыми не выдержали нервы у противника. Под размеренный бой барабанов полки объединенной польской армии пришли в движение. Сердце замерло, а затем забилось гораздо быстрее положенного. Началось. Бой!

Три раза главнокомандующий, которым был назначен Ласси, выводил резервы Фридриха, чтобы заткнуть образовавшиеся дыры. Три раза я, кусая костяшки пальцев, думал, что мы проиграли. Потери с обоих сторон были колоссальные и уже превысили в несколько раз все, которые были за эту войну. Проклятые высоты просто задавливали нас огнем, не давая приблизиться, чтобы получить хоть какой-то перевес.

Внезапно на высоте, что была справа, произошла заминка, возникла пауза, хотя очередной полк уже вышел на линию огня. Я быстро приник к трубе, и увидел, как на холм, откуда по нашим позициям велся артиллерийский огонь, выскочил всадник, в котором я узнал подъесаула Кранько. В руке у него была зажата сабля, с которой тяжелыми каплями на землю, прихваченную инеем, падала кровь. Я тут же перевел взгляд на вторую позицию артиллеристов поляков — там шла рубка. Спешившийся Бутурлин лихо фехтовал с каким-то шляхтичем в дорогих одеждах.

— Вперед! Бегом, марш! — заорал Ласси, выхватив из ножен шпагу. — Стрелкам приготовиться. Заря-жай! Пли!

Я опустил трубу и прикрыл глаза. Наконец-то. Кавалерия поляков так и не вступила в бой. Растерявшись, лишившись огневой поддержки артиллерийских полков, крылатые, которые подчинялись только собственным командирам, а на команды, отдаваемые наскоро назначенным коронным гетманом им было плевать с высоты своих коней, они пропустили удобный для атаки момент, а потом что-то предпринимать было уже поздно. Тем более, что им в спины ударили те самые драгунские полки, которые были отправлены мною на взятие высот. Это был тот самый шанс, который дал нам Искрин, разглядевший с неба, что высоты, занимаемые поляками, можно обойти и взять, не пытаясь на них переть как танки, с тыла. Оказывается, существовали проходы сквозь леса, окружающие холмы со всех сторон, оставленные лесорубами, о которых, может быть, даже сами поляки не знали. А вот глазастый пилот воздушного шара разглядел длинную проплешину в сплошном лесном массиве.