Горное селение

Последним соскользнул вниз Кудря. Будь верёвка, за которую он держался, просто верёвкой, а ладони его просто ладонями, Кудря стёр бы руки до кости, а так он легко спрыгнул на землю, потеребил малость конец шнура, и тот послушно упал возле ног, словно и не был только что закреплён на верхушке утёса.

Кудря скатал верёвку, забросил на плечо, хотя больше она не должна была потребоваться. Но что сделано, то нажито, а если бросать сделанное, то можно и пробросаться. Всё-таки, Кудря не зря был последышем самой богатой семьи в селении.

Всё собрано, можно отправляться в путь. Впереди за зеленеющим склоном горного луга мрачно чернеет запретный лес, позади сахарными головами поднимаются заснеженные пики хребта, отсекающего живой мир от Окаян-моря. Но там, где горная цепь продавливалась перевалом, клубилось жёлтое облако, словно ветер нёс пыль или вообще неясно что.

Сразу вспомнилось, как даже от малого облачка бежали искристые скакуны. А сейчас в округе, сколько хватает глаз, уже нет никого; разбежались все, лишь мертвенная желтизна ширится, пухнет, захватывает небо, огромная, не оставляющая никакой надежды, что она пройдёт стороной.

Путешественники кинулись было бежать, но быстро поняли, что от тучи им не уйти, она наверняка их накроет. Главное, совершенно неизвестно, что это такое, чего от него ждать. Скорей всего, это запоздалый выдох Окаяна, который на их глазах поглотил большой остров. Но и в этом случае никто не скажет, чем грозит жёлтая туча. Местная живность убралась куда подальше, значит, ничего доброго туча не несёт.

Первой безвыходность ситуации поняла Мурава.

— Ставим палатку! — закричала она.

Палатку раскинули в три минуты, даже защитную городьбу успели воткнуть, хотя, как она может помочь против ненастья, не сказал бы никто.

На крошечном бугорке, где не зальёт дождевой водой, успели растянуть навес. Вбились под его ненадёжную защиту и даже вещи втащили, уселись, прижавшись друг к другу, и небо тут же прорвало, хлынули вниз потоки желтоватой жидкости. Конечно, это была не вода. Тонкое зловоние пропитало всё вокруг. Свежая трава стала серой, пожухла и повалилась.

— Смотри! — кто-то из шестерых произнёс это слово, остальные увидели.

Комья тьмы или слитки грязи постепенно окружали хилый частокол, ослабленный бесконечной перестановкой жердинок с места на место. Кого-то из этих комков защита отбрасывала, но другие приникали к жердинкам, протискиваясь меж ними и, наконец, первый ком скакнул внутрь защитного круга.

Арчен схватил махайр и выскочил из под навеса под струи дождя. Кудря, с коротким мечом последовал за ним.

— Куда? — закричала Мурава.

— Это чащобный жаб! Они рождаются от жёлтого ливня!

На них вправду наползало множество крошечных, на глазах рождающихся чащобных жабов. Они ещё никого не могли проглотить, но были вполне ядовиты, а значит, опасны.

Остриё махайра рассекло новорожденного гада, а надёжный, купленный в лавке, башмак раздавил его, размазав пузырящиеся внутренности.

Вдвоём Арчен с Кудрей быстро очистили площадку от ползущих жабов, и лишь потом заметили, что ливень иссяк. Небо заголубело, но над перевалом по-прежнему кипели нехорошие тучи.

— Уходить надо. Быстро… — сказал Арчен и сел в траву.

Кудря уселся рядом, склонив голову на плечо товарища.

— Что с вами? — всполошилась Мурава.

— Всё в порядке. Только спать хочу.

Через минуту оба парня безмятежно спали, среди всеобщего развала. Над перевалом клубились тучи, обещая новую порцию смертельного дождя.

— Девчонки, мигом собираемся! — крикнула Мурава. — Крин, помогай!

Шесть лет назад бегущая из долины Мурава видела, как явившиеся из столицы каратели уводили пленников, связав их вместе длиннейшей верёвкой. Люди шли на смерть, и никто не мог остановиться или хотя бы упасть на дорогу. Никакое самое бесчеловеческое знание не пропадает зря. Сегодня потребовалось то, чего лучше было бы не знать.

Закаменев лицом, Мурава вязала узлы. Спасибо Кудре, сохранившему бесконечно длинную верёвку. Обвязать вокруг пояса Кудрю, на два шага впереди также связать Арчена, а совсем впереди привязала себя Мурава. Рукам доверия нет, руки могут ослабнуть, а верёвка, обвившаяся вокруг пояса, никуда не денется. Замыкающей шла Крин. Её Мурава тоже привязала мёртвым узлом.

— Девочки, ну-ка пособите парней поднять! Дружно встали и пошли!

Увидать такое и навеки тронуться умом.

По высокогорному лугу, сплошь заляпанному ядовитой отрыжкой Окаян-моря, движется цепь связанных верёвкой людей. Открывают и замыкают процессию две женщины. В руках у них оружие, на плечах вязанки заговорённых тычин. Верёвки стягивают пояс, заставляя шагать тех, кто посередине. Двое совсем молодых парней машинально переставляют ноги. Они спят, добудиться их невозможно, но верёвка тащит, и они идут. С каждым шагом ближе чёрная громада запретного леса, страшного, смертельно опасного, спасительного.

Вот заросли кустарников, купы ползучего можжевельника, кусты жёлтой акации, а следом и большие деревья.

— Крин, видишь горушка? Туда заворачивай, там посуше. Мальчишек укладывай, где придётся, потом перетащим получше, а пока бери Пасю и бегите за можжевельником для подстилки. Можжевельник чистый, в нём никакой заразы не бывает.

— Мне верёвку не распутать.

— Некогда возиться, Просто обрежь.

— Мама, а мне что делать?

— Ты присматривай, где старый кедрач растёт. Он тоже чистый. Ветер был сильный, должно много лапника нападать. Будем шалаш ставить. Жаль навес под дождём остался.

Через полчаса подобие лагеря было готово. Арчен и Кудря лежали вверх бледными с желтизной лицами, дыхание было почти незаметно. Мурава склонилась над сыном.

— Арчи, ты уже, вроде, выспался. Давай, потихоньку просыпайся.

— Они не проснутся, — сипло сказала Пася. — Жёлтый дождь из них всю жизнь вымыл. День или два они будут так лежать, а потом тихонько во сне умрут.

— Пасенька, как ты можешь такое говорить?.. — Я не говорю, я знаю. Мама умерла, теперь я буду лекаркой. Я покуда скверная лекарка, я не умею такое лечить и не знаю, вылечивается оно или нет. Но как умирают от жёлтого дождя, я уже знаю.

Пася упала лицом в колючие ветви, принялась отчаянно бить кулачками по земле:

— Ну, зачем, зачем я это знаю?!.

Теперь у Муравы появилась забота — успокоить бьющуюся девочку.

На запретный лес быстро опускалась ночь. Невнятные пятна мерцали в темноте. Они не позволяли ничего рассмотреть, лишь дразнили усталые глаза. Во тьме что-то вздыхало, хлюпало, тихонько плакало, на миг замирало, словно подкрадываясь, потом отзывалось совсем близко. Обычно этого шепотка в лесу не услышишь, но сейчас жёлтый ливень выплеснул в чащу множество новорожденных монстриков, и в эти минуты они утверждали своё право на жизнь, стараясь сожрать иных и прочих. Они издали чуяли сладкое человеческое мясо и старались поскорей напасть.

В крошечном на скорую руку слепленном шалашике спят только Арчен и Кудря. Спят беспробудным сном, больше похожим на смерть, чем на человеческую дрёму. Остальным в эту ночь не до сна. Лура, осунувшаяся, вовсе не похожая на пятилетнюю девочку, сидит в изголовье у бесчувственных парней. В руке у Луры палочка из светлого берёзового дерева. Неведомо как ничем не примечательная палочка сохранилась, пройдя через все перипетии последних дней. Хотя, разве бывают палочки ничем не примечательные? Когда-то на ней восседал леденцовый василиск, слаще которого нет на свете. Его подарил Луре старший брат, а когда злые мальчишки отняли василиска, Кудря, в ту пору ещё не знакомый, вернул сокровище хозяйке. Теперь Лура проводила сладким воспоминанием по бледному лбу Арчена и бледному лбу Кудри, которым осталось жить… кто знает, сколько им осталось жить?

— Вы спите, а завтра вы проснётесь не просто живыми, но здоровыми. И мы пойдём дальше. А ночью нас никто-никто не тронет.

Крин сжалась в комок, слушает и верит.

Мурава не слышит заклинаний дочери. Она сидит напружиненная, готовая всеми невеликими силами защищать свою сборную семью. Ночь, время, когда силы враждебные человеку, вылезают… нет, не на свет, а на тьму.