Страница 1 из 7
Крылья мертвых - листья бурьяна.
Федерико Гарсиа Лорка
('Газелла о мертвом ребенке')
.....................................................................................................................................................
Мысль написать свои мемуары посетила меня внезапно: глупое тщеславие нарисовало перед глазами толстую книгу, на обложке которой золотыми буквами написано мое имя. Секунда - и эта нелепая идея разлетелась вдребезги: ведь у меня никогда не было и не будет имени. Имя - первый подарок, получаемый ребенком от своих родителей, самый сладостный звук для человеческого уха. Но я лишена его, так как, увы, не имела счастья родиться. Двадцать лет тому назад моя мать посчитала, что маленькое, вечно орущее, вечно требующее внимания существо будет в тягость ей, хрупкой девушке, робко вступающей во взрослую жизнь. Действительно, трудно представить себе, как, имея на руках грудного ребенка, она смогла бы окончить институт с красным дипломом и выйти замуж за мужчину, быстро поднимающегося по карьерной лестнице. Теперь у них есть трехкомнатная квартира в центре города, пятнадцатилетняя дочь и большая лохматая собака с фиолетовым языком.
Наверное, сложно разговаривать с человеком, не видя его лица, поэтому попытаюсь описать свою внешность, то есть рассказать, какой бы я стала, если бы мне удалось выбраться из материнского чрева. Генетически я была запрограммирована как голубоглазая блондинка среднего роста, обладательница очаровательных, немного капризных губ, сложенных бантиком, и изящной маленькой ноги 36-го размера. Моя сестра Алина очень похожа на меня (правда, она не догадывается о моем существовании и считает себя уникальным шедевром Творца), недавно ее выбрали королевой красоты на школьном конкурсе.
Закончу рассказ о своей семье. Мой отец - одинокий, спивающийся музыкант. Он играет на скрипке возле подземного перехода. У него развивается цирроз, так что, наверное, скоро мы встретимся. Кажется, мама была права, когда решила бросить его - он и в правду абсолютно бесперспективный тип. Но мне все-таки очень жаль отца, тем более, я унаследовала его характер: у меня такая же склонность к меланхолии и тонкий слух. Иногда я даже слышу, как поют ангелы на седьмых небесах. Но у нас, на первых, всегда очень тихо. В прочем, так и должно быть в библиотеке. Ведь первые небеса - это библиотека ненаписанных книг и общежитие нерожденных детей. В наши обязанности входит сортировать чужие произведения: гениальные и бездарные, сентиментальные и жестокие, смешные и грустные. Как я понимаю, все это хранится здесь до Страшного Суда в качестве, так сказать, вещественных доказательств человеческих откровений и заблуждений.
Если вы хотите обратиться ко мне с вопросом, который задавали Юрию Гагарину верующие старушки, то есть не видела ли я здесь, над облаками, Бога, вы будете разочарованы. Нет, не видела и навряд ли когда-нибудь увижу. Ведь я некрещеная. Спросите у священников, они подтвердят: нам в рай ход заказан. Что касается ангелов и демонов, то они - существа чрезвычайно занятые и не уделяют внимания таким заурядным персонам, как я.
Помимо нас на первых небесах часто появляются Неприкаянные - людские души, чем-то очень сильно привязанные к земле. Это матери, оставившие маленьких детей и не находящие себе покоя, пока те не окажутся под надежной опекой; души убитых, являющиеся по ночам своим палачам, чтобы терзать их; люди, не выполнившие взятое на себя обещание, и прочий довольно интересный народ... Конечно, компания подбирается ничего! Но если вы решили, что Неприкаянные здесь неплохо проводят время, заводя знакомства и рассказывая друг другу анекдоты из своей прошедшей жизни, вы ошиблись. Первые небеса - это не место, где можно поболтать о том, о сем за чашечкой кофе. Души не могут общаться с теми, кого не знали при жизни. Здесь друг для друга они - всего лишь серые, безликие, бесшумные тени. Каждый замкнут в своем одиночестве, внутри каждого бьется вопрос, и тоска наполняет до краев их бесплотные сущности.
Говорят, на воротах ада (Бог иногда организует туда экскурсии) начертана фраза: 'Оставь надежду, всяк сюда входящий'. Если б у нас были двери, на них можно было бы написать: 'Ожидание исцеляет' или 'Пройдя стадию куколки, раскроешь крылья'. Ну, это, конечно, мои собственные домыслы - философствую на досуге. За время, проведенное здесь, наблюдая за происходящими внизу событиями и перекладывая с полки на полку чужие надежды, мечты, грехи, я многое поняла в человеческой жизни. Только вот любопытно: что испытывают люди, когда их тела соприкасаются друг с другом? Все ощущения моего короткого существования - сонный уют, а потом внезапная боль, разодравшая на части едва сформировавшееся тело и выбросившая душу туда, где она находится и по сей день.
Долой мрачные мысли! Я не держу ни на кого зла. Быть может, так для меня даже лучше: по крайней мере, избавлена от всех земных тягот и забот, да и ад не угрожает. В общем, уютненькое местечко, грех жаловаться. Правда, иногда очень хочется понять: а какое на вкус молоко? Для меня оно просто белое...белое...белое...
.....................................................................................................................................................
По улице города Г., ограниченной с одной стороны хмурыми стенами хрущевок, а с другой - рядом придорожных деревьев-калек с безобразно опиленными сучьями, идет молодой человек в распахнутом пальто. Вечер темный, морозный - ноябрь месяц. Редкие прохожие зябко кутаются в теплые дубленки и куртки. Но юноша смело подставляет грудь ледяному ветру: он не думает о холоде - он представляет, как красиво разлетаются полы его пальто и развеваются концы длинного красного шарфа. Впрочем, изредка молодой человек хлюпает носом - как бы завтра ему не слечь с температурой под сорок! Сейчас он погружен в свои мысли: что-то беззвучно шепчет. Три коротких выдоха - три облачка пара: А-ли-на. Парень возвращается домой со свидания! Вот он остановился перед одним из старых домов, тупо глядящих в темноту желтыми квадратами окон. О чудо! Окна складываются в имя его возлюбленной, только у 'н' одна нога короче другой, 'а' не хватает поперечной перекладины, а 'л' больше похоже на единицу.
Громко хлопает дверь подъезда, и юноша, очнувшись от оцепенения, направляется домой. Темный подъезд, запах мочи, лестница с поломанными перилами. Путь вверх - смело перепрыгивая через ступеньки. Третий этаж, почти у цели. Неожиданно на втором с шумом распахивается дверь:
- Опять наследил! Сколько можно говорить! Вечно мне убирать!
Молодой человек в нерешительности остановился и перегнулся через перила. Снизу показалась голова Нинели Абрамовны, восьмидесятилетней старухи, добровольно взявшей на себя обязанность поддерживать чистоту в подъезде. Обычно она не выходила на улицу без парика, но сейчас, увидев в дверной глазок соседа, прыгающего по лестнице в грязных ботинках, просто не могла сдержаться и выскочила на площадку. Теперь она предстала перед ним в своем домашнем наряде: линялых спортивных штанах, растянутом свитере и стоптанных тапочках на босу ногу. Вытянув дряблую шею и запрокинув голову, Нинель Абрамовна посмотрела на нарушителя порядка: