Страница 1 из 4
Феи в шляпках,
Рассказ от первого лица,
Переведен на 12 языков, среди которых
ягулярский и западно-лунное наречие.
Шутка. Просто надо было начать как-нибудь - всегда так сложно начать - а эта фигня как-то сама придумалась. Конечно, ни на какие языки этот рассказ не переводился и не мог переводится, по той простой причине, что он еще не написан. И очень даже может быть, что я его вообще не допишу, (это довольно часто бывало в моей литературной практике), или дописав, убежусь, что получился полнейший бред (такое тоже неоднократно случалось).
Этот рассказ я решила написать о себе. И написать по честному - от первого лица. Конечно, солидней выглядело бы, если б я начала так: "Анастасия была писательницей. Она жила совершенно одна в двухкомнатной квартире на окраине большого города" и так далее, в том же духе. Но зачем прятаться за какими-то дурацкими масками, если можно прямо сказать: меня зовут Настя, мне двадцать один год, и я возомнила себя писательницей, так как периодически перевожу бумагу на свои безумные опусы, которые даю читать своим знакомым и посылаю в разные журналы, откуда, как правило, приходят отказы. А иногда - вообще ничего не приходит, наверно, письма теряются где-то на почте. Но я все равно считаю себя писательницей - правда, молчу об этом в тряпочку, чтоб не засмеяли. Руководитель нашего литературного клуба "Ангельским пером" Александр Эдуардович мои творения хвалит, но на счет его искренности у меня имеются сомнения, о которых расскажу позже.
Обычно вдохновение является в темное время суток. Такое впечатление, что оно - преступник, скрывающийся от посторонних глаз, или какое-то мрачно-демоническое создание, ненавидящее солнечные лучи. Вдохновение любит крепкий сладкий кофе и музыку "Blackmore"s night". Но с музыкой в последнее время приходится туго - у соседки, живущей за стеной, родился ребенок - он спит чутко, и стоит мне включить магнитофон, как в стену начинает стучать рассерженная мамаша. Надо купить наушники, но как-то все забываю.
Сейчас - около двух ночи, за окном непроглядная темень. Все спят. В моем случае, все - это мой единственный домочадец, морской свин по кличке Хью. Я его так назвала во-первых потому, что это имя напоминает те звуки, которые он издает, а во-вторых, потому, что мне нравится актер Хью Грант, который, если верить газетным публикациям, в последнее время ведет себя как настоящая свинья. Кроме Хью, у меня никого нет. Трагично, да? Но вообще-то я вру, у меня есть тетя Галя, которая очень обо мне заботится. Она - директор дома культуры, к которому относится и наш литературный клуб. Мы с ней часто видимся, правда, не могу сказать, что это особенно приятные встречи. Тетя Галя вообще интересная женщина. Красивая, очень ухоженная, ей больше 30 ни за что не дашь, хотя она уже к четвертому десятку подбирается. Такая высокая, элегантная, строгая и ужасссно правильная. Ей бесполезно задавать философские вопросы (т.е. те, которые начинаются со слов почему и зачем). Ответ заранее готов, прост, лаконичен и обжалованию не подлежит. "Зачем существует этот мир?" - "Чтобы, преодолев искушение злом, прийти к идеалу гармонии". "Зачем человек живет на свете?" - "Чтобы творить и любить". "Почему у меня ничего не получается, почему никак не ладится ни творчество, ни личная жизнь, и вообще почему мне так хреново?" - "Потому что ты витаешь в облаках вместо того, чтобы трудиться, а без труда, как известно, милая моя...И не хнычь, пожалуйста. За последние два месяца ты поправилась на четыре килограмма и еще что-то говоришь о личной жизни. Запишись-ка на аэробику!" Никакого понимания и сочувствия. Когда я твердо встану на ноги, обзаведусь славой-деньгами-поклонниками, я обязательно приглашу тетю Галю в ресторан. Сяду нога на ногу, закурю какую-нибудь дорогую сигарету (сейчас я не курю, но ради такой цели можно будет и начать) и буду выпускать тетушке в лицо клубы дыма, рассказывая как бы между делом о своих победах на общественном и личном фронтах. Это будет местью - и не особенно жестокой местью (я вообще очень добрая) - за то, что она мне сделала. Так...похоже пора рассказать самое главное - за что я так ненавижу свою тетку.
Мама вырастила меня одна. О моем отце она никогда ничего не рассказывала - когда я малявкой спрашивала ее о нем, мама отшучивалась, а когда мне было лет тринадцать, в ответ на одну из подростковых истерик ("Я имею право знать! А не скажешь - с крыши, под машину, в речку!") она сурово ответила: "Он умер." - "А где он похоронен, покажи мне его могилу!" - "Она - в моем сердце". У мамы были такие отчаянные глаза, что я вдруг сникла и поняла, что еще немного такого моего напора и она - с крыши, под машину, в речку...Больше я об отце не спрашивала. Зато у меня появился огромный простор для фантазии: каждого мужчину подходящего возраста, встречавшегося мне на улице, я могла вообразить своим отцом. Я придумала несметное количество историй любви - его и маминой любви, итогом которой стало мое появление на свет. Однажды мне показались какими-то невероятно знакомыми и родными черты лица одного бомжа, зачастившего к нам во двор собирать бутылки, и я тут же решила, что это он - мой папа, пришел разведать, как мы с мамой живем-поживаем. И я ему всегда приветливо улыбалась, а один раз даже дала какую-то мелочевку - просил на опохмел. Но потом я увидела его около нашего продуктового магазина, мертвецки пьяного, лежащего в луже собственной мочи, и решила...нет, нет, нет, я обозналась. Долгое время я считала себя дочерью одного известного актера (фамилию я не буду называть, зачем зря обижать человека?), я похожа на него разрезом глаз и формой носа, но изучив биографию звезды, я убедилась, что во время моего зачатия, он ну никак не мог оказаться здесь, а мама - там, где был в то время он. Слишком уж далеко...Но все равно эта игра в угадайку мне очень нравилась. Наверно, благодаря ей я и стала писательницей.
Мама умерла, не дожив три недели до моего восемьнадцатилетия. И хуже всего то, что она умерла в мое отсутствие - как раз в то время я проходила фольклорную практику в глухой полесской деревеньке под названием Зыбухино: вместе с другими филологами-первокурсниками преследовала местных (надо сказать, очень проворных) бабок с просьбами спеть песню, рассказать сказку, легенду или на худой конец анекдот. Бабки соглашались только при условии, что "маладеж им паможа у гародзе". И мы целыми днями толклись среди грядок с морковкой и луком, а вечером, жутко уставшие, засыпали, слушая "преданья старины глубокой". Впрочем, там было так весело...
А мама умерла от сердечного приступа. Мне рассказали, когда я вернулась (отыскать меня в той глухомани было очень сложно, а практика закончилась через четыре дня....после...того, блин, я уже реву...чертово Зыбухино!), что все случилось так внезапно, мама была на работе, в библиотеке (она всю жизнь работала в детской библиотеке, потому что очень любила книги и детей...и вообще она была такая...ладно, потом...), подклеивала книги (потому что, им больно если они порваны...) и вдруг побледнела, за сердце схватилась, сказала "Ой, мамочка!" и...Елки-палки, такое длинное предложение получилось и, наверное, очень путаное, надо будет его разбить на части, подкорректировать, сейчас не могу, маму...маму...так жалко...Ее без меня и похоронили. Теть Галя. Больше-то никого у мамы не было из близких, только мы двое. А я в Зыбухине...Могла ли тетя меня отыскать до похорон? Могла, наверно, все-таки я была не на краю света. А с другой стороны - я б точно к маме в могилу прыгнула...или еще чего...тетя знала, что от меня помощи во всех этих делах будет мало - одни слезы...Я и потом долго ревела...и сейчас реву...начала, блин, рассказ...