Страница 3 из 6
Папа умер в январе - сразу после Нового года. Намного раньше, чем ожидалось, даже врачи удивились - как так? Может, Бог или судьба или кто-то там еще исполнил его желание, я не знаю. Может, за его счет проживет подольше какой-нибудь Миша - мне все равно.
Соболезнования - изо всех щелей, просто некуда спрятаться. У Спасокукоцкого такая трагическая мина: очки перекошены, глаза красные, нос распух (рыдал, наверно, бедняга), что у меня опять ни к селу, ни к городу защекотал в горле смех, еле сдержалась.
И похороны...сегодня похороны...вчера были похороны...завтра похороны...Я...не понимаю, когда это кончится...Я внутри этой смерти, эта смерть внутри меня...без конца...
Мама купила мне черное бархатное платье. Оно лежит на кровати, длинные, тонкие рукава вытянуты в разные стороны...крестообразно...Я раньше почти не носила платьев, разве что в детстве. Неуютное, строгое, сжимает грудь, руки трудно сгибать - узкие рукава. Жесткий футляр, кокон, гроб... Стою, как каменная, пока мама укладывает мне волосы тугим жгутом на затылке, даже когда шпилька больно вонзается в кожу, молча морщусь. Мама тоже в черном, но это уже привычно - она же тайна...Незнакомка...Сама женственность, сама красота...Подходит к зеркалу, что-то ищет среди груды косметики на полке... и...что? Приглушенный голос, сладкий, бархатистый - 'Черная роза - эмблема печали, красная роза...'
-Мама?! - внутри проскальзывает холодный ком, как бывает, когда от жадности глотаешь слишком большой кусок мороженого, и он скатывается вниз, обжигая пищевод.
Оборачивается. В руке косметический карандаш - острие в меня.
-Дай-ка я тебе глаза подведу...
Я изо всех сил отталкиваю ее руку, так что мама, пошатнувшись, сбивает полку... Звенят, падая, склянки...Ее глаза, широко распахнутые, замершие от удивления, круглые, пустые глаза...Абсолютно бесцветные...Как вода...Обведены синим карандашом, синяя тушь на ресницах... 'Очи синие, бездонные...' - Боже, какие же мы с тобой кретины, папа!
Бегу по лестнице, наспех застегивая куртку, несколько раз наступаю себе на шнурки и едва не падаю...Коты, дремавшие на ступенях, испуганно кидаются прочь.
***
Темнеет. На кладбище пусто и тихо. Иду между могилами - неудобно, цепляюсь одеждой за ограды и ветки деревьев. У нас старое кладбище, в самые запущенные уголки давно никто не заглядывает. Папу похоронили возле его родителей, моих бабушки и дедушки, которых я не помню...А кого я помню? Я сама, я и только я заполняю свою память до краев, так, что не остается места ни для кого больше. И сейчас...Я думаю не о папе, не о его смерти, а о своей боли...Она то завязывает душу в узел, сдавливает грудь, не дает дышать, то вдруг, внезапно нахлынув, заливает по потолок, распирает сердце так, что, кажется, оно сейчас лопнет...Я ненавижу...ненавижу...себяяяяя....я.....
Голова раскалывается - словно кинжал в затылке. А, это шпилька! Вытягиваю ее, распускаю волосы и сразу становится легче. Волосы - тяжелое черное покрывало почти до самого пояса. Должно быть, я похожа на монашку, которая решила зимним вечерком прогуляться по кладбищу...
Папина могила. Белый мраморный памятник четко выделяется в темноте. Я нашла? Сама не верю! Можно присесть. Роюсь в кармане - так и есть, осталась сигаретка. Я редко курю, когда никто не видит, не из страха, нет, просто не люблю, когда на меня в это время смотрят. Я ведь не для того, чтобы выпендриться, как наши девахи, я...для души, чтобы кошка эта проклятая отпустила...Зажигалка освещает папино фото на памятнике. Злишься, доцент? Терпи, дыши дымком, теперь уже твоим легким все равно. Мы с мамой свободны. Ты не держал нас за руки, спасибо...Ни свою трудную дочь, ни гулящую жену...Ты верил, что я добрая, а она - прекрасная. Мама - Незнакомка?...Она - ресторанная шлюха, которая готова лечь с кем угодно, если ей пообещают местечко получше. Полгода назад - сладкие беседы с каким-то продюсером, потом режиссер театра. С ним что-то не заклеилось - не звонит больше. Кто на очереди?
Даже имея степень кандидата наук, можно быть полным лохом. Знать все, все о литературе, помнить наизусть биографии разных там Лермонтовых и Достоевских, а свою собственную жену...Да, для тебя, папочка, она и в правду была незнакомкой. И для меня. Хотя я... Я и не знаю никого. Ни-ко-го. Не знаю и не желаю знать. Ненавижу, не зная, а если узнаю, то буду ненавидеть еще сильнее...Сволочи! Сколько же грязи может вместиться в человека, сколько дерьма! И чем больше узнаешь о людях, тем больше захлебываешься в этом дерьме, пока сам не наглотаешься столько, сколько они...
В небе - ни звезды, серо-черное марево, изредка выныривает месяц - сухая лимонная корка. Ночью на кладбище сидит одинокая девица с длинными черными волосами в черном платье и курит. Далеко виден красный огонек сигареты. Как на болоте - блуждающий огонь, зовет в трясину, к смерти...А смерть, стало быть, я? Что ж, похожа, наверно...Забавная картинка. Улыбаюсь - смеяться холодно. Да, по ночам сейчас морозит. Да, куртка у меня на рыбьем меху. Да, это ужасно опасно - находится в таком месте в темное время суток. Ах, какой кошмар, какой кошмар! Как бы ты ругался, будь ты сейчас жив! Как мне влетало за поздние возвращения домой, за мою привычку гулять где угодно и сколько угодно! Мама - та всегда в стороне, хоть трава не расти...А ты...сколько разговоров по душам, сколько убеждений - и все напрасно...Я не боюсь, папа. Просто не боюсь. С детства, с рождения не боюсь темноты, фильмов ужасов, криминальных отчетов...Люди, по-моему, боятся только одного - своего собственного страха. Страх - это природное чувство, вроде голода, только, чтобы насытиться, мы едим, а чтобы дать пищу страху - натравливаем его на какие-нибудь реальные или придуманные объекты, одним словом - боимся. Мой страх испугался сам себя и умер от ужаса еще во внутриутробный период. Представляю, каким он был...бр...Все-таки смеюсь, и холодный воздух режет внутренности...
Что-то хрустнуло? Задерживаю дыхание. Кто-то крадется? Одинокий бомж? Маньяк-некрофил? Вот сейчас трахнет меня прямо здесь, на могиле моего дражайшего папочки, а потом глотку перережет...Хотя нет, если это некрофил, вначале глотку...Я представляю себя в луже крови, волосы растрепаны...припорошена снегом...Красный цвет сделает картину настоящим шедевром. Впрочем, пока меня найдут, тут и сгнить недолго. Не думаю, что моя пресветлая матушка станет меня искать. Она и раньше-то не особо беспокоилась, когда я пропадала черт знает где, а теперь, без папули, вплотную займется своей личной жизнью, не до меня...Плевать ей...
А кому я еще нужна? Не классухе же! Романовна за своими тетрадями света божьего не видит, в классе нас - тридцать три богатыря и богатырши, а ей роль дядьки Черномора не катит совсем...А еще дома муж, дети некормленые...Нет, ей тоже плевать... Хотя и плюнуть, наверно, некогда...