Страница 15 из 18
Дети снова добираются до пианино, кто-то пытается сыграть лунную сонату, но в стройную мелодию то и дело вламываются посторонние ноты -- то самые высокие, то самые низкие, видно, какой-то озорник мешает музыкально-одаренному ребенку играть.
Я ухожу, зачем-то съев еще две тарталетки.
Дома меня встречает запах печенья, настоящего, домашнего, вкусного. А меня даже подташнивает от церковной пищи.
Вера выходит из кухни в коридор:
-- Помнишь, ты хотела песочного печенья? Пару месяцев назад...
-- Да... А ты... вспомнила? -- Сердце вдруг начинает стучать-стучать, слезы кулачками молотят в глаза, и я втягиваю воздух со свистом и говорю: -- Тебе визу дали, да?
И улыбаюсь, потому что я немножко горда собой -- я научилась видеть, когда человек собирается сказать мне что-то такое. Что, по его мысли, должно меня убить.
Я раздеваюсь и иду есть печенье с чаем. Я прогоняю слезы внутрь, я улыбаюсь. И говорю:
-- Я сегодня поняла, что самое уродливое в мире.
Вера с интересом смотрит на меня.
-- Счастье, -- говорю я. -- Но к тебе это не относится. Ты же веришь в подвохи, да?
Она кивает:
-- В подвохи. В коварство судьбы. Но сейчас... -- Но больше у нее ничего не получается сказать. -- Верю, -- повторяет она, -- и исповедую...
Она оставила меня. Оставила одну в квартире, заплатив на месяц вперед. Да, у меня есть месяц, чтобы разобраться, что делать: уехать отсюда или найти новую соседку.
Она оставила меня, я ее проводила на поезд, потому что у нас здесь нет аэропорта. Мы прощались чинно-благородно, она говорила мне воодушевляющие слова, обещала писать, звонить и прочее. Я отвечала, что буду скучать, ждать писем с подробностями ее новой жизни. А внутри нарастал вой, словно пожарная сигнализация: "Не уходи, не уходи, не уходи-и-и-и!" И мне хотелось бежать за поездом, реветь, орать, выть -- но я не сделала ничего этого. Даже когда она уехала. Я ходила на работу, готовила еду, сидела в Интернете, вяло переписываясь с посетителями сайтов знакомств.
А вчера вот зашел Толик. Отдать книги. Пытался починить нам унитаз. И залил всю квартиру водой. Толик это типа мой парень.
Ой, я повторяюсь. И да, Толик не мой парень уже, верно. Как это я забыла?
А сегодня я разрыдалась. Ревела, как дура, на автобусной остановке, и люди смотрели на меня как на больную.
И еще цыганке дала сигарету. И сама курила.
Ты слышишь меня, человек за стеной, я курила и дала сигарету беременной женщине!
Я прижимаюсь к стене и пытаюсь вспомнить его, человека за стеной, но другой образ -- того, кто все про меня знает и видит насквозь, -- постоянно заслоняет его, мучает своим насмешливым взглядом, так что мне становится совсем плохо, изнутри поднимается жар, и я утыкаюсь лицом в подушку, как будто падаю в снег.
Весна сделала свое дело -- я заболела.
С утра меня начал бить озноб, руки были ледяными, а лицо горело. Я прижимала ладони ко лбу -- но никакого теплообмена не происходило.
Я и холодна, и горяча, я принадлежу двум стихиям. И волны морские ударяют в каменную стену, но она будет стоять еще долго, долго...
Я включаю печку, хотя уже тепло, можно обойтись без нее. Но я сижу на полу возле ее крошечного зева и хочу стать маленькой-маленькой, чтобы поток теплого воздуха подхватил меня и унес к небу. Но разве небо -- это не холодная вода, в которой плавает раскаленное солнце?
Я закрываю глаза, кто-то стучит, я поднимаюсь:
-- Дайте мне, пожалуйста, "Лизу"!
Лиза, не улетай, побудь со мной еще немного, Лиза!
Нет, я хочу улететь, никто меня не удержит. Хотя разве меня кто-то держит -- у меня же нет никого. Никого? Никого нет, хорошо-то как. Сиди себе тихонечко у печки... Тишина. Ти-ши... нет, стучат.
Опять стучат. Вскакиваю, ударившись головой о прилавок.
-- Можно "Лизу"!
-- "Лизы" нет!
-- Как же, вот же она лежит!
О Боже! Я же ее только что продала! Но как же?
-- Простите, не заметила! Вот, пожалуйста!
Да, в коробочке с деньгами все та же мелочь, что и с утра, -- никто "Лизу" не покупал. Приснилось. Болит ударенная макушка. Голова пустая, но ее все равно жалко...
Опять стук. Это шеф:
-- Люд, аткрой, привез сигареты...
Впускаю его. Начинаю сортировать принесенные им блоки и путаю "ЛМ" и "ЛД".
-- Ну ты даёш, Люд! Да ты савсэм бальной! Какой у тебя вид нэздаровый! Слюш, звани Ирк, пусть она придет и тебя заменит! А так работат нэльзя, так ты мне нэправильна считат бушь -- всю тарговлю спортишь!
-- Хорошо, я позвоню Ире.
Шеф уходит, я долго ищу телефон: в карманах, в сумке, наконец нахожу на полу, рядом с печкой. Ах да, я Вере смс набирала. Не до этого сейчас. Набираю Ирку. Она берет трубку после долгой паузы, в течение которой я успеваю утонуть в гудках.