Страница 8 из 17
По коридору Зимнего дворца Рунич вёл Гончарова, который попал сюда впервые. Николай вертел во все стороны головой, восхищаясь великолепием убранства.
– Да-а-а! – произнёс он в восторге. – Служить в таком месте…
– … дано далеко не каждому! – подхватил Рунич. – Для этого талант необходим особый!
– Какой?
– Талант льстеца, например. Без него ты не царедворец! Как, способен?
– Наверное, нет, – ответил Гончаров, подумав, и спросил. – А разве присяги на верность государю недостаточно?
Рунич усмехнулся.
– Во дворцах гораздо больше значат фавор и фортуна! Фавор – господин непредсказуемый. Да и фортуна – дама тоже весьма непостоянная, ветреная…
Из-за поворота коридора появился Охотников. Увидев Рунича, улыбнулся:
– Иностранной Коллегии от российских кавалергардов!
– Россиянам от иностранцев! – последовал ответ.
– Кто это? – спросил Гончаров, когда шаги штабс-капитана стихли.
– Алексей Охотников, баловень фортуны.
– Той самой ветреной дамы?
– Да. Нелегко тут служить. Даже баловням.
Рунич помолчал. Затем заговорил, понизив голос:
– Не так давно это было. Лет восемь-девять назад. При императоре Павле. Состоял при нём флигель-адъютантом некто Волконский Николай.
– Генерал-майор? Герой Аустерлица?
– Он самый! А тогда всего лишь лейб-гусар и флигель-адъютант. Как-то поздно вечером император послал его с каким-то поручением к императрице. Послал и позабыл об этом. А тут для нового дела гонец понадобился. Позвонил. Входит другой дежурный адъютант – Карл Нессельроде.
– Наш поверенный в делах в Берлине?
– Да. Тоже баловень судьбы! В восемнадцать лет – мичман Балтийского флота, в девятнадцать – полковник Конной гвардии и флигель-адъютант, в двадцать – действительный камергер!
– Ловко! Как ему удалось? – удивился Гончаров.
– Никто не знает. Тем более, что Павел этого Нессельроде терпеть не мог. За его невзрачность. И в свои внутренние апартаменты не допускал.
– Добрый день, Евгений Алексеич! – приветствовала Рунича фрейлина Протасова.
– Добрый день, Оленька! – склонился в приветствии Рунич. – Счастья вам необъятного и жениха венценосного!
– Спасибо на добром слове! – ответила Ольга, удаляясь.
– Кто это? – тихо поинтересовался Гончаров.
– Фрейлина вдовствующей императрицы. Добрая душа. Но посплетничать, понаушничать большая мастерица! С нею ухо востро держи!
– Так что Нессельроде?
– Вошёл туда, куда ему ступать не дозволялось. Император его увидел, вспыхнул, рассвирепел и крикнул громовым голосом: «Ты зачем? Где Волконский?» И выставил Карла за дверь. А когда явился Волконский, в гневе на него набросился: «Как так? Я звоню, а ты не идёшь!» «Ваше Высочество…», – начал было Волконский. «Что? Оправдываться?! В Сибирь!». Тот в ответ: «Ваша воля, Ваше Величество, но позвольте с семейством проститься?». «Можешь! – разрешил император. – Но потом – прямо в Сибирь!».
Раскрылась дверь, и показался чиновник.
– Евгений Алексеич! Легки на помине! Входите – ждём-с!
– Да, да, Дмитрий Сергеич! – ответил Рунич и обернулся к Гончарову. – Погуляй пока! Картины посмотри! Я недолго.
Княгиня Голицына стояла у окна и смотрела на набережную Невы. Появилась кавалерственная дама Наталья Кирилловна Загряжская, урождённая графиня Разумовская, бывшая замужем за Николаем Александровичем Загряжским, родным братом генерал-поручика Ивана Загряжского.
– Княгинюшка, добрый день! – поприветствовала кавалерственная дама.
– Здравствуй, Наталья!
– Прими поздравления! От всей души!
– С чем? – в удивлении вскинула брови Голицына.
– Ну, как же! Великий Князь, говорят, после кавалергардов к павловцам пожаловал, и твой Борис удостоен августейших похвал.
– Иначе и быть не могло! – с надменной гордостью произнесла княгиня. – Он же не кто-нибудь, а князь Голицын. Восемнадцатое колено от Гедимина!
– Но в барабаны-то он, положим, всё-таки бил! – с ехидцей напомнила Загряжская.
– Бил, – согласилась княгиня. – Доказав тем самым, что служба государева – штука претонкая и пресамонравная.
– Известный шут придворный тоже из рода Голицыных! – не унималась Загряжская. – Квасник, он же хан самоедский, на карлице женатый!
Княгиня потемнела лицом и ледяным тоном ответила:
– Но был в том роду и претендент на престол российский. Наравне с Романовым. И если б не…
Из дальнего коридора послышалась тяжёлая поступь, Голицына смолкла, и обоюдное подкалывание прекратилось.
Показались два генерала – Уваров и Голицын.
– Вот они – наши герои! – радостно воскликнула Загряжская. – Принимайте поздравления, любезнейшие Фёдор Петрович и Борис Владимирович! Рады за вас и за ваши полки чрезвычайно!
– Весьма признателен, сударыни! – ответил Уваров, склонив голову и щёлкнув каблуками.
– Спасибо! – отвесил поклон Голицын. – Тронут! До глубины души.
– Молодец, Боренька! – поздравила сына и мать. – Не посрамил рода Голицыных!
По коридору защёлкали каблучки, и появились Мария Фёдоровна с фрейлиной Протасовой. Ольга что-то оживлённо рассказывала императрице. Увидев Голицыных и Загряжскую, фрейлина тотчас скрылась в одной из комнат.
– О, герои парада! – торжественно произнесла Мария Фёдоровна, приближаясь. – Очень непросто заслужить благосклонность моего Константина! Поздравляю!
– Премного благодарны, Ваше Величество! – ответили генералы, щёлкнув каблуками.
– Не буду, не буду вам мешать! – заторопилась Мария Фёдоровна. – Пойду, узнаю подробности у Константина.
В одну из пустых комнат покоев Марии Фёдоровны вошла фрейлина Катенька Алексеева с корзинкой в руке. Подойдя к окну, она пододвинула стул, положила на него холстину, встала повыше и принялась раздавать корм канарейкам, беря его щепотками из принесённой корзинки.
В дверь заглянул Великий Князь Константин Павлович. Видя, что кроме фрейлины в комнате никого нет, он на цыпочках подкрался к ней и обнял за талию.
– Ой! – вскрикнула Катенька и выронила корзинку на пол. – Ваше Высочество!
– Я уже двадцать семь лет Высочество! – с улыбкой ответил Константин. – А вот «ваше» оно или не «ваше», это мы сейчас узнаем!
И, сняв Алексееву со стула, Великий Князь закружил её по комнате.
– Ваше Высочество! – испуганно вскрикивала Катенька. – Ваше…!
– Так, наше? – игриво переспрашивал Константин. – Или, может быть, ваше?
Дверь раскрылась, и в комнату вошла Мария Фёдоровна.
– Mein Gott! – с изумлением воскликнула она. – Was ist los? Что происходит?
– Я птичек кормила, Ваше Величество! – залепетала фрейлина. – Корзинка с кормом упала…
– Я хотел поймать, – подхватил Константин, – но промахнулся.
– И вместо корзинки поймал птичку? – строгим голосом спросила императрица. – Ступай, Катерина! Докормишь потом.
Фрейлина быстро удалилась.
– Так… И что же будем делать, mein Sohn?
– Дайте совет, meine Mutter!
– Он перешёл уже все рамки приличия!.. Розу сегодня подарил.
– Луизе?
– Если бы только ей! Марье Антоновне.
– Вот как?
– И этой своей… Фрейлине.
– Понятно!
– Челядь уже, знаешь о чём, говорит?
– О чём?
– О том, что инициалы у них весьма похожи.
– У кого?
– У этого штабс-ротмистра с Луизой и у Орлова с твоей венценосной бабкой. Те же «О» и «Е»!
– Бедный мой братец! Как он доверчив!
– Не жалеть надо, а действовать! – строго посоветовала императрица.
– Да, гвардия на подъём легка! Любит менять помазанников Божьих.
– Я эту «лёгкость» до конца дней своих не забуду!
Константин встал.
– Так, значит, действовать?
– Немедля! И очень решительно! Вопрос стоит о жизни и смерти!
А Николай Гончаров всё прогуливался по коридорам и залам Зимнего дворца. Он останавливался у картин и скульптур, выглядывал в окна. Подняв голову, любовался росписью потолков. И даже заинтересовался дверной ручкой, выточенной с изящной причудливостью. Николай склонился, чтобы поближе рассмотреть дело рук искусного мастера.