Страница 4 из 35
Я вышла за ворота наркологии ранней весной и бодро пошлепала домой по черному изъезженному снегу. Пронзительно яркий свет с непривычки бил в глаза, и я подолгу стояла в неподвижности, пытаясь приспособиться к бешеному ритму миллионного города. По пути к автобусной остановке мне несколько раз отчаянно сигналили спешащие водители. Я пребывала в таком смятении, что элементарно забывала следить за переключением сигналов светофора, но к счастью, все обошлось без происшествий, и в центр я доехала достаточно быстро, правда до того засмотрелась из окна на мир, в котором мне отныне предстояло жить полноценной жизнью, что чуть было не пропустила свою остановку.
Возвращаться в тот двор, где большинство соседей знает тебя, как вконец опустившуюся наркоманку по кличке Дива, организовавшую настоящий притон в своей квартире, и доказывать всем, что на самом деле ты добропорядочная гражданка Римма Дивина, раз и навсегда покончившая с маргинальным образом жизни, я была откровенно не готова, и потому прошмыгнула в подъезд тихой сапой, не обращая внимания на заинтересованные взгляды насторожившихся кумушек. Поднялась на третий этаж, запоздало удивилась, что входная дверь распахнута настежь, а изнури доносится странный дробный перестук, и на автопилоте шагнула в прихожую.
В моей «трешке» полным ходом шел ремонт, да не простой, а, возможно, и золотой, если судить по стоимости затраченных на обустройство быта стройматериалов, даже по самым приблизительным оценкам составляющей весьма значительную сумму. Деловито сновали туда-сюда измазанные в растворе рабочие, две женщины в одинаковых косынках монотонно сдирали со стен обои, а с голого бетонного пола до потолка вздымался серый слой пыли. Коридор щедро устилали старые газеты, и именно их характерное шуршание заставило одного из строителей обратить на меня внимание.
В течение десяти минут мне стало известно, что квартиры у меня больше нет. Жилплощадь уже ровно месяц как принадлежала некоему Сергею Семеновичу, купившему ее у «какой-то бабки, у которой сын от наркоты загнулся». О дальнейшей судьбе сей «бабки» удалось лишь выяснить, что по последним сведениям в столице она больше не проживает
Я стояла у своего бывшего подъезда, задумчиво курила горькую дешевую сигарету без фильтра, и в голове у меня неизвестно почему вертелась одна единственная и притом крайне неуместная мысль о том, что никакая Евгения Борисовна не бабка, просто мама Стаса уже давно выглядит намного старше своих лет, и на то у нее есть свои причины.
Сигарета кончилась, я машинально раздавила бычок на асфальте и практически побежала прочь. Меня не должны были здесь увидеть, а тем более узнать. Дорога в этот двор оказалась закрыта для меня навсегда, и мне оставалось лишь восхищаться неожиданной предприимчивости школьной учительницы. Не глядя подмахнутая мной бумага наверняка была доверенностью, да и внезапный визит сотрудников наркоконтроля скорее всего инициировала сама «свекровь», не зря же Стаса в ту ночь не повязали. Математичка-божий одуванчик, виртуозно просчитавшая гениальную комбинацию или просто несчастная мать, потерявшая сына и обвиняющая меня в его пагубном пристрастии? Я не знала, как ответить на это вопрос. Может быть, когда-нибудь, но не сейчас…
Следующие три дня я прожила в семье Потапыча. Я шла пешком через весь город и заявилась в своему лечащему врачу поздним вечером. Позвонила в звонок и обреченно села на резиновом коврике под дверью. Идти мне было некуда, разве только в ближайший из известных мне наркопритонов. Но как же тогда второй шанс?
Похоже, сонный и недовольный ангел-хранитель с кряхтением поднялся со своего воздушного ложа, и все же соизволил заняться исполнением своих непосредственных обязанностей. Объективно осознав, что в условиях прогрессирующего экономического кризиса мне объективно нечего делать в столице, а с таким прошлым да еще и с непогашенной судимостью меня никто отродясь не возьмет на работу, я последовала совету Потапыча, отыскала свою проживающую в провинции тетку и отправилась к ней в гости, дабы там же навеки и поселиться. Во избежание неприятных эксцессов денег мне выдали впритык на билет, и на момент прибытия к перрону мой багаж составляла только наполовину пустая сигаретная пачка вкупе с мятым спичечным коробком.
ГЛАВА III
Тетка Василиса приходилась двоюродной сестрой моему покойному отцу и вместе с семнадцатилетней дочерью Нюркой обитала в приватизированном общежитии коридорного типа на окраине областного центра под названием Перовск. Я до последнего не была уверена, что дальняя, в общем-то, родственница согласится добровольно приютить черт знает откуда взявшуюся племянницу с четырьмя годами героинового стажа за спиной, справедливо опасаясь дурного влияния этой подозрительной особы на неокрепшую Нюркину психику, однако, когда на пороге внезапно появилась костлявая беззубая смерть с запавшими глазами, сальными волосами и сплошными склерозированными жгутами вместо вен на обеих руках, тетке сходу стало ясно, что лучшего наглядного пособия для профилактики инъекционной наркомании в рядах подрастающего поколения нельзя даже вообразить.
Так я обзавелась в буквальном смысле своим углом, вследствие чего испытывала несказанную радость, невзирая на месторасположение вышеупомянутого клочка полезной площади в тесной кухоньке между допотопной газовой плитой и не менее реликтовым холодильником, издававшим перманентное рычание в лучших традициях голодных хищников. Спальным местом мне служил поролоновый матрац, по счастливой случайности обнаруженный озаботившейся проблемой моего размещения теткой в захламленной общей кладовке. Спать на кухне было душно, жарко и неудобно, но я так уставала на работе, что отрубалась практически моментально, стоило мне только прикоснуться головой к подушке.
Мудрый совет Потапыча попытать удачи в провинции сработал на все сто. Население обладающего неожиданно развитой промышленной инфраструктурой Перовска составляло чуть больше трехсот тысяч, и если в столице, где даже среди совершенно здоровых людей с кристально чистыми биографиями существовала огромная конкуренция, найти работу бывшей наркоманке, приговоренной к условному сроку по уголовной статье, было не проще, чем покорить Эверест без альпинистского снаряжении, то здесь при содействии тетки Василисы и ее многочисленных знакомых, я зарегистрировалась на бирже труда и довольно скоро получила направление на общественные работы.
Экономический кризис шествовал по стране размашистой походкой каменного исполина. За предыдущий год он растоптал не одну судьбу и растер в мелкую пыль финансовое благополучие сотен рабочих семей, поэтому популярность общественных работ достигла своего апогея. По причине нехватки денежных средств в Перовске повсеместно замораживалось строительство, предприятия проводили массовые сокращения персонала, частные фирмы становились банкротами – в общем, на улице в одночасье осталось большое количество народа, обремененного набранными в лучшие времена кредитами и не гнушающегося никаким источником заработка. Приплюсуйте сюда участившиеся задержки зарплаты на большинстве пока еще функционирующих предприятиях, и вам станет окончательно понятно, как мне безгранично повезло устроиться пусть даже на тяжелую, непрестижную, временную и низкооплачиваемую работу.
Честно говоря, на самом деле все это было вовсе не так круто, как я настойчиво пыталась себе внушить. При всем желании я навскидку не смогла припомнить ни единого обстоятельства своего участия в процессе физического труда на протяжении последних лет десяти, а уж когда мне выдали здоровенный железный лом и отправили долбить начинающий подтаивать лед и я мгновенно натерла себе кровавые мозоли на ладонях, я всерьез задумалась, не заточены ли мои руки исключительно под «баян». Потом «старшие товарищи» научили меня правильно держать «инструмент», как в свое время опытные наркоманы научили меня попадать в подмышечную вену, и я понемногу втянулась в нудную и изнурительную деятельность. Мне нечем было гордиться кроме своего недолгого пребывания в завязке (но я по возможности скрывала сам факт наркоманского прошлого), и постепенно я стала получать удовольствие от «производственных успехов». Со стороны мое искреннее ликование по поводу рекордного числа собранных при помощи позаимствованной у Нюрки лыжной палки бумажек, выглядело наивным и смешным, но в тот момент я не просто ощущала себя перевыполнившим норму стахановцем – я убеждалась, что эмоциональная атрофия, наличие которой я подозревала у себя после известия о смерти Стаса, зашла еще не совсем далеко.