На орбите судьбы

Приближаясь к ночной набережной, я простодушно надеялась погрузиться в тихое безмолвие, но прошедшие по всему Перовску экзамены ознаменовались массовыми гуляниями нетрезвой школоты. Пардон, уже официально бывшей школоты. Впрочем, особой разницы я на первый взгляд, к сожалению, совершенно не заметила. Единственное, что мгновенно бросилось мне в глаза, это неимоверное обилие пустых бутылок, и в сердце прочно поселилась глухая обида на всеобщую несправедливость. Мне еще практически неделю выживать до получки, а тут под ногами валяется такое богатство…

Ситуация из серии «видит око, да зуб неймет» повергла меня в глубочайшую тоску, и даже отвлекла от внутренней схватки со своим ментальным двойником. Был бы у меня хотя бы пакет с собой, можно было бы кое-чего пособирать, а к приходу Айка надежно припрятать свои позвякивающие сокровища в кустах. Так нет же, мало того, что я выскочила на улицу с мокрыми волосами, под воздействием ветра образовавшими карикатурное подобие творческого беспорядка, и в крайне непрезентабельно выглядящих рабочих джинсах, так еще повела себя весьма непредусмотрительно в плане реализации случайно подвернувшейся возможности обеспечить себя какими никакими карманными деньгами.

Праздношатающегося народа, между тем, на Набережной прибавлялось с каждой минутой, я чувствовала себя все более неуютно. Теперь мне стало окончательно ясно, насколько неудачное место я указала Айку в своей записке, и насколько жестоко я просчиталась в стремлении к уединенному спокойствию. Я спустилась было к самому берегу, но и там обнаружилась веселая компания, дружно распивающая какое-то пойло и параллельно мучающая раздолбанную гитару упорными попытками извлечь из нее подобие мелодии при полнейшем отсутствии как слуха, так и элементарных навыков игры на данном музыкальном инструменте.

Идиотизм моего положения вскорости достиг пика: на одной из густо оккупированных лавочек я увидела вдрызг пьянющую Нюрку в окружении поддатых одноклассников. Невыразимые моральные и физические страдания, вызванные причиненными разбушевавшейся теткой Василисой легкими телесными повреждениями, будущая мать активно топила в дешевом портвейне, и, на мой взгляд, заслуживала хорошей порки солдатским ремнем, что ее, по всей вероятности, и ожидало после возвращения домой, что называется, на бровях. Оставалось лишь гадать, куда смотрит наша доблестная полиция, и какого черта меня в прошлом месяце оштрафовали за курение в общественных местах, тогда как алкоголизация подрастающего поколения безнаказанно происходит при полном попустительстве правоохранительных органов?

Раздраженная и злая, я бестолково меряла шагами набережную, проклинала свою недальновидность и тупо не знала, как поступить, а с усеянного звездами неба мне ободряюще подмигивала таинственная планета Нибиру, словно убеждая меня, что у неприятностей тоже есть свой лимит, и на сегодня, он похоже вот-вот исчерпается. Айка все не было, и в какой-то момент я вдруг поняла, как я боюсь того, что он не придет, и, прождав его до утра, я все-таки сдамся и уколюсь. Потом уже будет безразлично, почему так произошло, мир вокруг меня сузится и утончится до размеров иглы, а затем и вовсе исчезнет. Исчезнет вместе со мной.

–Римма, постойте! – какое же это невероятное ощущение, когда ты в шаге от края бездны, и до падения осталась лишь доля секунды, когда все решено и ты смотришь на все как бы со стороны, потому что фактически тебя уже не существует, и тут появляется голос, который просит тебя остановиться!

–Айк! – а я ведь почти сделала этот шаг, я уже почти собралась ступить на дорогу ведущую в никуда, и просто невероятно, что нашелся человек, так вовремя преградивший мне путь.

Айк выглядел взволнованным, растрепанным и запыхавшимся. Его бандана сбилась набок, глаза лихорадочно блестели, слов ему катастрофически не хватало, и обеими руками он описывал в воздухе замысловатые пассажи – похоже, он страшно торопился и до смерти боялся опоздать.

–Мазафака, успел! – слегка отдышавшись, выдал парень, – это финиш какой-то, а не день!

Для меня это был как раз самый что ни наиесть старт, но я решила благоразумно воздержаться от неуместных комментариев, и из вежливости поинтересовалась:

–Как успехи? Сколько баллов набрал?

Небесно-голубые глаза Айка резко потемнели, он нервно передернулся и, с трудом сдерживая эмоции, до крови прикусил нижнюю губу.

–Римма, только вы меня сегодня про эти гребаные тесты не спрашивайте, ладно? – звенящим от напряжения голосом попросил парень, – до меня уже и так строго дошло: все во мне разочаровались, я позор семьи и школы, даже Денжер смог со шпор скатать, а я по жизни лузер, на тачку к совершеннолетию мне не стоит и надеяться, и вообще надо было меня за месяц до экзаменов дома закрыть и…

–Айк! – по-моему, парень перечислил мне меньше половины вменяемых ему прегрешений, но я решительно перебила его в самый разгар этого бессмысленного самобичевания. Я хотела задать ему один единственный вопрос, на который он никогда не ответит мне правду, но на который и сама знаю достоверный ответ, – Айк, это из-за меня?

–Мазафака, конечно, нет! – он солгал мне так быстро, порывисто и неумело, что у меня мигом отпали последние сомнения. Ну а из-за кого, позволь спросить, ты в ночь перед тестированием художественной самодеятельностью в Спасском микрорайоне занимался, да потом еще и от отца огреб по полной программе? Разве не из-за одной напрочь завравшейся особы, из кожи вон лезущей, чтобы скрыть свое истинное лицо, и ради этого готовой пожертвовать будущим опрометчиво доверившегося ей человека? Если у меня самой давно нет будущего, это вовсе не означает, я имею моральное право наступать на горло перспективам Айка! Я- эгоистичная, лживая и бессовестная сволочь, такая же, как все наркоманы, без поправки на статус «бывшие»!

Перед тем, как совершить свои последующие действия, Айк колебался считанные мгновения, да и то, скорее всего, парня сдерживало в большей степени мое возможное неправильное восприятие его чересчур смелого поступка. Когда он внезапно шагнул мне навстречу и крепко сжал в объятиях, я растерялась до полной потери способности контролировать свои чувства и перестала сопротивляться душившим меня рыданиям. Из глаз непроизвольно полились слезы, меня трясло и колотило, я все ревела и ревела, уткнувшись Айку в грудь, а он с силой удерживал мои содрогающиеся плечи и не отпускал до тех пор, пока я не выплакалась.

–Забудьте вы про эти тесты, – прошептал парень куда-то мне в волосы,– если бы я вузовский проходной не выбил, был бы реально мрак…Никогда не плачьте больше так… так, как будто..,– нужные слова у Айка никак не подбирались, и он надолго замолчал, сосредоточенно обдумывая завершение начатой фразы, – так, мазафака, как будто вам больше не хочется жить!

Идеально точное понимание моего недавнего состояния вызвало у меня новый приступ слез, но теперь я рыдала чуть ли не от счастья. Я радовалась не столько тому, что вопреки моим самым страшным предположениям Айк с горем пополам все-таки сдал выпускные экзамены, сколько самой возможности вот так плакать у него на груди и знать, что тебя никто не будет осуждать, унижать, обвинять. Что тебя просто обнимут и терпеливо переждут твою истерику, чтобы потом бережно усадить на скамейку и взволнованным взглядом небесно-голубых глаз наблюдать, как твои непослушные пальцы пытаются вытащить из пачки сигарету, а когда тебе, наконец, удастся закурить, осторожно предложить:

–Может, поедем отсюда? Я кстати, второй шлем вчера купил!

ГЛАВА XX

Вероятно, Айк неоднократно сталкивался с попытками криминальных посягательств на свое транспортное средство, потому что перед тем, как оставить скутер без присмотра, он не только за раму пристегнул его к забору, но еще и заблокировал оба колеса. Малолетние угонщики в количестве двух человек к столь основательным мерами безопасности явно были морально не готовы, и, заслышав наши шаги, разочарованно бросились врассыпную. Айк сквозь зубы выругался вслед неудачливым злоумышленникам, и с гордостью протянул мне новенький мотоциклетный шлем.