Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 21

С минуту он объяснял ситуацию, яростно размахивая руками, затем аудитория, согласно кивая головами, разбирала инструмент и приступала к работе. Гоча успел завести в полку обширные связи. В приватной беседе он как-то посетовал, что из взятых в дорогу 3000 рублей осталось совсем немного, и я тут же вспомнил о своих двадцати. Но оставшиеся деньги делали свое дело, притягивая к нему случайных людей. В чайную Гоча не ходил и говорил, что в случае необходимости купит ее вместе со всеми продуктами, мебелью и буфетчицей.

В столовой грузины никак не могли понять, что выставленное на стол делится поровну. В первый день за завтраком севшие с краю сожрали все масло и сахар, остальные же в недоумении озирались, ожидая, когда принесут еще. После обеда новоиспеченные воины шумной бараньей толпой сбивались в бесформенную отару, с натяжкой именуемую строем, и, засунув руки в карманы, топали в казарму. Строевой шаг явно не клеился, но их пока и не напрягали, они еще не понимали, куда попали. В казарме они рассаживались отдохнуть по кроватям, некоторые забирались прилечь на второй ярус. Гоча брал в руки привезенную с собой гитару и красивым, мелодичным голосом пел «Чито-грито» из «Мимино», подражая Вахтангу Кикабидзе. Получалось неплохо, и мы слушали с удовольствием. На попытки объяснить, что сидеть и тем более лежать на кроватях запрещено, реагировали удивленно и бурно, наивно полагая, что кровати только для этого и предназначены, а также ссылаясь на лежащих в любое время старослужащих. Поведение их раздражало, но мы терпеливо ожидали, тем более что основное время приходилось проводить в нарядах. Времена стояли строгие, андроповские, в случае чего грузины заложат не раздумывая. До присяги оставались считанные дни, она была назначена на 15 мая, мой день рождения. После присяги их раскидают по дивизионам, а оставшиеся в батарее 5 человек растащат по одному на взвод.

С духами начнут плотно работать. Гонор в первый же день существенно поубавится и вскоре совсем исчезнет. Национальная гордость в считанные дни будет затоптана сержантскими сапогами, ярко иллюстрируя строку из микродембельского тоста, и каждый из них, став обычным черепом, сольется с безликой и голодной серо-зеленой духовской массой. Положение их к тому же усугубится тем, что в первые дни службы, не обременяя себя запоминанием элементарных русских слов, они, в отсутствие переводчика, начнут сильно страдать от незнания языка, пытаясь понимать команды по ответным действиям окружающих. Хотя уже через пару недель незнакомые слова наполнятся конкретным содержанием, а через месяц-другой большинство нацменов будут вполне сносно изъясняться на государственном языке, а уж материться-то… Впоследствии я даже немного завидовал им – после службы они уезжали домой, владея как минимум двумя языками. Куда уж там Илоне Давыдовой до простого учебного сержанта.

15-го принимали присягу прибывшие в первых партиях. Накануне мы заступили в последний сержантский караул, сменят нас уже духи. В этот день мне стукнуло 23. Приехали мать с отцом, последний раз, больше они не приедут, да в этом уже и не будет необходимости. Но как ни просился я из наряда, меня так и не заменили, было некем. Всех свободных задействовали на присяге.

Я сидел в отдыхающей смене, когда примчавшийся с КПП дневальный сообщил о родительском приезде. Иду в казарму и предпринимаю очередную безуспешную попытку найти себе замену. Но караул на ходу не меняют.

На плацу полным ходом идет прием присяги. Недалеко толпятся приехавшие к новобранцам родственники. Через час на пост. Мать с отцом огорчаются такому раскладу, но я излагаю созревший у меня план. Пост, который я охраняю, находится на отшибе и тремя сторонами обширного периметра примыкает к лесу. Дожидаюсь, когда разводящий со сменой скроются из виду, и не спеша бреду вдоль колючки. Вот и родители. Обойдя в/ч по забору снаружи, они точно вышли в заданный район. Предлагаю им пока готовить поляну, а сам обхожу периметр поста и убеждаюсь, что все в порядке. Возвращаясь, ныряю под проволоку, стол уже накрыт, автомат и подсумок прячем под расстеленный материн плащ. Дело это, конечно, подсудное, но во время подобных запарок не до проверок, тем более днем, да и с занятой позиции пост хорошо просматривается. В случае неожиданного появления посторонних нужно быстро проскочить вперед вдоль ограждения и под прикрытием хранилища подлезть под проволоку, затем не торопясь появиться из-за него, демонстрируя очередной обход. Мать, правда, все равно нервничала и постоянно оглядывалась. Отец, прослуживший в армии 30 лет, действий этих явно не одобрял, но советовать взрослому сыну, похоже, не считал нужным, ибо всем известно, что советы дают тем, кто не может ими воспользоваться, а кто может, тот в советах не нуждается. По моей просьбе родители привезли фотоаппарат, часы и институтский «поплавок». Часы сразу надеваю и, провертев в куртке дырку, рядом с классностью прикручиваю красивый ромбик с белой окантовкой и маленькими золотыми молоточками под гербом СССР на фоне синей выпуклой эмали. Значки в армии ценятся, чем их больше, тем престижней.

В дальнейшем мне не раз предлагали различные варианты обмена и выкупа, особенно подобные знаки котировались у народа ближнего зарубежья южного направления, но я не поддался, вспоминая, как обмывали их, бросая в стакан с водкой, как ордена на войне, – это была память о беззаботной пятилетней студенческой жизни.

Сфотографировавшись, начинаю неудержимо поглощать цивильные продукты питания, одновременно что-то рассказывая. Произношу непривычно длинную фразу, и вдруг между слов проскакивает матерное. И хотя я никогда не был ханжой, вращаясь преимущественно в мужских коллективах, но за последние полгода совершенно разучился разговаривать по-человечески. Порой ловлю себя на мысли, что из двух десятков слов очередной командирской вводной под категорию приличных подходила пара связующих междометий, но самым поразительным было то, что все было абсолютно понятно. На память навернулся старый анекдот: «В Союз приехали иностранцы и, оказавшись с экскурсией на стройке, стали свидетелями разговора прораба с крановщиком, ведущих диалог на повышенных тонах. Иностранцы просят перевести, что говорит прораб. Переводчик выкручивается:





– Прораб говорит, что если крановщик и впредь не будет выполнять его распоряжений, он будет вынужден вступить с ним в половую связь противоестественным образом.

– А что отвечает крановщик? – не унимаются дотошные супостаты.

– А крановщик отвечает, что он уже неоднократно вступал в подобную связь с прорабом, подъемным краном, железобетонными плитами и т. п. и поэтому прораб может идти куда подальше, – снова выходит из положения переводчик, окончательно ставя иностранцев в тупик».

Ругательство вылетело у меня неожиданно, и я, надеясь все-таки, что мать не заметила, быстро что-то затараторил, но увидел, как она помрачнела. У матери было смутное дворянское происхождение, и, хотя и прожив нелегкую трудовую жизнь, она так и не научилась выражаться. За 23 прожитых года я ни разу не слышал от родителей не то что матерного слова, а даже самых простых, которыми пользуются обитатели детских садов. И она искренне верила, что, унаследовав эти качества, я не владею подобным лексиконом. Хотя лексику эту мне пришлось освоить где-то в середине средней школы, так как концентрация дворянской крови в моем организме, видимо, была уже не столь существенна.

– Ты думаешь, мы не заметили? – огорченно спросила мать, а я виновато потупился – слово не воробей.

Гляжу на часы, скоро смена. Убедившись, что все спокойно, быстро вытаскиваю «калаш» из-под плаща. Поднырнув под ограждением, не торопясь иду вдоль колючки ко входу на пост. Отец фотографирует меня во время несения службы на секретном объекте. Вернувшись со смены, бросаю автомат в пирамиду и спокойно покидаю территорию части, возвращаясь на прежнее место. На всякий случай предупреждаю начкара, где меня искать. До следующей смены четыре часа, времени вагон и можно спокойно расслабиться.