Страница 9 из 10
Готов на Таманском полуострове в средневековье постигла, по-видимому, та же участь, что и крымских готов, которые, по изысканиям А.Н. Карсанова, «смешались с местным населением, и со временем их антропологический тип растворился в местном субстрате» (11). Однако о русах возникло представление, очень близкое к правде, о зависимости русов от имени готов, людей злых, <догадливых>, жестоких. И следовало заключение, что готы и русы один народ. Эта зависимость от имени готов перешла и на некоторые другие народы со свойствами готов – злые, жестокие, плюс невежественные ариане, о части балканских славян. Говоря о готах и русах, мы имеем в виду при этом и наблюдение Герберштейна С., что на Руси в первой четверти XVI века ещё существовало мнение, будто половцы – это готы. «Русские утверждают, будто половцы – это готы, но я не разделяю этого мнения» (12).
На самом деле русские не измыслили суждение о половцах и готах, но в соответствии с наличным бытием готов, ясно и недвусмысленно утверждали, что половцы те же самые готы – злые и жестокие, плюс невежественные язычники. Так что русские не утверждали, что между половцами и готами существует этническое тождество, суждение русских – метафора. У Герберштейна, скорее всего, были туманные представления как о половцах, так и о готах.
А по поводу готов есть современный «случай из жизни»: литовцы до сих пор называют белорусов gudai (гудаи) «готы», хотя о настоящих готах в тех краях более тысячи лет никто и ничего не слышал, и, тем более, белорусы к готам прямого отношения не имеют. Но главный смысл несут не слова сами по себе, а интонация, с которой они произносятся. Литовцы произносят слово «готы» по отношению к белорусам в тоне тёмной неприязни, а это уже народная память, которую оставили по себе настоящие готы. Но посторонний человек, знающий об этой практике не то слухом, не то духом, скажет, что готы и белорусы – один и тот же народ.
Есть и другие случаи из истории юго-западных славян. «Латины» в своё время называли далматских, кроатских и черногорских славян – готами. Так, Фома Архидиакон (1200–1268 гг.), автор Истории города Салоны, рассказывая о старине жителей Далмации, говорит, что они «были злы и жестоки, однако были христиане, но в большом невежестве, и в арианской ереси. Их большей частью называют готами, хотя они по свойству имени словенцы» (13). – Отметим для себя: далматы злы и жестоки, невежественные ариане, и большей частью их называют готами, но на самом деле это словенцы.
А это сообщение из XY века: Л. Туберони Л., писавший в Рагузе, и слышавший то же, что и Фома Архидиакон в XIII веке, говорит, что «из этого заключить должно, что словенцы и готы один народ. – И в наше ещё время рагузские матроны, в сердцах, служанок словенского племени называют готами» (14). – Слышите, в сердцах, называют словенок готами. По-моему, достаточно показательные примеры – что тот, что другой – для наших русских «готских дев». Нельзя при этом не обратить внимание на то, что может способствовать познанию предмета, «готских красных дев», они названы с благородным оттенком – девы, дунайские названы ласково – девицы, а вот половецкие названы в сниженной экспрессивно-стилистической окраске – девки, которых помчали воины Игоря. «Готские» и дунайские, конечно, свои, а вот эти – чужие.
Попытка увязать имя «русы» с ругами, которые могли появиться в Приазовье вместе с готами, натолкнулась на неодолимое сопротивление лингвистов, и главным образом, на исследования великого современного лингвиста О.Н. Трубачёва, который пришёл к выводу, что «переносы (имени русь) с севера на юг нам неизвестны да они и противоречили бы магистральному направлению исторического развития. С Юга на Север была перенесена и расширительно употреблена Русь северопонтийская, таврическая, придонская, приазовская – на Русь славянскую, в том числе днепровскую, и так – вплоть до «Руси варяжской». «Двинувшись, подобно готам, на юг, руги с Y-го века – на Дунае, то есть в центре Европы, что делало их хорошо известными в тогдашнем европейском мире» (15).
Но мы всё-таки не хотим пройти мимо ругов, чтобы обратить на них внимание как на силу, вызывающую изменение имени русов. На западе русов иногда называли ругами. Например, княгиню Ольгу – королевой ругов. В конце I в. Тацит знал ругов на Левобережье Одера, готонов (готов) на Правобережье Вислы, венедов на среднем и верхнем течении Вислы. К YI в. места, где жили руги, и остров Рюген, заняли славяне, и на них перешло имя ругов. Поэтому для нас важно то, что мы встречам в исследовании Назаренко А.В. латиноязычных средневековых немецких источников, что термин Rugi применялся в западных источниках по отношению к Среднеднепровской Руси, начиная со времени княжения Олега и до XII в., как взятый в эти источники из жизни, а не как чисто литературный термин. В особенности он обращает наше внимание на «памятник уникальный во многих отношениях» – «Раффельштеттенский таможенный устав» 904/6 г., происходящий с территории восточнобаварского Подунавья, где «этноним Rugi был в ту эпоху термином живого языка». В «Уставе» есть упоминание о русских и чешских купцах: «Славяне же, приходящие (в Восточную Баварию, область маркграфа Арбо. – А. Н.) для торговли от ругов или богемов…» (далее идёт регламентация их торговли. – Л. Г.). Словоупотребление «Устава» «указывает на то, что имелись в виду конкретные люди, которые ещё носили это название» – Rugi (16). И тем не менее, мы не стремимся отождествить летописных варягов-русь со славянами с острова Рюген, будто бы пришедших вместе с Рюриком по призыву новгородцев.
Формулируя представление о готах и русах, мы считаем, что определяем некое неизменное свойство народов, нечто существующее на протяжении определённого активного вероисповедания. Так русь в Лаврентьевской летописи оказалась в ряду варягов из четырёх уподобленных народов: шведов, норвежцев, готов и руси.
В Афетове же части седять русь, чюдь и вси языци (даее перечень финских и балтийских племён, населявших районы от Балтийского моря до верхнего Поволжья). Ляхове же, и пруси, чюдь преседять к мрю Варяжьскому. По сему же морю седять варязи семо ко востоку до предела Симова, по тому же морю седять к западу до земли Агнянски и до Волошьски (так мы видим, что на востоке варяжский предел руси – Волга, а на западе варяжский предел четырёх народов – земля англов на юге Ютландского полуострова и земля валахов-волохов на территории современных Румынии и Молдовы). Афетово бо и то колено варязи: свеи, урмане, готе, русь; агняне, галичане, волъхва, римляне, немци, корлязи, веньдици, фрягове и прочие, ти же приседять от запада к полуденью и съседяться с племянем Хамовым (17).
В отличие от издания Повести временных лет Лаврентьевской летописи в Памятниках литературы Древней Руси и у Шахматова А.А. в Повести временных лет, это предложение построено мной по другой системе соединения слов в предложении: двоеточие поставлено не после слова колено или колено и то: Афетово бо и то колено: варязи, свеи, урмане, готе, русь… а после варязи: Афетово бо и то колено варязи: свеи, урмане, готе, русь… (Дальше – перечень народов, начиная с агнян-англов, которые «приседять от запада к полуднею и соседяться с племенем Хамовым»). Из перечня народов, таким образом, исключены варяги – это не этнос, а собирательное имя для четырёх народов Северо-Западной Европы. Такое отступление от признанного построения предложения проясняет его содержание, и становится понятным, что к варягам отнесены только свеи, урмане, готе, русь. Все четыре народа варягов отделены друг от друга и не дают повода принимать русь за шведов, норвежцев или готов. Отсюда наше летописное «варяги-русь», не дающее покоя специалистам.
Чтобы подкрепить вывод записи, стоит привлечь краткие сведения из грамматики. В летописном тексте мы видим последовательность именительного и винительного падежа в одинаковой форме слова варязи. «По сему же морю седять варязи…», именитеьный паеж, и: «Афетово бо и то колено варязи…», винительный падеж. Во втором случае местоимение то указывает на тех варягов, которые сидят по морю Варяжскому. Таким образом, на наш взгляд, правильное чтение содержит Лаврентьевская летопись: «Афетово бо и то колено…», которое требует присоединения к слову «колено» слова «варязи» в винительном падеже, совпадающим с именительным. Как известно, в трёх других летописях вариант обратныйз: «Афетово бо колено и то…». После местоимения то начинается перечень народов с варягов, а не со шведов (свеев) (18).