Эспфил. Дилогия

─ Ешь ─ сказал Сип‑Сен, увидев мою заминку ─ нам повезло – сегодня в суп луштриков добавили. Вкусно. И сытно ─ довольно добавил он, уминая свою порцию.

─ Сытно ─ да, а вот на счет вкуса я бы с тобой поспорил.

─ Другого все одно не будет, Вася. Грибы и луштрики ─ вот и вся наша еда. Ну и мясо кротов, но оно в первую очередь старостам и воинам идет, а уже потом простым гоблинам ─ ответил мне ушастый коротышка ─ хотя тебе точно дадут. Ты же сильный. И человек ─ с какой‑то завистью добавил он.

Я, все‑таки, заставил себя съесть все, в пару больших глотков осушив тарелку. Вернув посуду, гоблин повел меня к моему новому дому. Я был несколько удивлен тем, что мне вот так сразу выделили аж целую постройку, но Сип‑Сен «успокоил» меня, сказав, что я все еще успею отработать.

Домик не поражал размерами или планировкой. Простая каменная коробка с парой окон, без дверей или завесы. Топчан, стол, пара табуретов и очаг ─ вот и всё богатство моего нового жилища. Светящихся камней не было. Как сказал Сип‑Сен, их уперли «добрые» соседи, вместе с завесой и всем остальным, что было не приколочено к полу.

Оставив меня отдыхать, он убежал, не забыв показать мне отхожее место и пообещав зайти за мной в начале завтрашнего цикла. И на том спасибо.

Последующие несколько дней, или, как здесь принято говорить, циклов, я провел относительно беззаботно. Пришедший через шесть‑семь часов Сип‑Сен вручил мне мазь, которую мне передал Гитри и кратко пересказал как ею пользоваться, добавив, что в ближайшие циклы у лекаря будет много работы и он просил без нужды его не тревожить.

Далее, я был отведен к кормильне, и после бодрящего своею мерзостью завтрака препровожден к Артику. У старейшины я провел не один час, рассказывая о себе и своих друзьях. Особенно его заинтересовал Старик, но так как я и сам толком ничего о нем не знал, то не смог полностью утолить его любопытство.

Рассказывал я не все. Например, мое происхождение и все, что было связано с руинами Рахва‑Ис. От греха.

Старейшина Артик был действительно мудрым гоблином. Так, в беседе с ним, я узнал некоторые особенности их города и общинного строя. Он чем‑то напоминал мне коммунизм, каким его преподносили народу в телевизоре ─ идеализированном варианте, а не тем, чем он есть на самом деле.

Существовала выработанная годами система распределений и работ, которую постоянно совершенствовали. Каждый гоблин обязан был трудиться на благо города. За это он получал еду, воду и прочие социальные блага, такие как очередь на постройку своего каменного дома (если сам не умеет) или необходимая утварь.

Работы, которые будет выполнять житель города, как часы и циклы, по которым он будет занят, подбираются индивидуально на распределении, в соответствии с его умениями и возможностями. По тому же принципу дается и вознаграждение за работу. Оценивается труд гоблина и его вклад в развитие города, его самоотверженность в том или ином деле.

Например, даже простой копатель или уборщик за луштриками (как оказалось, это такие мясистые слизняки размером с мою ладонь, похожие на улиток без панциря), могут жить лучше фермеров или каменщиков. Как и было сказано, все зависит от проделанного объема работы и самоотдачи. Так, если ты ленишься или халтуришь, то и плата тебе будет не велика. А если же от твоей лени пострадает общество, то к тебе могут применяться наказания.

Система наказаний довольна разнообразна и включает в себя много чего интересного. Так, провинившийся житель может быть «награжден» как часами внеурочных черновых работ, так и чем‑то более серьезным. Вплоть до перевода на менее «престижные» работы.

Одной из самых почитаемых должностей или профессий были дозорные и стражники, оберегающие покой города от кротов и предупреждающие о грядущей опасности. Они первыми бросаются на тварей, отбивая их атаки или же, что реже, сдерживают их ценой собственных жизней, выигрывая время для подготовки города к нападению.

Таким и почет, и слава, и отдельное пропитание, вкупе с лучшим обмундированием. Но и отбор туда строг. Кого попало не берут, обязательно проверяют на крепость духа и непоколебимость в принятии решений.

В общем, с каждым проведенным в беседе с Артиком часом, я все больше и больше проникался нешуточным уважением к жителям подземного города. Если они говорят правду, и они отрезаны от другого мира, то они проделали колоссальную работу, доведя общинный строй до такого уровня.

Хотя, если вдастся в никому не нужные раздумья, то и выбора у гоблинов особо то и не было. Приспосабливайся или умири. Не удивительно, что они выбрали первый вариант.

В условиях изолированной жизни и полным отсутствием каких‑либо разумных соседей, у гоблинов отпала потребность в деньгах как таковых. Вместо этого преобладал натуральный обмен «ты мне ─ я тебе». Причем меняли все на все ─ как предметы, так и услуги.

Особо ценились изделия из железа. При тотальном дефиците металла и отсутствии источников его пополнения, он стал настоящей ценностью. Правда наиболее нужные предметы находятся на балансе города, но и того, что осталось, хватает. Далее шли одежда, обувь, деликатесы в виде особых кореньев или кротового мяса и уже за ними было все остальное, на манер профессиональных услуг или бытовых мелочей.

Под землей нет смены дня и ночи или другого видимого разделения суток, потому, для удобства, были созданы настоящие песочные часы, вырезанные умелым мастером из цельного куска кварца. За один раз они отмеряли, примерно, двадцать ─двадцать один час, что было ненамного привычных суток.

Тонкие, полупрозрачные стенки часов позволяли следить за количеством упавших песчинок, и когда последняя из них упадет из верхнего отсека в нижний, гоблин, наблюдающий за этим обязан тут же перевернуть механизм и ударить в стоявший рядом гонг, оповещая жителей о наступлении нового цикла. Кстати, очень почетная и ответственная должность, как оказалось.

После беседы с Артиком я был предоставлен сам себе и волен был делать все, что пожелаю и идти куда пожелаю. По крайней мере до тех пор, пока полностью не восстановлюсь. Единственным неоспоримым условием было постоянное сопровождение одного или нескольких гоблинов. И если в черте города за мной не особо и смотрели, то стоило мне выйти за каменный мур, и от меня не отходили ни на шаг.

В первый день я облазил город вдоль и поперек, заглядывая во все мыслимые и не мыслимые места. Для себя я решил проводить времяисчисление в днях, а не циклах, чтобы не свыкаться с окружением. Если я намерен от сюда вырваться, то ни что не должно мне мешать или понижать мою веру в это. Тем более, такая вещь, как подмена понятий.

Их быт оказался довольно интересным. К примеру, у них нет откровенных бедняков или попрошаек, но есть небольшой процент легкомысленных гоблинов, живущих одним днем. Они не утруждают себя постройкой дома, не обзаводятся полезной утварью или другими нужными для нормальной жизни вещами. Нет. Вместо этого они спят на земле и обходятся самым минимумом необходимого, тратя все свои награды за работы на более вкусную еду. Если каждый день может стать последним, то зачем напрягаться? ─ такой их немудренный слоган по жизни. Чудаки, что с них взять. Такие себе хиппи в гоблинском варианте. Не хватает только раста‑дури и пропаганды «не убий крота» и «нет войне».

Именно таким вот «хиппи» и принадлежало подавляющее большинство участков без домов с криво очерченной границей.

Гуляя по городу и почесывая зудящее от чудо‑мази бедро, я частенько тихо хмыкал, видя, как шарахаются от меня гоблинши, шикая на бесстрашных детей. Мелкие сорванцы удумали свою игру. Правила просты ─ дотронься до человека и убеги. Главное, чтобы он тебя не поймал и не съел.

Последнее я, конечно, придумал, но как по‑другому объяснить их подкрадывания, дерганье меня за штанину, рукав или другую часть одежды и поспешное бегство к ближайшему укрытию? Честно говоря, меня это очень забавляло. Я не раз им подыгрывал, время от времени резко оборачиваясь к неудачливому крадуну и «злобно» на него рычал. Дети пугались до чертиков, весело визжа от восторга и бросались в рассыпную. А вот их мамы, почему‑то, не разделяли их веселья. Каждый раз после моей подобной «игры» они бледнели и активней шикали на детей, загоняя их домой.