Страница 9 из 113
Новым неподконтрольным «м-м-м» встречает чувственный укус соска в унисон с ощутимым нажатием мужского пальца на чувствительную точку под платьем… Забывается, кажется, потому что держит глаза закрытыми, двигаясь навстречу руке, насколько позволяет поза, не понимает, наверняка, насколько возбуждает этой своей наивной откровенностью…
А в какой-то момент наоборот — перестает открывать тело все бесстыдней для ласк, зато прижимается изо всех сил к Корнею, впивается ногтями в шею сзади, поднимается выше, сжимает волосы, утыкается сначала носом, а потом и губами в шею под подбородком. Так, что Корнею приходится чуть запрокинуть голову, чтобы могла устроиться так, как хочет…
Влажно, громко дышит, находится на грани, ее же ждет… Меняет тихие «м-м-м» на чуть более громкие «ах»… Цепляется свободной рукой за его кисть, будто прося… Еще сильней… Еще быстрей…
И Корней прислушивается. Делает еще несколько движений пальцами, нажимает… И чувствует, как ее внутренняя пружина выстреливает, отзываясь сокращениями… Аня впивается ногтями — в кисть и затылок, вжимается носом в шею и словно благодарит чувственным еле-уловимым стоном на выдохе…
Несомненно, испытывает сейчас что-то новое для себя. Несомненно, что-то куда более сильное, чем могла бы представить, не имея опыта…
Сначала скрутившее разом все мышцы в теле. И начавшее посылать кровь толчками — но не от сердца, а от промежности в унисон с ее пульсациями. Пока она не начнет затихать, пока вслед за максимальным напряжением не придет полное расслабление… До состояния полного бессилия в коленях, руках, голове…
Когда как бы ни пыталась — удержать пятки на ручках не можешь. Поэтом они снова соскальзывают…
Можешь только прижиматься к мужчине, чья рука теперь лежит уже на бедре поглаживая, а губы прижаты к виску… И так хорошо, тихо, спокойно, что… Не хочется двигаться. Никогда и ни за что…
— Все хорошо? — Корней спросил, когда почувствовал первые Анины шевеления после. Она облизала губы, случайно задев при этом языком кожу на его шее…
Дробно кивнула, не заботясь о том, что он мог не уловить это движение…
— Это было очень… — произнесла, отчего-то дико боясь вернуться в мир коридора из мира его шеи…
— Бывает сильнее. Узнаешь со временем.
Но он заставляет, бросив спокойный комментарий. Сейчас кажущийся Ани абсолютной нелепицей.
Потому что… Куда сильнее-то?
Она вскидывает взгляд, становится чуточку дальше, смотрит в лицо… По мужскому подбородку вниз…
К идеальной рубашке, галстуку, пиджаку, которые она даже не пыталась расстегнуть, уж не говоря о том, чтобы снять…
Замечает шевеление, понимает, что он хочет снять руку с ее практически голого бедра. Впрочем, она вообще практически голая… Накрывает обратную сторону его ладони… Ведет своим пальцем по его… Как бы благодаря… За все, за все…
Знает, что он следит за этим с усмешкой, но не злой, не издевательской, просто…
Они оба помнят, что она очень наивная… И очень влюбленная… Но ведь не настолько неблагодарная, чтобы…
Пока не успела передумать, Аня снова тянется губами к его рту, а рукой — к паху. Чувствует страх, но пытается его отбросить. Ощущает жар и напряжение, которые отзываются дрожью внутри и новой волной возбуждения в ней…
Сама не знает толком, что должна и может сделать, но пытается сжать, ведет через ткань вверх…
Но тут же чувствует, что Корней ее останавливает. Достаточно жестко, чтобы понять — это не кокетство. Не стоит (прим. автора: во избежание разночтений поставлю-ка я ударение, гыгыгы). Сжимает ее руку в своей, отрывается от губ первым, тянет вверх, касается поцелуем центра ладони…
— Позже.
Произносит, целует в нос, видит, что Аня нахмурилась, позволяет губам дрогнуть в улыбке…
— Ты даже пиджак не снял… Это нечестно…
Улыбается шире, когда она произносит… Очевидно, найдя свою вину там, где ею и не пахло.
Очевидно, совсем позабыв, что так и сидит — голая, открытая, желанная и горячая перед ним. Не представляя даже, насколько возбужденным.
— Сейчас могу снять. Устроит? — и как непросто сводить все в шутку, продолжая удерживать ее ладонь в своей, чтобы не лезла, куда не стоило бы сейчас… Он ведь должен сдержать свое слово. Обещал, что больно не будет. И что будет, когда она умом решится, тоже обещал.
Аня несколько секунд смотрела Корнею в глаза — по-прежнему хмурясь, потом же потянулась к шее, снова уткнулась, зашептала:
— Спасибо тебе. Спасибо… Спасибо… Спасибо… Я никогда… Мне очень стыдно, но это…
— Тебе нечего стыдиться. Ты всегда красивая. И сейчас тоже.
— Я вела себя, как…
— Секс создан для того, чтобы вести себя так. Терять контроль. Ты хочешь. Я это чувствую. Это очень возбуждает.
Говорить с ним о подобном тоже было стыдно. Аня распахнула глаза, прокручивая в голове слова… Затаилась, забыла, как дышать на пару секунд… А потом прерывисто… И тут же губами к коже… Касаясь раз… Второй… Третий… И снова языком… Но на сей раз уже специально.
Достаточно ощутимо, чтобы Корней шумно выдохнул, придержал ее за плечи, отстранился, заставил себя смотреть в глаза, а не на обнаженную грудь, тонкую талию, собранное на бедрах платье, кружево чулок…
— Мы сегодня на этом остановимся, Ань.
Произнес серьезно, чувствуя легкую злость из-за того, что слова расходились с его желаниями, и удовлетворение — потому что у нее во взгляде тоже мелькнул протест… Но она быстро его потушила. Кивнула. Опустила взгляд…
Осознала наконец-то… Попыталась прикрыться…
Корней не дал. Придержал руки за запястья, развел их в стороны… Чувствовал напряженный девичий взгляд, когда снова склонялся — сначала к одной вершинке, чтобы коснуться губами, потом ко второй… Поднялся к лицу, так же — целомудренно — коснулся кончика носа…
— Я никогда раньше не…
— Я знаю. — Хмыкнул в ответ на очередное Анино недопризнание.
Сам потянулся к бретелькам, чтобы вернуть все на исходные — их на плечи, подол платья ниже, застегнуть на спине…
Одевал, словно куклу. А Аня не сопротивлялась, но и с помощью не спешила. Просто следила затуманенным взглядом, время от времени позволяя уголкам губ приподняться в улыбке, раз за разом заново переживая…
— Это не было страшно…
Произнесла, когда платье было оправлено, Корней сделал шаг назад…
— Не упадешь? — он следил за тем, как Аня спускается, придержал за талию, позволил снова себя обнять… Знал, что она специально прижимается сильнее, чтобы лучше почувствовать животом его реакцию… Не хотел ни выпускать, не отпускать. А вот развернуть, вжать в стену и закончить — уже не только для нее, но для двоих — очень. Но не сегодня. Ей рано.
— Ты самый лучший, Корней. Самый-самый лучший…
Она продолжала лепетать что-то наивно-влюбленное, снова тянулась к лицу, терлась носом о подбородок, ластилась, как кошка… И надо бы отправить все же спать, но Корней не делал этого. Просто придерживал за талию, чтобы не потеряла равновесие на довольно слабых ногах.
— У тебя просто остаточные. А вообще я ужасный. Мы оба знаем…
Пошутил, поймал хмурый ответный взгляд… Понял, что собирается спорить и доказывать…
И Корнею нестерпимо захотелось покачать головой, задавая себе в миллионный раз один и тот же вопрос: как угораздило-то связаться с ней?
— Спать иди. Ты устала.
Так же, как ранее к себе, развернул девушку, придал легким шлепком импульс двигаться в нужном направлении…
Понял, что тот самый шлепок ее немного отрезвил.
Аня дернулась в сторону двери, оглянулась…
Поймала взглядом все так же лежавшее на тумбе белье…
Сгорела бы от стыда, проснись она утром и обнаружь его здесь же. Поэтому метнулась, схватила, спрятала за спину, нещадно краснея от вновь нахлынувших воспоминаний и от того, что тело по-прежнему отзывалось… Будто до сих пор чувствовало касания рук — нежные и требовательные. Мнущие и гладящие.
Понимая, что краснеет с каждой секундой все больше, а Корней все же тянется к включателю, чтобы зажечь свет, снова развернулась, почему-то неистово мечтая побыстрее скрыться в спальне…