Альфа и Омега

— Верно, — выдохнула я, отведя глаза и немного нервно пощипывая край своих длинных рукавов.

— Это не мое дело, дорогуша, но ты бы не затягивала с этим, — наставительно произнесла старшая омега. — В твоем возрасте у меня уже трое детенышей было. Это счастье — исполнить свой материнский долг и посвятить себя семье.

Теперь я явственно ощущала на ней запах ее альфы — тяжелый и густой, немного маслянистый. Он резко контрастировал с ее собственным, более мягким и душистым, и покрывал ее с головы до ног. Даже не видя его, не представляя, как он выглядит, я ощущала его присутствие и его прикосновения к ее коже. Он был повсюду, словно назойливая муха, он словно бы настойчиво повторял снова и снова: «Это мое, мое, мое». Интересно, сам альфа так же пропитался запахом своей омеги? Смогла бы я почувствовать ее, стоя рядом с ним? Или же только таких, как мы, можно клеймить и называть собственностью? Почему-то прежде я не задавалась этим вопросом — может, потому, что сталкиваясь с чужим альфой так близко, чтобы разобраться в нюансах его запаха, мне больше всего хотелось не заниматься этим, а просто удрать подальше?

Я не знаю, зачем вообще завела этот разговор. Второй день подряд меня тянуло к незнакомым людям с дурацкими вопросами. Как если бы чужие голоса были единственным способом заглушить этот проклятый шепот, что шелестящим отзвуком все еще звучал у меня в голове.

Омега… Кто ты?

Я старалась не думать о нем — о молодом альфе, чей смутный образ преследовал меня, — но это было действительно тяжело. Я даже поймала себя на мысли, что подсознательно ожидаю увидеть его. За следующим углом, в окне соседнего здания или просто на улице. Более того — что хочу его увидеть. Я все еще не представляла, что за ересь творится между нами, как все это объяснить и что с этим делать, но осознавала, что хочу снова ощутить этот взрыв эмоций, нечто среднее между паникой и восторгом. Чтобы адреналин наполнил вены, чтобы сердце колотилось как бешеное и чтобы все ощущалось таким… ярким? Осмысленным?

Цельным?

Резким движением задрав рукав свитера, я прижалась носом к своей метке, которая за ночь стала еще более гладкой и ровной, уже больше напоминая татуировку, чем шрам. Вдохнув пойманный в ней запах, я ощутила, как по всему моему телу побежали восхитительные мурашки, словно я только что погрузила замерзшие руки в горячую воду. Сжав зубы до боли, чтобы не заскулить от нетерпения и нереализованного желания, я несколько секунд просто стояла неподвижно, прижав к лицу собственное предплечье и цедя воздух понемногу, словно он мог в любой момент закончиться.

Если на меня так действовал только его призрачный запах, то что со мной будет, если он окажется рядом? Если коснется меня? Я знала, чего хочет омега внутри меня, и спорить с ней было практически невозможно. Но Хана Росс — то, что я именовала голосом разума и здравого смысла — придерживалась другой точки зрения. Потому что у меня был только один шанс удержать контроль над собственной жизнью, пока мне в самом деле не начало казаться, будто этот преследующий меня маньяк — моя вторая половинка.

— Я хочу, чтобы вы сказали мне, как от этого избавиться.

С этими словами я положила руку на столик между нами, и глаза отца Горацио расширились от неподдельного удивления, граничащего с настоящим шоком. Он потянулся было ко мне, но на полпути замер и уточнил:

— Вы позволите?

— Да, — кивнула я, и тогда он осторожно взял мою руку, приблизив ее к себе и внимательно разглядывая метку. Сегодня, как и в день нашей первой встречи, я не чувствовала его запаха, но его близость все равно волновала меня, заставляя ощущать себя как на иголках. Пока он разглядывал мое предплечье, хмуря брови, я рассматривала его. Широкие мощные плечи, высокий лоб, аккуратно зачесанные волосы и внимательные голубые глаза — все в нем производило впечатление силы и уверенности в себе. А белая ряса с высоким воротником лишь усиливала это впечатление. Почему-то в этот момент я вспомнила, как видела выглядывающие из-под нее кроссовки и джинсы, и мне стало немного легче. Мне было сложно не испытывать подсознательного страха перед ним, но я старалась пересилить свою инстинктивную природу. Сейчас речь не шла о том, что он был альфой, а я омегой, сейчас я нуждалась в его помощи как профессионала, и это все, что имело значение.

— Я никогда не видел меток истинной связи вживую, поэтому не могу с уверенностью сказать вам, что это она, — наконец произнес отец Горацио, отпуская меня. — Но даже если так, почему вы хотите избавиться от нее?

— Я не просила об этом, — честно отозвалась я. — Мне неприятна мысль, что высшие силы, судьба или Великий Зверь будут решать за меня, кого мне любить. Я ощущаю, что у меня словно бы нет права голоса в происходящем, что я совершенно это не контролирую.

— Разве не все мы влюбляемся именно так? — мягко уточнил альфа. — Встречаем кого-то, не подозревая, что за чувства он способен в нас разжечь, а потом становится уже слишком поздно. Сердце никогда не слушает разум, но в вашем случае право голоса забрало себе тело, а не сердце. Только и всего.

— Нет, это неправильно, — помотала головой я. — Я… совсем его не знаю. Что, если он… плохой? — Перед глазами на мгновение мелькнул образ обезображенного тела на асфальте.

— Что вы вкладываете в это слово, Хана? — спросил мой собеседник, сделав большой глоток из принесенной ему чашки кофе. — Что вообще значит быть «плохим» и кто это решает?

— Общество? — предположила я не очень уверенно.

— Вы всегда соглашаетесь с тем, что говорит вам общество? — Он посмотрел мне прямо в глаза, и я невольно поежилась под его взглядом. Он словно бы видел меня насквозь — все мои тайны, страхи и постыдные желания, — но при этом не осуждал, а лишь поддерживал и даже сопереживал. Этому взгляду хотелось поверить без оглядки и выложить все как на духу. И я уже открыла рот, чтобы рассказать обо всем, что произошло, включая убийство и тот факт, что молодой альфа явно меня преследует, но в эту секунду метку на моей руке болезненно дернуло, и я не смогла выдавить из себя ни звука.

— Я понимаю, что это непростой вопрос, — кивнул отец Горацио, решив, что я просто не могу подобрать слов, чтобы ответить ему. — Мы взрослеем в мире с очень четким разграничением между допустимым и неприемлемым, социально одобряемым и наоборот. Порой нам просто легче согласиться с тем, как должно быть, чем пытаться убедить себя или окружающих в чем-то ином, разве не так?

— Я никогда не верила в судьбу, святой отец, — произнесла я, угрюмо опустив глаза и сжав пальцами свое нудящее предплечье. — Я считала, что только мы сами ответственны за выбор, который мы совершаем. Это… было моей жизненной философией, если хотите. Что мы вольны выбирать и не обязаны слушаться чужих наставлений или соответствовать чужим ожиданиям. Но в этом случае должны быть готовы к последствиям своих поступков. Я привыкла полагаться только на себя и на свои решения. И если они бывали ошибочными или недальновидными, я училась на этих ошибках, и мне было проще признавать и принимать их, ведь я знала, почему совершила их.

— Быть может, в таком случае вам следует принять собственное решение и покориться судьбе, чтобы узнать, что она для вас приготовила? — все так же мягко спросил он. Его рука медленно двигалась по кругу, размешивая остатки сахара в наполовину выпитом кофе, и я отчего-то не могла оторвать взгляд от солнечных бликов, то и дело вспыхивающих на его наручных часах.

— Почему вы пытаетесь убедить меня в этом? — наконец с мучительным непониманием спросила я.

— Хана, послушайте меня, — чуть повысил голос отец Горацио, вынуждая меня снова посмотреть на него. — Если то, что с вами произошло, это правда, если вы действительно стали носителем метки истинной связи, то это… величайшее чудо и величайшая божественная загадка. Священные книги говорят, что связанные альфа и омега становятся более прочих близки к Великому Зверю внутри себя. Последние несколько десятилетий Церковь тщетно бьется над разгадкой причин постепенного вымирания нашего вида, вы и сами это прекрасно знаете. И если наша текущая теория верна, то ответ кроется как раз в феномене истинной связи. Отказываться от чего-то подобного это… это просто глупо, если хотите знать мое мнение.