Страница 1 из 7
Александр Колупаев
Вожак
Вожак
От бешеного бега гулко стучало сердце и сильно хотелось пить. Вожак пошел мелким шагом, потом остановился. От сжигающей его обиды он лег на пушистый снег. Холодок приятно освежил разгоряченное схваткой и бегом тело.
Плохое выдалось утро….
А начиналось оно, как и многие другие обычно и ничем особенным не отличалось.
Вчера, волчья стая, под его руководством, подошла близко к поселку. Там – люди.
Злейшие враги.
Вожак навсегда запомнил, как жалобно заворчал его отец, и в ответ заскулила мать, когда до их уютной и теплой норы врытой в расселине между скал, донесся невнятный шум. Это был странный шум: он изредка напоминал бормотание быстрого ручейка, в котором трое волчат лакали вкусную воду, а изредка – шелест листьев на дереве что росло неподалеку. Маленький волчонок даже насторожил ушки: необыкновенный шум развеселил его. Но, подчиняясь глухому и грозному ворчанию матери, волчата дружно забились в нору. Волчонок успел заметить, как отец, а потом и мать, длинными прыжками умчались прочь. А шум нарастал, перешел в непонятные, отрывистые звуки и возле их норы остановились странные звери.
У них было всего две ноги, длинное туловище, вытянутое кверху и странные лапы, которыми они нелепо размахивали. А главное – они отвратительно и сильно пахли! Волчонок оскалил зубы, но это не помогло. Страх погнал его дальше, глубже в нору. Он, не обращая внимания на ворчание брата и поскуливание сестры, полез через них, в дальний угол норы. И ещё дальше – в узкую, темную трещину, куда даже при самой азартной игре они боялись забираться. Залез, забился и затих. Только один хвостик остался снаружи. И почти сразу за этим, в нору просунулась палка. Кто-то из волчат, щелкнул по ней зубами.
– Здесь они! – волчонок не знал смысла этих звуков, но понял что его брат и сестра обнаружены этими зверями.
– Митрич, одень рукавицы, да забирай их в мешок! – другой голос был более скрипучий.
– А можа оставим до снегу? – тот, кого назвали «Митрич», наклонился над входом в нору, так что стало совсем темно.
– Да ну их! Оне сколько животины порежут! Взрослых возьмем по снегу!
И тут волчонку стало совсем страшно! Он хотел жалобно заскулить, но что-то подсказало ему, что нельзя этого делать! Так и просидел он, слушая, как заверещала его сестра, когда её вытянули из норы, и как несколько раз пытался укусить этого зверя за протянутую лапу его брат. Все было напрасно: их выволокли из норы и куда-то дели. Он слышал только поскуливание и их возню в тесном пространстве.
– Больше никого? – спросил скрипучий голос.
– Никого!
– Странно! Вроде трое было! Убег с родителями видно! Ладно, уходим!
После этого все затихло, но волчонок продолжал сидеть пока не учуял такой родной запах отца и матери и не услышал их жалобное поскуливание.
Как давно это было! Прошло семь трудных зим и великолепных в своем цветении весен! Но восьмая зима принесла взматеревшему волку большую неприятность!
Вожак потряс разорванным ухом – хорошо, что оттуда перестала капать кровь, и принялся зализывать прокушенную лапу. Горькой обидой наполнилась душа. А ведь утро начиналось так хорошо!
Прошедшая ночь выдалась темной, на небе, затянутом мутной мглой не было видно звезд, да и луна тусклым пятном бросала слабый свет на поле перед поселком. Изголодавшаяся стая легко подчинялась его приказам. Они разбились на две группы и, обогнув село, пробрались к большому сараю. Пахло вкусно – пахло добычей.
Дождавшись, пока человек с палкой, сеющей смерть, зайдет в свою огромную нору, вожак одним прыжком вскочил на крышу, напором мощных лап открыл маленькую дверцу и, втянув запах заметавшихся от ужаса овец, прыгну внутрь. Нет, он не стал рвать в клочья дрожавшую плоть, он знал, что сам был в западне. В два прыжка достиг задних ворот, откуда выгоняли стадо и, став на задние лапы обнюхал их.
Запах человека особенно был сильным от концов длинной деревянной палки, а вот ближе середины она противно пахла железом.
Прыжок двумя лапами – и он понял, что эта палка, отскочив вверх, откроет ему путь на свободу, а его изголодавшейся стае принесет пищу. На втором прыжке палка с громким стуком слетела на землю и створки ворот под напором его тела распахнулись. Ошалевшие от ужаса овцы ринулись прочь.
Стая, в ночной темноте захлебываясь кровью и плюясь шерстью, рвала податливые тела, глотала куски дымящейся ещё живой плоти. Но он, вожак, быстро и ловко, зарезав своими клыками нескольких овец, злобно зарычав на членов стаи, а кого-то и больно куснув, быстро навел порядок. Закинув на спины тяжелую добычу, стая уходила в ночь. Запоздалый крик сторожа и выстрелы ничего уже не могли изменить.
Всю ночь, волки блаженствовали: их желудки были отягощены знатной добычей. Но под утро смутное беспокойство, переросшее в тревогу, заставило вожака поднимать стаю в путь.
И тут случился бунт!
Нет, волчицы и подросшие годовалые волчата, беспрекословно чувствовали его силу и его хватку! А вот взматеревший двухлетний волк, со светлыми подпалинами на брюхе, открыто выказал свое недовольство! Зачем уходить от остатков добычи?! Зря вожак не предал большого значения его злобному оскалу! Достаточно было сшибить его ударом мощной груди и пару раз лязгнуть над его горлом острыми клыками!
Эх, старость, старость! Вожаку все ещё казалось, что его белые клыки, по прежнему остры и стоит их только оскалить, как вся стая покорно последует его приказу! Но, время безжалостно притупило его зубы. Мало того, один из них был сломан наполовину и его оскал желтых, изломанных клыков уже не внушал такого страха и повиновения….
Молодой волк, недовольно поворчал, но взмахом хвоста высказал повиновение. Вожак, отвернувшись от него, направился было вперед, как сильный толчок сбил его с ног! Падая, он успел повернуться и, открыв свою пасть, приготовится к защите. Только то, что произошло потом, привело к его полному поражению! Нападающий молча и подло вцепился в его заднюю лапу! Быстро крутнувшись, вожак наказал своего соперника – сбоку вцепился в его шею. Эх! Такого поражения он ещё не знал! Стертые клыки не смогли даже прокусить кожу! Скользнув по жесткой шерсти, они с глухим стуком ударились друг о друга. То, что произошло потом, даже сейчас заполняло душу бывшего вожака стаи отчаянной тоской. Молодой наглец, вцепился ему в ухо, почти разорвав его надвое! Окрыленный столь блестящей победой, он снова сбил вожака с ног и его острые словно бритва клыки схватили уже бывшего вожака стаи за горло! Матерый волк замер….
Шевельнись он – значит не признать своего поражения. И тогда всё! Сожмет он свои челюсти, брызнет алая кровь на белый снег! Вожак не шевелился.
Молодой волк, оставил его, и оббежал стаю, оставляя всюду свои пахучие метки. Уже бывший вожак, превозмогая боль в прокушенной лапе, медленно поднялся. Все волки виновато отворачивали от него взгляд. И он понял – стая больше не принадлежит ему! В стае не было такого понятия как жалость.
Поджав хвост и прихрамывая, он, понуро поплелся прочь. Только сейчас понял своего тогдашнего соперника, вожака стаи, которого он сменил.
Нет, он не поступил так подло. Он победил в честном бою! И побежденный, так же вот понуро уходил от стаи. И не было видно его ещё три дня. Только потом, он прибился обратно. Как сладко было сознавать свое превосходство! Стоило только оскалить клыки и поверженный им волк, словно молодой щенок, послушно кувыркнулся на спину.
Давно это было, давно. Вожак вздохнул, тронул языком снег и снова принялся зализывать рану. Нет, не пойдет он в стаю! У него ещё есть гордость!
Волк не знал, сколько прошло времени. Знал только одно – нужно уходить в темный лес. Уходить туда, где овраг делился на три неглубоких отрога поросшими ельником. Там было тихо и тепло, ветер не долетал до дна, а только шумел в верхушках деревьев.
Он встал, втянул носом воздух и тут чуткое ухо услышало звук.