Страница 26 из 27
Я припарковала «Глэдис» у северной стороны гробницы Кассандры Коттлстоун и похлопала ее по кожаному седлу. Серебряный блеск ручек ее руля напомнил мне об испуганной лошади, показывающей белки глаз.
– Присматривай за окрестностями, – прошептала я. – Скоро вернусь.
Могильный холм и брезент выглядели точно так же, как и в прошлый раз. Насколько я могла разглядеть в лунном свете, новых отпечатков ног не было; никаких свежих следов служебных сапог.
Пока что все хорошо, – подумала я.
Я пробралась под брезент, поболтала ногами в воздухе пару секунд – и скользнула в склеп.
Как и в прошлый раз, мой нос сразу же пронзила вонь, но теперь я решила мысленно от нее отключиться.
Оставалась небольшая вероятность, что мой фонарь заметят, поэтому я его выключила и сосредоточила внимание на тяжелой деревянной двери.
Я захватила одну из самых своих любимых отмычек; брекеты, которые я испортила прошлым летом, использовав их по тому же назначению в Грейминстерской школе. Они и согнутая вилка для солений – о которой, надеюсь, никто никогда не вспомнит – вот и все, что нужно человеку, чтобы открыть практически любой замок в христианском мире.
Проблема заключалась в том, что замок проржавел. Он не мог сильно окислиться, подумала я, поскольку, если моя теория верна, его использовали не далее чем шесть недель назад. Тем не менее чертова штука не поддавалась.
И где я найду приличную смазку на дне вонючей могилы в полтретьего утра?
Не успела я задуматься об этом, как ответ пришел сам.
Есть ненасыщенный углеводород с молекулярной формулой C30P50 и несимпатичным названием «сквален», который содержится в дрожжах, оливковом масле, икре, печени некоторых акул и коже человеческого носа.
Из-за чрезвычайно высокой вязкости его используют часовщики для смазывания шестеренок, дворецкие для полировки черного дерева, взломщики для смазывания револьверов и курильщики для ухода за любимыми трубками.
Старый добрый привычный жир на носу – чтобы открыть старый добрый привычный врезной замок.
Сама дверь была сделана из прочных планок, и я могла разглядеть отметины стамески, с помощью которой грубо врезали замок. Обычный замок с язычком, открывается самым простым ключом с плоской бородкой.
Плевое дело.
Я провела ногтем большого пальца по крыльям носа и вытерла жирный осадок об один конец исковерканных брекетов. Зажав фонарь между плечом и подбородком, я вставила изогнутый конец проволоки в замочную скважину и елозила им туда-сюда, пока не пришла к выводу, что внутренности замка смазаны достаточно.
Потом я подцепила проволокой язычок, отжала его и – резко повернула.
Сначала ничего… Упирается. А потом – радостный щелк!
Я повернула ручку, и дверь распахнулась с замогильным стоном.
Я переступила грубый деревянный порог и вошла в туннель.
Сырой и едкий – вот два слова, лучше всего описывающие запах этого места. Сейчас я находилась в пяти-шести футах под землей, и с этой точки туннель уходил еще ниже в сторону церкви. Кто бы его ни выкопал, я полагаю, он хотел обойти неприятное содержимое церковного кладбища.
Медленно продвигаясь по туннелю, я прекрасно понимала, что в земле над моей головой и по обе стороны от меня лежит все, что осталось от мертвецов Бишоп-Лейси, в течение столетий их частицы просочились в рыхлую землю.
Внезапно в моей памяти всплыла одна проповедь викария – о том, что мы все – глина, а Господь – наш гончар: урок, который только сейчас здесь, на церковном кладбище, стал особенно понятным. Повсюду, куда я обращала взгляд, виднелись останки тел, будто обломки кухонной посуды, блестевшие белизной в свете моего фонаря.
Зрелище не менее поразительное, чем любая трехмерная геологическая выставка в Музее науки.
Держись, Флавия, – подумала я. – Не время предаваться размышлениям о чудесах разложения.
Я медленно продвигалась по туннелю, с каждым шагом погружаясь все глубже и глубже под землю. Здесь расстояние казалось куда большим, чем наверху на кладбище. Сейчас я наверняка должна уже добраться до фундамента церкви.
Может быть, туннель ведет не в церковь, возможно, он идет в совсем другом направлении.
Но нет, я иду по прямой, по крайней мере насколько я могу это определить.
Теперь пол туннеля начал подниматься, и довольно круто. Впереди показалось что-то вроде каменной арки.
И еще одна запертая дверь.
Этот замок был старее первого и еще хуже поддавался отмычке. Механизм более массивный, тяжелый, тугой, и почти не поддавался проволоке моих брекетов.
Я поздравила себя, что на всякий пожарный прихватила вилку.
Еще немного сквалена с моего носа, чуток работы по смазыванию замка с помощью проволоки, парочка ловких движений столовым прибором и – вуаля! – замок открыт, дверь распахнута.
Я вышла из туннеля.
Теперь я оказалась в низком каменном помещении – это явно часть склепа.
Железные подсвечники на стенах некогда служили для того, чтобы держать факелы: изрядных размеров пятна черной копоти на потолке, которым, вероятно, были сотни лет, демонстрировали, что когда-то здесь пылали огни.
Стены были испещрены именами и инициалами: Д. К., Р. О.; Плейфейр, Мадригол, Уэнлок – некоторые из них являлись предками семей, до сих пор обитавших в Бишоп-Лейси.
Но имя де Люсов здесь не встречалось.
В задней части помещения было то, что я сначала приняла за дыру: прямоугольник мрака примерно в пяти футах над полом. Я посветила туда фонарем, но ничего не увидела. Не хватало роста.
К счастью, кто-то соорудил прямо под отверстием импровизированную подставку из обломков гранита – вероятно, от старых надгробий.
И без отпечатков ног, повсюду видневшихся в пыли, было ясно, что это отверстие использовали совсем недавно.
Я забралась наверх и всмотрелась внутрь. Следующее помещение оказалось удивительно большим.
Подтянувшись на руках в темноту, я поползла дальше на четвереньках. На секунду мне вспомнился Говард Картер,[37] пробирающийся по лабиринтам коридоров в пирамидах.
Разве он умер не от того, что проигнорировал проклятие?
В тесном каменном коридоре я слышала стук собственного сердца.
Танк-ред, Танк-ред, Танк-ред, Танк-ред…
Интересно, святой, как Шекспир, не наложил ли проклятие на свою гробницу? «И проклят – тронувший мой прах»[38] и так далее.
Вот что случилось с бедным мистером Колликутом?
Маловероятно. Даже если духи мертвых могут убивать, сомневаюсь, что они в состоянии натянуть противогаз на лицо жертвы.
При мысли о мистере Колликуте по моему телу пробежала дрожь. Если моя теория верна, то его протащили, живого или мертвого, по этому самому туннелю.
Я сделала мысленную заметку – надо помолиться о нем хорошенько в пасхальное воскресенье.
И тут довольно резко узкий тесный проход разветвился, и я обнаружила, что смотрю прямо в просторный зал. Как и в предыдущей комнате, кто-то очень кстати свалил обломки камней прямо под отверстием, и я смогла с легкостью слезть на покрытый булыжниками пол.
На этом коридор заканчивался: конец.
Я медленно провела фонарем по помещению, но кроме имен и инициалов, выцарапанных в каменных стенах, ничего не обнаружила.
Пусто.
Пусто, только пара железных кронштейнов торчит из стены.
Две рукоятки воткнуты в противоположные стороны одного камня: явно для того, чтобы передвигать его.
Быстрый осмотр подтвердил мою правоту: тонкая, как лезвие бритвы, щель проходила над верхней частью камня и по бокам. В отличие от других камней в стене этот хоть и был подогнан идеально, не был закреплен известковым раствором.
Значит, его можно вытащить.
Ощупывая щель, я почувствовала кончиками пальцев сквозняк – тот же самый сквозняк, уверена, который я ощутила тогда в склепе.
Если не ошибаюсь, я сейчас прямо за стеной того помещения, где спрятали тело мистера Колликута.
37
Говард Картер (1874–1939) – знаменитый английский археолог и египтолог, открывший гробницу Тутанхамона.
38
На могиле Шекспира выбита эпитафия:
(пер. с англ. А. Величанского).
Согласно легенде, сам Шекспир сочинил ее и распорядился выбить на своей могиле, однако доподлинно это не известно.